Раз уж начала нарушать инструкции, то и нарушать надо как следует. По всей видимости, умение все делать на высший балл было у меня в крови.
Именно тогда Тео показал мне боевую стойку, дал подержать меч, который я тут же благополучно уронила вместе с собой, и научил прикарманивать сладкое. Оказывается фрейлины, которые нудят про белковое питание, тайком таскают с собой сладкие шарики и лавандовые леденцы, и изъять у них свои законные десять процентов — святое дело.
Я проснулась от слез.
На столике рядом громки тикали часы, и я, цепляясь за придвинутый стул заползла на подушку повыше, чтобы их отключить. Но вместо спинки стула пальцы натолкнулись на ткань и тепло человеческого тела. Руку я тут же отдернула и села на кровати ровнее. Демоновы манеры включались раньше головы.
У кровати сидел Пепельный. Его хищный взгляд беспокойно рыскал по моему лицу… и не только лицу. Подавив желание натянуть на нос одеяло, я обреченно спросила:
— Что вы делаете в моей спальне?
— Спохватилась, недотрога, — он усмехнулся. — В твоей спальне перебывало человек двадцать, если не больше. Прямо паломничество открылось к длани святой драконицы.
Ты хоть понимаешь, насколько тебе повезло?
Я невольно нахмурилась.
— Я хоть и ослабевшая, но тоже драконица. Драконицы не умирают от чужого огня.
— Точно, они умирают от проклятий. Эта су… Кайне вложила в атаку смертельное проклятие, которое активируется на самой цели, так тебе понятнее?
Наверное, я побледнела, потому что Анхард вдруг подхватил меня за плечи и с неожиданной осторожностью уложил меня на кровать. И не отстранился. Несколько секунд я смотрела в звериные желтые глаза, не пытаясь отстраниться.
— Я хочу тебя даже такой, — его низкий голос прокатился теплой дрожью по губам. — Даже покалеченной… — он по-кошачьи потерся лбом о мое плечо. — Просто позволь мне позаботиться о тебе.
В дверь постучали, но Анхард словно не услышал, гипнотизируя меня взглядом. Из его слов я услышала только одно, решающее. Он сказал «покалеченной».
Реальность обрушилась на меня горечью и ужасом, и запоздалым сожалением. Что я наделала!
— Дай… Дайте мне зеркало.
Дорогие читатели, большое спасибо за ваши звездочки и комментарии! Это очень-очень вдохновляет :)
10. Чужое лицо
Зеркало мне поднесли в две руки. Стучащую в дверь Изу пришлось впустить… Ну как впустить, она зашла сама, проигнорировав давящий взгляд Анхарда. Для Пустой она держалась великолепно в присутствии начальства.
Дрожащими руками подняла зеркало и невольно охнула.
У меня было чужое лицо.
Немного простоватое, с крестьянской мягкостью черт, узкими губами и грубоватой линией подбородка. Лицо даже отдаленно напоминало мое собственное, как если бы оригинал немного смяли, а после попытались вновь расправить. Волосы стали темней и короче, плечи шире, кожа смуглее. Я стала… слишком чужой.
— Кто это? — спросила, обмерев от страха.
Анхард пятерней смущенно провел по волосам, откидывая из назад.
— Послушай… Тебя… здорово покалечило огнем, лекарь убрал последствия для здоровья, но лицо восстановить не удалось. Я отдал тебе артефакт долгосрочного действия, меняющий внешность.
Анхард тронул меня за левым ухом.
— Вот здесь, — но едва я подняла руку, перехватил мои пальцы. — Он не съемный, лекарь вживил его в мягкие ткани.
— Я хочу его снять и увидеть свое лицо.
Отстранив Анхарда я вывернула зеркало боком, но, конечно, ничего толком не увидела, только смуглую личину. Анхард резко поднялся, в его лице читалось упрямство и та самая жестокость, испугавшая меня в первые часы пребывания в Ленхарде. Он с такой силой треснул кулаком по столу, что из чашки с лекарством выплеснулась подозрительного вида зеленая жидкость.
— Тебе похоже нравилось светить красивым личиком и соблазнять солдат в крепости, а? — прошипел он. — Плаваешь мимо них, будто лебедь белая, и глазками моргаешь, как все вы бабы умеете, а те и рады.
Надо же, а мне казалось Пепельный в упор не видел, что около меня завелась компания, или видел, но не придавал значения. Хотя она завелась не столько у меня, сколько у моей улитки.
— Им понравилась моя заколка, — напомнила я очевидный факт, но, к моему удивлению, Анхард разозлился еще больше, а Иза тихо прыснула в кулак.
Пепельный вдруг резко успокоился, наклонился ко мне и и без улыбки сказал:
— Мудреная ты баба, Эль… Только не думай, что я один из этих мальчиков, так что не пережимай, лады?
Он так быстро наклонился ко мне, что я не успела отодвинуться, уставился в глаза своим привычным давящим взглядом. А после оттолкнулся — аж кровать врезалась в стену от его толчка — и вышел.
И что это было?
Это у меня должна быть истерика после того, как мне сменили внешность на это… крестьянское обличье. Я перевела недоумевающий взгляд на Изу, словно та могла мне объяснить произошедшее, и та, пожав плечами, объяснила:
— Мужчины, когда влюблены, такую дичь творят, вейра, а командор и вовсе не привык, чтобы ему отказывали.
Вот как можно отказать человеку, который мне ничего не предлагал, кроме должности адъютанта? К тому же на должность я согласилась.
— Вы редкая красавица, — грустно сказала Иза. — Вам простительно не замечать внимания мужчин. Мне так стыдно, что я немножко завидую. Совсем капельку, но…
Меня буквально вихрем снесло с постели. Прежде чем я успела вспомнить о манерах и воспитании, я уже обнимала Изу за плечи.
— Прости! Прости, что говорю не думая, но кто бы стал со мной кокетничать — в Ленхарде, в коротком перерыве между боями, в столовой, где правит армия мух!
Иза быстро, украдкой промокнула слезы передником и тут же снова всхлипнула. Спустя минуту она уже вовсю ревела у меня на груди.
«Жестокосердная девчонка, довела подругу до соплей, — буркнула улитка. — Учти, если она завтра тебя тюкнет по голове вазочкой в отместку, мы умрем. Ты же необученная, да еще и дура».
Несмотря на то, что я пару минут назад думала о себе точно также, слова улитки меня искренне возмутили:
«А кто сказал, чтобы я не отдавала тебя солдатам? Я действительно думала, что они хотят тебя забрать. Какому нормальному человеку придет в голову, что с ним так флиртуют?»
«Я — это ты, Эль, ты всегда забываешь…»
Сил спорить и что-то уточнять не было, я все еще чувствовала горечь утраты, боль и огромную, страшную пустоту. У меня забрали все. До этой секунды, как бы я не жаловалась, в моих активах еще оставалась красота, а теперь я мало чем отличалась от Изы. Некрасивая, без магии, без рода, преданная любимым человеком, пережившая утрату родителей. Только она жила так на тридцать два года дольше. Неужели и я… тоже буду так жить — изо дня в день, подавляя гнев, страх, одиночество. Тридцать лет подряд.
Сердце сжалось.
— Как ты жила, Иза? — спросила я тихо.
Та совершенно деревенским жестом махнула рукой, но выпрямилась на стуле, вытерла лицо от слез.
— Нормально жила, пока родители были живы. Они любили меня даже такой, без магии, лекарей искали, а брат вот отказался. Я ведь не виню его, ему-то казалось, вся любовь мне доставалась, покалеченной и никчемной. Он письма мне шлет, каждый квартал одно письмо, но я не читаю, не могу заставить себя открыть, так и жгу их в кухонной печи…
Я вслушивалась в ее тихий голос, и ум рисовал горькую, полную бесплодных надежд жизнь.
Пустая девочка из графского рода, прошедшая полный горечи путь, принимающая тычки и насмешки, но не находящая в этом обиды. Терпение, смирение, труд. Таким был ее девиз.
«Возьми ее за руку, — едва слышно сказала улитка, и я послушно взяла Изу за запястье, где бился темный сгусток. — Смотри внимательно, видишь?»
Я опустила взгляд на темное пятно, заставляя магическое зрение работать на износ, и постепенно пятно обретало очертания маленького черного клубка. Он медленно вращался в магической жиле, закупоривая поток. Поток!
— У тебя есть поток, — пробормотала я, поднося запястье чуть не к носу. — Свежий, чистый поток. Ты не огненный дракон, ты Пустынница, огнем они не дышат, но жар от них стоит такой, что леса в труху высыхают…
«Разматывай», — велела улитка.
— Что вы делаете, вейра?!
От восклицания Изы я отмахнулась, будто от комариного писка, отыскивая кончик черной нити в клубке. Наконец нашла и осторожно потянула за этот кончик. Иза пронзительно вскрикнула.
«Тащи его наружу и гаси».
Нить оказалась острой, словно игла, и проколола тонкую кожу запястья Изы. Та взвыла от боли раненной выпью, выворачивая пальцы из моих рук. Смешная. Разве можно вырвать руку из драконьей хватки? Как игрушечную, я развернула ее руку поудобнее и, поймав нить пальцами, потянула за собой.
Темный клубок бесновался под кожей, выла Иза, капля пота ползла по виску. Я прокусила губу до крови, пальцы у меня дрожали, едва удерживая извивающуюся живую нить. Очень скоро почти весь клубок оказался у меня на ладони.
«Бывает правильная темнота, а бывает неправильная, — прокомментировала улитка. — Эта темнота неправильная, поэтому погаси ее, Эль».
Как можно погасить темноту?
Очень просто. Я вдруг поняла, насколько это легко и сжала руку в кулак, давя беснующийся шарик тьмы. Тот безостановочно бил меня разрядами маленьких молний, но это оказалось не так уж и больно. Если это поможет Изе, я потерплю.
В глазах потемнело, в дверь сначала заколотили, а после та с грохотом ударилась о стену. Затухающим зрением я поймала испуганное лицо Атоля Ранаша и, кажется, Мильта, проскочившего вслед за ним. Для драконицы я теряю сознание непозволительно часто…
Хотя обмороком это было сложно назвать. Сквозь дурноту, я чувствовала, как меня укладывают на постель и трут виски спиртовой настойкой.
— Как думаешь, где вея Иза? — звучит в полусне голос Мильта.
—Да вон же она, лежит на полу, — это уже Ранаш. — Не стой чурбаном, подними ее хоть на стул. Что здесь произошло?