Конечно, столовая была запущенная, каша несладкая, а из напитков только компот, разведенный водой, но зато у нас подобралась неплохая компания.
— У меня семья разорилась, отец сразу бросился со скалы в реку Дарах, а матери броситься не дали сестры. Две сестры-бесприданницы. Девчонок надо было содержать, учить, замуж выдавать, а мне дали две тысячи золотых, как плату за жизнь.
Мильт уплетал кашу и умудрялся при этом беспрестанно болтать. Сероглазый, весь в мелких белых кудрях, но взгляд внимательный, боевая стойка на зависть многим драконирам.
— Что значит плата за жизнь?
— Мне деньги сразу были нужны, ну я и продался в Ленхард с потрохами. А то бы со скалы пришлось бросаться всей семьей.
— Это противозаконно! — искренне ужаснулась я. — Две тысячи золотых — это плата за три года службы, а не за жизнь.
Мильт задумчиво отодвинул тарелку и улыбнулся.
— Они не знали, что я так долго проживу, вейра Эль, я же драдер. А в наземных войсках живут от года до трех, мало кто выживает дольше.
— Он везунчик, — с прохладцей кивнул Кантош Рах, — А я нет.
С утверждением Кантоша я вынуждено согласилась. Он действительно не был везунчиком.
Мы никогда не встречались в высшем свете, но история анта, которого на тренировке выделил Рейнхард Винзо, еще долго передавалась из уст в уста при дворе.
Молодой Кантош был драгоценностью дома Рах, но, к сожалению, серебряной драгоценностью. Рожденный с немыслимым талантом, пробудивший дракона в двадцать лет, он был лишь сыном второй наяры — пусть законной, но наложницы, а не жены. У старого Раха были трое сыновей от супруги из гордого рода Виршан, и все трое бракованные, о чем не стесняясь судачили на каждом углу Империи.
Старший проиграл в карты материнский замок, средний убил любовницу и был осужден в Кругу Истины, а третий был настолько непримечателен, что, как обмолвился сам глава Рах, лучше бы он тоже убил любовницу.
Старый Рах не зря держал свой род стальной дланью, старый Рах знал цену крови и выделял Кантоша. Подарил ему богатое поместье, в каждый военный поход снабжал его отряд лучшими боевыми амулетами, дал закончить Академию и планировал оставить своим наследником. Вот только пока Кантош был в последнем походе, глава умер, а его супруга… Его супруга ненавидела отнявшего наследство у ее сыновей Кантоша черной ненавистью.
И не года не прошло, как тот оказался в Ленхарде. Как и большинство неугодных антов его отправили на передовую под предлогом так называемой «защиты чести». Всякий род по желанию мог выделить одного из сыновей для поднятия престижа семьи, и мало какой род не воспользовался этим, чтобы избавиться от талантливого анта, угрожающего престижу наследника рода.
В любом случае, наша маленькая компания никому не мешала, а дракониры не делали поползновений в сторону моей улитки. Казалось, что они даже забыли о ней. Правда, улитка все время ныла мне в ухо, что она не вынесет их любви, она слишком роковая для улитки, у нее, между прочим, уже есть возлюбленный.
Иногда к нашей маленькой компании присоединялись вейр Ранаш, занявший лидирующее положении при командоре, и Иза. Изу по-прежнему опасались, считая ее предвестником несчастий, как-будто в Ленхарде этих несчастий можно было избежать. Но за нашим столом, она была неприкосновенна. Мы словно нащупали хрупкий баланс между ужасающей реальностью и редкими мирскими радостями: хороший обед, спокойные полчаса наедине с книгой, ничего не значащая беседа о погоде, артефактах, старых дворцовых сплетнях. Конечно, это не могло продолжаться долго.
— Сегодня обещают жару, — Мильт откинулся на стуле, грустно уставив поэтические очи в потолок. — Сваримся заживо. Если мы с Кантошем не придем на ужин, вейра Эль, ищите нас в супе.
На скуле у него наливался лиловый синяк, и он берег левую руку, но все мы делали вид, что этого не замечаем. Жалеть солдата — все равно, что разить его мечом. У каждого из нас было свое большое горе, и каждый должен был справиться с ним самостоятельно.
— Да, бой не будет легким, — обронил Атоль.
Сжав вилку покрепче, я примирительно улыбнулась.
— Зато завтра обещают чудесную погоду. Я перехватила пару климатических сводок, и центр рекомендует после обеда посетить пляж, а вечером совершить променад по набережной.
Иза мечтательно застонала прямо с набитым ртом. Я тоже, но мысленно. Ах, покинуть эти угрюмые каменные стены, пропахшие кровью, болью, плесенью, вдохнуть свежий воздух лесов, окунуться в холодный пруд…
— Нужно иметь смелость говорить о погоде и звать на пляж мужиков, которые завтра умрут.
Передо мной набычившись стояла Кайне. Вертикальный зрачок и блеклая чешуя, накрывшая лоб и щеки давали понять, что боевая драконица в ярости.
«Проклятая стерва, — резюмировала улитка. — Такую мечту запорола».
В столовой наступила тишина, и несколько секунд слышалось только мерзкое жужжание мух, которых в столовой было больше, чем крупинок в килограмме риса.
Ранаш, полыхнувший ответной злостью, начал было подниматься, а Кантош и Мильт подняли на меня взгляды, словно спрашивая разрешения на отпор. Будь я принцессой, охотно отдала бы им право защитить меня, но я теперь даже вейрой не имела права называться.
Более того, стоит мне промолчать, и я стану легкой мишенью для любого солдата с плохим настроением.
Опустив руку на плечо Атоля, я заставила его сесть обратно и медленно поднялась.
«Порви ее в лоскуты, Эль, — радостно визжала улитка. — Покромсай в салат, пщ, пщ, пщ…» Что такое «пщ» я не знала, но предположила, что у моей улиточки просто закончился словарный запас. Впрочем, я ее понимала, мне тоже не хватало приличных слов.
Развернулась к Кайне.
— Я думаю, хорошие манеры при любой погоде будут кстати, — сказала твердо. — А терять человеческий облик не стоит ни при каких обстоятельствах.
— Ах ты… Ты!
Резко и совершенно внезапно, Кайне набрала вдох, и я отчетливо поняла, в следующую секунду она выдохнет огонь, которого мне не избежать. Не сейчас, будучи лишенной магии и совершенно беззащитной перед атакой. Лучший способ выжить — сбежать, выйти из зоны поражения, но у меня за спиной четверо новоприобретенных друзей, которые даже не видят, что происходит и не успеют защититься.
Все это проносится в голове за секунду.
«Не двигайся, — металлическим голосом командует улитка. — Остальное я сделаю за тебя»
Отчаянно сглатываю вязкую слюну, уже ощущая вкус жара и пепела и… не двигаюсь. Улитку я почти не слышу, но и сдвинуться тоже не могу. Если сбегу, Мильт и Иза погибнут на месте, будучи лишенными сильной магии. Если останусь, то выживу. Выживу, драконицу, даже с запечатанной магией убить непросто.
Вот только о красоте придется забыть.
Драконий огонь штука вредная, не столько жжет, сколько выедает ту неуловимую, необъяснимую прелесть молодости, грации, очарования. Мимолетная горечь коснулась сердца, и тут же отступила.
За секунду до того, как меня окатило огнем, на меня снизошел покой. А зачем мне красивое лицо? Красота не спасла меня от развода и нелюбви, не купила мне спокойное будущее в Вирцеге, защиты рода, радости.
«Не смей! — завизжала улитка. — Не смей так думать, не сме…»
За секунду до атаки вдруг отчетливо увидела насмерть перепуганное лицо Кайне. Она не ожидала, что я останусь.
«Каждый судит по себе, — скрипучим и очень печальным голосом сказала улитка. — Вот она бы сбежала, а ты… ты дура, Эль».
Боли не было. Огненный дождь ударил в лицо, и я автоматически подняла руку, чтобы защититься, но это же драконий огонь, его не обмануть. Он подныривает, пробирается, он помнит приказ свой хозяйки: калечить, жечь.
Слух ловит грохот, прохладный звук активации многочисленных щитов, крики, топот. Кожа горит. Зажмуриваюсь, чтобы спасти глаза. Мечтаю об обмороке, но где это видано, чтобы драконица, воспитанная в боевой ипостаси, брякнулась на пол без чувств?
Но темнота неотвратимо наплывает, пылает на груди огонь, и я с облегчением проваливаюсь в сон.
Почему-то мне снился день знакомства с Тео.
Хотя во дворец я переехала зимой, но впервые увидела принца только в начале весны, когда уже распустились первые азалии, и сад горел алыми пятнами цветов. Меня впервые привели на тренировку первого отряда стражи, забыв предупредить, что на ней обычно занимается и принц.
Но это было ни к чему. Я его узнала. Прямой, тонкий, как камыш, он падал от каждого удара мечом, но подобно пружине, вскакивал и бросался к противнику вновь. Мне впихнули в руки коробку с печеньем, нянька зашептала в ухо:
— Говори, что сама пекла, угостишь его, а после проведешь в розовый сад. В беседке стоят напитки, там и поболтаете. Говори на среднем языке, он это оценит.
Средний язык в отличии от стародраконьего давался мне легко, но в основном, потому что на нем были написаны все мифы Вальтарты. А мифы я читала запоем.
Принц ломаться не стал.
В перерыве он, скинув шлем, сразу подошел ко мне и без приветствия протянул руку за коробкой. Я видела его портреты, но ни один холст не мог передать силу ауры, холод глаз, предчувствие будущей изумительной красоты в детских чертах. Даже мне, еще не знающей таких слов, это сделалось понятно. Даже на фоне генетически безупречных сынов Вальтарты, Теофас был немного другим.
Принц открыл коробку, встряхнув печенье.
— Сама пекла.
Что-то меня насторожило в его тоне, но я отмахнулась от предчувствия. От спокойных прохладных глаз что-то страшно и тяжело закручивалось в груди.
— Нет, я не умею печь, — произнесла и тут же замерла от ужаса.
Мама сказала мне выполнять все инструкции Инес, а я ее подвела. Не справилась! В страхе подняла взгляд на принца, но, к моему удивлению, он словно потеплел. Миг назад передо мной была ледяная статуя, а теперь стоял вполне живой, хотя и очень красивый мальчик.
— Ну, что тебе еще сказали говорить?
— Пригласить в розовый сад, там беседка с напитками, — ответила обстоятельно, плюнув на все инструкции.