— Я знал, что ты попросишься на свежий воздух.
Жестом фокусника, Целес отвел свисающий занавес из вьющихся цветов, и я увидела маленький резной столик, уставленный шоколадом всех видом и форм.
— Угодил, Люче?
Он вдруг резко наклонился и заглянул мне в лицо. У него были странные глаза, не золотистые или карие, как у большинства дракониров, а, скорее, болотные, что придавало ему шарма. Чуть отстранившись и взяв из его рук шоколадную дольку, я словно заново взглянула на Целеса.
Он повзрослел. Обрел стать, свойственную высокорожденным, обзавелся прохладцей в глазах и жестами скучающего политика. Из болезненного, патологически-вежливого ребенка вырос опасный, магически-одаренный дракон.
— Потому что, если угодил, то я скажу тебе кое-что, Люче
Он вдруг с силой притиснул меня к краю балкона, вжав в фиолетовое облако азалий и уткнулся лбом в каменный выступ балкончика.
— Я всегда любил тебя, Люче, всегда смотрел на тебя, — вдруг зашептал он горячо и сдавленно. — Когда на тебя смотрел Теофас, и когда он перестал смотреть, я не мог, не мог остановиться. Ты одна поселилась в груди. Мама сказала, что я тебя забуду, что должен забыть, но все было бессмысленно. Я просил за тебя у Ее Величества, но она разозлилась, меня на год сослали в северное имение, и если бы не нир Шелен, так бы я там и сгнил, на краю света. Мама сказала, что если не пройдет… Мама сказал, что поможет, и вот ты здесь! Это ли не чудо?
Он рывком выпрямился, схватив меня за плечи, и я близко-близко увидела его отчаянное лицо. А после… Его буквально прошило магией. Что-то подобное я видела в замке, когда на меня напал перевертыш. Целеса потряхивало от боли, но он упрямо продолжил:
— И я решил, что, если отец-дракон подарит мне еще одну встречу с тобой, я хотя бы признаюсь. Я любил тебя, Люче, с самого начала и до конца, люблю тебя прямо сейчас, даже если… Даже если…
В глубине мой омертвевший души шевельнулся стыд. Это было самое пылкое и искреннее признание в любви в моей жизни, а я чувствовала только приторный запах цветов, холод каменного бортика. А еще у меня спина затекла от неудобной позы. Да и больно ему. Целесу, в смысле, больно.
Раздались редкие тяжелые хлопки.
Теофас вычленился из ночной темноты буквально в сантиметре от нас с Целесом и лениво аплодировал. Я окаменела от неловкости ситуации, а Целес побледнел, но не отступил, даже наоборот, развернулся всем корпусом, загораживая меня от Тео.
Стоять вот так, на узеньком балкончике, где места лишь для столика и двух кресел. Втроем, сталкиваясь локтями, взглядами, дыханием. Жарко и страшно от ярости, которая тяжело и неотвратимо закручивалась вокруг Теофаса.
Тьма, заполнившая балкон, больше не была ночной. Темная магия рвалась из налившихся алым глаз, сочилась из страшной бесформенной тени Тео.
— Отойди от нее или станешь веем.
Целес судорожно сглотнул и по-детски помотал головой.
— Успокойся, — сказал он осторожно. — Это я, Цес, твой друг. Дай Люче уйти, и угрожай только мне.
— Уж не думаешь ли ты, что я развею собственную жену? — Теофас вздернул темную бровь.
— Я думаю, ты ее накажешь, как проделываешь это с другими. Скольких людей ты убил в приступе ярости?
Теофас вдруг нахмурился, словно пытаясь вспомнить, скольких же он убил, но после секундной заминки его лицо разгладилось. Он стремительно дернул меня на себя, одновременно отшвыривая Целеса к балконному бортику. А после резко вскочил и сам на этот бортик, одновременно воплощая крылья, теперь ставшие угольно-черными, обнял меня покрепче и взмыл в небо.
Мой дракон, вместо того чтобы забеспокоиться, буквально взвыл от радости и впервые за долгие недели молчания подал голос:
«Мы летим, — орала улиточка, — Летим!»
Я забыла Целеса, императрицу, Вашвиль и темную магию. Я летела! Со всей силы вцепившись в Теофаса, развернула собственные слабые крылья, лишенные опоры и цвета, и наслаждалась ночным ветром, бьющим в лицо, поднимающим юбки до головы.
Это было волшебно. Пока Теофас не спикировал в заросли голубых гортензий, идущие живой изгородью вдоль императорского сада. После магии полета я просто рухнула в пушистый цветочный сугроб, обмякнув на груди у Тео. В последний момент он стремительно извернулся, давая мне возможность приземлиться на мягкое. В смысле, на него.
— Ты… идиот! — выдохнула с запоздалым страхом.
Эйфория полета уже стихла и осталось только холодная хронология совершенной глупости. Воплотиться с крыльями, запачканными темной магией на глазах у всего императорского двора, схватить пусть даже и собственную жену против ее воли и выволочь с балкона, а после брякнуться оземь, как в маминой сказке про ясна сокола. Хорошо, что Теофас дракон, а не сокол, не то схрумкала бы я его от злости, что он присоединил меня к собственному позору.
Я буквально подскочила вверх, седлая его бедра, поерзала, устраиваясь поудобнее для лекции, и ткнула пальцем в грудь:
— Зарубите себе на носу, Ваше Величество, нельзя хватать меня без разрешения, нельзя тащить меня в полет, а после бросать на землю, нельзя вмешиваться в мои разговоры с другими драко…
— Я буду делать с тобой, что захочу, а если ты не остановишься, буду делать это прямо сейчас, — холодно отрезал Теофас, положив руки мне на бедра.
Несколько секунд мы словно играли в переглядки, пока я поочередно не осознала, с кем я, где я, и в какой позе. Коленями в мокрую траву, ладонями по обе стороны головы Тео, со сбившимся в жгут на талии платьем. И если нас застанут, Теофас-то император, а меня заклеймят.
Отчаянно приподнялась в попытке ускользнуть, выбраться из амплуа развратной наездницы, но мне не удалось даже мускулом двинуть. Руки у него железные, что ли.
Теперь, когда гнев сошел, реальность обрушилась на меня со всей неприглядной правдой. Я все еще хотела его получить. Животную, древнюю связь, давним-давно разорванную, еще дергало остаточной болью.
Теофас мягко, не отводя потемневшего до цвета королевских опалов взгляда, провел рукой по моему бедру выше, смещаясь на спину, вдоль выгнувшихся от ласки позвонков, и смял мои полупрозрачные слабые крылья.
— Я могу помочь, — сказал он хрипло. — Сделать их полноценными.
Несколько сладких секунд хотелось закрыть глаза и кивнуть. Хотелось сказать «да, сделай, прямо здесь, сейчас», опрокинуться в снег цветов позволяя себя подмять и присвоить. Тело прошило крупной дрожью, передаваясь Теофасу.
Нет, больше я на это не куплюсь.
— Ты можешь сделать их темными, — усмехнулась невесело, а после рванулась из его рук с новой силой, рассчитывая не столько на силу, сколько на эффект неожиданности.
Не получилось. Теофасу словно запер меня в себе. Я не могла пошевелиться, могла только чувствовать: вечерний холодок по коже, жар, гнев, горечь, желание. Эти чувства делали меня уязвимой, откатывали в прошлую, бракованную версию себя, в беззащитную доверчивую девочку, которая вышла замуж за прекрасного принца.
— Я все еще контролирую тьму, поэтому смогу разбудить твою драконицу окончательно. Я слышу, как бьется ее магия, запертая в тебе…
Словно вторя словам его руки скользнули вверх по стану, ложась на грудь, а после чуть сжимая ее. Наверное, я снова задрожала, потому что Тео мягко привлек меня к себе, вынуждая окончательно упасть на него. Руками в траву, макушкой под его подбородок, все еще сжимая коленями его бедра.
А после куст гортензии, худо-бедно служивший нам защитой от чужих глаз, буквально испепелило. Передо нами стоял Целес с горящими взглядом и активированным огненным шаром в ладони. А за ним… За ним стояла примерно вся танцевальная зала в полном составе, включая императрицу, совет, главного мага и мою семью.
«Мы облажались, дорогая», — скорбно сообщила улиточка.
Дорогие читатели! Большое спасибо за ваши звезды, комментарии и награды! Это очень-очень приятно и мотивирует писать лучше ))
23. Ночная прогулка
От шока я просто окаменела
— Ты в порядке?
Я уставилась на Целеса, как на умалишенного. В порядке? После того, как ты притащил весь двор посмотреть на мои голые ножки? Этикет Вальтары сложен и мудрен, то, что простят жене и мужу в спальне, никогда не простят супругами в кустах. Пусть даже это кусты роскошных королевских гортензий. Вот только Тео-то император, поэтому весь гнев знати и тяжесть разрушенной репутации падут на меня одну.
— Я волновался, что он убьет тебя, — Целес размашисто подошел к нам, а после вздернул меня вверх, с колен Тео и тут же обнимая. — Ты просто не представляешь, как я… боялся.
Ну да. Зато теперь боятся уже нечего. Репутация моя стремительно теряет накопленную годами горького труда карму.
Зло, с неожиданной, удивившей меня саму силой, оттолкнула Целеса, а едва он сделал ко мне новый шаг, отпрыгнула.
«Обнимают тут всякие, — брюзжала улиточка, неурочно очнувшаяся от четырехлетнего сна. — Щупают нежные места, самца нашего отпугивают…»
Так называемый самец к тому моменту вскочил на ноги и вклинился между нами, автоматически закрывая меня спиной от Целеса. Оба агрессивно уставились друг на друга. Но стоило Целесу сделать новый шаг вперед, Теофас ударом одной только ауры откинул его в ствол мандаринового дерева, которым так гордилась императрица.
— Отцепись от него! — вдруг крикнула какая-то совсем юная вейра. — Все знают, что ты недостойна быть императрицей!
Наверное дебютантка. Пять лет назад при дворе ее не было. И что-то мне подсказывало, что до такой глупости, особенно сказанной вслух, она не сама додумалась.
— Молчать, — тяжело обронила императрица. — Уведите.
Подвывающую девушку подхватили двое стражников, но это только ухудшило ситуацию. Со стороны это выглядело, как попытка защитить развратную меня силой императора. Десять лет рабского труда при дворе, пять лет Ленхарда обесценились в один миг.
Равнодушие больше не защищало меня. Ужас коснулся сердца. Мне никакой круг Истины не поможет после сегодняшней выходки.