Он подцепил меня за браслет и рассмеялся снова, с видимым удовольствием.
Я не знала, как удавалось ему меняться с такой скоростью. Миг назад он был собранным и яростным, как пламя, а секунду спустя с веселым недоумением распекал меня за дурной кофе. Иногда в шутку дергая за косу, словно ему снова двенадцать, а иногда с раздражением читая мои письма и требуя их уничтожить.
— Ничего не добьешься, — говорил он с усмешкой. — Уж если я не смог, то тебе-то где?
И я… привыкла к нему. Даже понимая, что нищая каторжанка получает то, о чем не смела мечтать Эльене, у меня не получалось его ненавидеть.
Дорогие читатели, буду очень рада вашим комментариям и звездочкам! Для меня это один из немногих способов узнать, что книгам вам небезразлична :)
17. Инициация
Лето началось серым дождем, который лил без остановки несколько дней подряд.
— Я уезжаю завтра, Эль, — сказал Теофас в один из таких дней.
В груди у меня замерло. Так скоро?
«Да какое скоро, — буркнула улитка. — Окстись, третий месяц уже пошел. Просто ты очень медленная…»
Слышать такое от улитки было по-настоящему унизительно. Но… она была права, я не могла заставить себя перейти к действиям.
«Ваша связь укрепилась, восемьдесят два процента, еще процента три-четыре, и проводить инициацию станет опасно».
Будить свою драконицу через боль я не рискнула. Кайне окатила меня огневой волной, меня едва не убил перевертыш, да что там, при разрыве связи я свалилась с лихорадкой, а мой дракон и глаз не приоткрыл. Так какую же боль нужно пережить, чтобы инициировать дракона? Можно ли ее вообще пережить?
В последнюю ночь я решилась.
А может вернее было бы сказать, что я сдалась. Позволила гореть любви в своем сердце, утешать, облагораживать мой поступок. Я шла по темным коридорам Черных пик не жертвенным ягненком, а языческой богиней, в честь которой такого ягненка кладут на алтарь. Теофас несколько раз показывал мне тайные ходы, и я безошибочно сворачивала в неприметные комнаты, тупики и кладовки, так и не встретив не единой души.
У его двери я замешкалась, но стража безмолвно расступилась, пропуская меня к двери. Без единого вопроса, но их взгляды… взгляды обжигали. Они знали зачем я пришла. Я бы с радостью почувствовала стыд, если бы могла почувствовать хоть что-то кроме глубинной жажды, разбуженной Тео за эти два месяца. Два месяца касаний, смеха, тайных поцелуев в темноте коридоров. Редких, но…
В лучшей комнате Пик было темно и тихо. По центру комнаты мерцал двойной золотистый купол, сковывая пространство в прочную стеклянную клетку. Даже во сне Тео не доверял никому, ни собственным стражам, ни Рейнхарду. Я осторожно коснулась золотой клетки, и та неожиданно послушно подтаяла около моей руки, образовывая проем.
По стеночке, путаясь в длиннополом плаще, я пробралась к окну и отдернула штору, чтобы не свалиться в темноте. А после смело шагнула в купол. Луна залила молочным светом кровать.
Тео поднялся на постели навстречу моему взгляду.
— Я знал, что ты придешь, — у меня волоски на коже встали дыбом от низкого тяжелого голоса.
Ночь смягчила его черты, превратив живого человека в точеную куклу, высеченную из темной июньской ночи. Как зачарованная, я уставилась на обнаженный торс, на полумесяцы мышц, перекатывающихся под кожей. Не отводя глаз, я расстегнула заколку плаща под горлом, позволяя тяжелому атласу стечь на пол.
Единственной одеждой на мне был браслет, подаренный Тео. Сорочку, белье, даже ленту для волос я оставила в комнате. Чтобы не оставить себе ни шанса. Улиточку я тоже предусмотрительно сняла и спрятала цветочном горшке.
В предчувствии инициации, запертая магия поднималась в теле огненной спиралью, требуя, алкая, желая слиться в едином танце с другой, жаркой магией, разлитой в спальне. Проклятые восемьдесят четыре процента заставляли наши потоки тянуться друг к другу израненными нитями.
— Такая красивая, — шепнул Теофас. — Я тысячу раз представлял этот миг, но он все равно… Стой так, дай мне просто смотреть…
По-моему, он говорил ерунду. Где-то в отдалении промелькнула мысль о тех, других, женщинах, которым он говорил что-то похожее, и сразу же захотелось, чтобы Теофас замолчал. Поэтому просто наклонилась и поцеловала его.
Я хотела сделать это по любви и согласию, как предписывает традиции древних драконов. Даже если это звучит, как самообман, пусть… пусть просто звучит.
Теофас вдруг дернул меня за руку, опрокидывая на себя, а после резко перевернулся. Навис сверху душной сладкой ночью, пролился дождем поцелуев, касаний, шепота. Шепота, звучащего, как древнее заклинание.
Аливата, веретум, морэ. Аливата хаас шассе, зоутфен крифт…
Из всех слов я знала только одно: крифт. Кажется, оно значило «сражаться» или «сражение» … Древние языки не были моей сильной стороной.
Этот горячий шепот, звучащий, как клятва, тяжесть тела, такие земные, плотские прикосновения необратимо меняли меня. Разрушали и лепили заново. Магия звенела, освобождаясь.
В какой-то момент Тео остановился, приподнялся, словно силясь разглядеть меня в темноте, и я рассмеялась этой мысли вслух. Теофас видел в темноте, как… дракон. Слышал меня, как дракон, даже ток магии в моих жилах был ему сейчас подвластен. Я очень боялась, что будет заметна моя неопытность, но у дракониц нет видимых признаков лишения девственности. Можно разве что взять клятву, что ты ее первый дракон. Но некоторые говорят, доставали слабые темные артефакты и лгали, прятали свою разбуженную магию, чтобы утешить любовника.
Но Тео клятвы не просил. Он видел во мне Эль из Ленхарда, убийцу своего мужа, каторжанку и беспринципную девицу, готовую на все ради свободы и денег. Эта мысль неожиданно привела меня в ярость, я цапнула его за плечо, а после по старой памяти полоснула когтями. Теофас перехватил мои руки, зафиксировав из где-то над головой, и остался нежен. Я забилась в кольце его рук, изворачиваясь, стараясь причинить боль, но он терпеливо сносил мои тычки и удары.
— Я люблю тебя, — вдруг шепнул он.
И я перестала сопротивляться. Злость ушла так же внезапно, как и накатила.
— Спасибо, — …что лжешь мне.
Спасибо, что делаешь меня удивительной.
Наверное, я всхлипнула, потому что Тео вдруг по-кошачью лизнул мне щеку.
— Вот дела, — сказал он насмешливо. — Девчонки не должны плакать в моей постели.
Он как-то по-особенному двинул бедрами, и меня автоматически окатило дрожью и жаром. В ответ я сжала его коленями, чуть подаваясь навстречу, не отводя взгляда от любовника, созданного из лунного света и летней тьмы.
— Не провоцируй меня…
Его хриплый голос резонировал где-то в глубине моего тела, в голове помутнело, и я повторила предыдущее, такое удачное движение. Теофас сжал меня до треска в ребрах и с коротким стоном уткнулся носом куда-то в плечо. На секунду он замер, а после словно сорвался, вбивая в простыни, кусая в кровь губы и тут же зализывая раны короткими поцелуями.
Он больше не хотел нежности. И я тоже ее не хотела.
Власть над мужчиной оказалась сладка. Даже такая… недолговечная власть.
С постели я поднялась сразу же, как Теофас уснул, пошатываясь, словно пьяная. Я не уснула бы, даже если могла, магия бесновалась в груди, тело горело. Подрагивавший рукой я отвела золотые пряди со лба Тео и с удивлением ощутила радость и свободу.
Любовь ушла.
Теофас наконец убил маленькую влюбленную Эльене внутри меня.
Это было очень странное чувство. В одночасье почувствовать себя матерью, потерявшей ребенка, и путником, забывшим конечную цель пути.
— Прощай, — сказала я ласково.
Теперь мне было нетрудно простить его и отпустить. Повинуясь мимолетному желанию, я наклонилась к совершенному лице и поцеловала. Тео неожиданно сильно обхватил меня рукой и углубил поцелуй, словно требуя продолжения. Разбуженная им магия встрепенулась, хлынула навстречу этому поцелую, словно стремясь укрепить разрушенную связь между мной и Тео, и я мгновенно отстранилась. Поцелуй был сладок, и магия была сладка, но мне не хотелось тревожить приятную пустоту в груди.
— Я хочу еще, — хрипло сказал Тео.
Попытался опрокинуть меня на кровать, но я не без труда выбралась из ласковой хватки.
Значит, он не спал, а только притворялся? Ожидал, как поступлю?
— Не забывайте про наш договор, Ваше Величество.
С не меньшим удивлением я обнаружила, что отлично вижу в темноте. Достаточно хорошо, чтобы увидеть, как его взгляд налился темнотой и холодным подозрением.
— Сначала отработай, — голос у него был ледяным. — Я открыл твою запертую магию и дал дорогой дар, а ты пока ничем мне не пригодилась. Мне чужда благотворительность.
Его жесткость, желание использовать или уязвить больше не обижали. Я мягко улыбнулась.
— Тогда приказывайте, Ваше Величество.
Он оперся золотой головой на согнутую правую руку, удобно устроившись на боку. Улыбка к нему так и не вернулась.
— Возьми Черные пики, каторжанка Эль, покори их для меня, — наверное у меня сделалось очень глупое лицо, потому что Теофас невесело рассмеялся. — Анхард мой ставленник, сильный воин, хороший командор, но слабый политик. Помоги ему. Прикрой мне спину, чтобы я не ждал предательства хотя бы со стороны Пик.
— Почему я? Вы же меня совершенно не знаете…
Меня вдруг прошибало холодным потом. А что, если знает? Что, если он давно догадался, использовал меня до конца, чтобы залечить собственные раны, нанесенные разрывом связи, и вот-вот расхохочется мне в лицо?
— Эль, — его голос снова стал обволакивающие-мягким. — Черные пики — мои, я знаю в них каждую мышь, и узнал о тебе еще три месяца назад. Анхард не сразу сообщил о тебе, сомневался, но мы читали твои письма… Мы восхищены твоим умом…
В его голосе появились мурлыкающие нотки, но я неожиданно насторожилась. Вскочила с постели и тут же рухнула обратно, придавленная сильной рукой. В глазах Тео горело золото, обрамляя звериный зрачок, и темнота внутри него стала отчетлива и ощутима. Не та, нежная, ночная тьма, присущую каждому внутреннему зверю, а неправильная. Грязная темень, которую я видела в Изе и которую видела в перевертыше.