Теофас перехватил меня за руку. На этот раз он сжал запястье больнее, крепче.
— Нет.
— Почему нет?! — откровенно всплеснула руками. — Ты умрешь, если я не попробую! Ты… ты просто со стороны себя не видел.
— А ты видишь со стороны? — Теофас тяжело перекатил голову вбок, глаза у него почернели не то от разгулявшейся темной магии, не то от недавнего боя. — Что будет, если я не выживу?
— Что… будет, если ты не выживешь?
Слова, как чужие, никак не хотели приобретать смысл. Действительно, что будет, если Теофас — прекрасный смелый Теофас — умрет? Попытки утрамбовать эту мысль в голову приводили разве что к короткому замыканию. Я об этом не задумывалась.
— Что, если я умру, вакуум спадет, а на тебя нападут новые наемники? Или, ифрит с ним, нападет этот больной ритуалист, который пять лет водит за нос весь двор, включая всю императорскую семью и умницу Рейнхарда?
Улиточка ревела внутри, как раненный дракон, которому отломили гребень и наступили на хвост.
Я потерла виски, заставляя себя думать.
— Тебя убьют в ту же секунду, Эль, — силы у Теофаса кончились, поэтому говорил уже тише, иногда с длинными паузами. — Тебе будет нечем защититься, потому что всю свою магию ты потратила на мертвеца. Но ты должна выжить. После моей смерти ты получишь трон и корону. Нам досталась разоренная Вальтарта, Эль, по которой гуляют ритуалисты и ифриты, мой отец… был не лучшим императором. Но в отличие от меня, ты можешь управлять темной магией, ты не отравлена и с тобой будут Рей и Клео, только… не трогай мать и баронессу. Вашвиль получила титул и немного земли, просто отошли ее или выдай замуж, за кого та попросится. Мать уедет в девичье графство, она…
Теофас бормотал и бормотал всякую чушь, которую я перестала даже пытаться анализировать. Драконы все делают с размахом, даже бредят. Выла улиточка, от мыслей пухла голова.
Так дело не пойдет. Если я продолжу жевать сопли, Тео умрет и Вальтарта рухнет, а я… не из клана Таш. Насильственная смерть императора разгневает богов и запросто приведет к революции.
«Хватит стонать, — сказала я улиточке. — Сейчас разберемся».
Я атаковала вакуумную стену, но та даже не погнулась от моего удара. Стояла, словно отлитая из номара. После вернулась к Теофасу, который умирающий голосом бормотал свое завещание. Что-то там про «жаль Рейнхард женился» и «не выходи за Целеса, иначе я принципиально восстану из праха».
Крепко сжав его за подбородок, повернула голову из стороны в сторону, после наклонилась к груди. Взгляд невольно зацепился за старый ожог в форме печатки перстня, который сидел уродливой жабой прямо по центру белой груди. Тогда, в Ленхарде я его не видела, но почувствовала ребристую поверхность пальцами. Это… было необычно, у Теофаса повышенная регенерация, и такой маленький ожог прошел бы за сутки.
Кровопотеря была слишком велика, меч пробил головную артерию и, что хуже, взрезал огневое ядро — сосредоточие драконьей магии.
Без всякого смущения я задрала платье повыше и села Теофасу на колени, зажимая в тиски. На миг он пришел в себя, вытянувшийся в игру звериный зрачок дергался в черноте глаз, реагируя на болевой шок.
Словно пробуя ледяную воду, коснулась пальцем черноты, гуляющей в груди Теофаса, пошевелила, потревожила ее. Никаких жгутиков у этой темноты не было. Как, как ее вытаскивать? Не черпать же, как воду.
— Что ты… делаешь?
Теофас дернулся подо мной, но было уже поздно. Вздохнув поглубже, я окунула руки в темный источник, отключаясь от реальности. Я пыталась прислушаться или почувствовать, что делать дальше.
«Помоги!» — мысленно взмолилась улиточке, но та молчала, хотя впервые за последние четыре года отчетливо ощущалось ее присутствие.
Была ли улиточка частью моей драконицы или была драконицей целиком я еще не знала, но доверяла ее решению. Если она молчит, все идет как надо.
Погрузила руки глубже, по самое запястье, неуверенно пошевелила пальцами, когда задела какое-то уплотнение. Теофас глухо застонал, а его огневое ядро запульсировало светом. Осторожно, не отводя взгляда от ядра потянула на себя это уплотнение, бормоча молитву матери-драконице о милосердии. В руке у меня извивалась какая-то страшная гадость, похожая на черную личинку, и преодолевая омерзение, я сдавила ее в руке. А когда разжала ладонь, с нее спорхнул едва видимый туман, мгновенно впитавшийся в магические потоки сада.
Тео было больно. Если я погружалась руку слишком глубоко, он стискивал зубы, но иногда из губ все же вырывался стон.
Личинок было много, но я не брала больше одной. Глубинная животная интуиция буквально вопила об опасности, поэтому я не спешила. Доставала по штуке и тщательно давила.
Время словно остановилось. Выловить, сжать, отступить. Выловить, сжать…
— Что ты делаешь! Что ты творишь, негодная девочка! Взять ее!
Крик ввинтился в голову, как штопор, но сил повернуться и взглянуть не осталось. Кажется, это был голос императрицы. А после голос моей сестры, повторяющий «убийца, убийца» …
Меня сдернули со скамейки, словно я была тряпочной куклой, и толкнули на колени, едва ли не носом в землю. Почти сразу меня вывернуло кровью на траву. Я не понимала, что происходит, тело не подчинялось. Улиточка права, это была грязная темная магия. Кто-то сознательно ее отравил.
— Тише, Ваше Величество, тише… Вы же видите, дитя почти без сил, не стоит поступать с ней так опрометчиво.
Голос нира Шелена. С огромным трудом я подняла голову, но зрение мне отказало, осталась только темнота, в которой плавали пятна двух лун.
— Мне не нужны доказательства! Она пыталась убить моего сына!
— Но позвольте, Ваше Величество, — это уже Целес. — Это бездоказательное утверждение, она пройдет суд богов, и только тогда можно будет утверждать, что Эльене пыталась убить императора.
Ему вторили нир Шелен и еще пара голосов, но даже сквозь дурноту до меня начало доходить, что мне сейчас отрубят голову без суда и следствия.
«Требуй суд богов еще раз, — зашептала моя улитка-драконица. — Требуй или нас убьют».
Верно. Обморок меня не спасет. Нужно заставить себя двигаться, встать, выпрямиться, поднять голову, не стыдится крови и ран. Я ни в чем не виновата.
— Я требую суд богов, — наверное, про меня во время спора успели позабыть, потому что настала идеальная тишина, как если бы с ними заговорил труп. — На нас напали, и я пыталась спасти своему мужу жизнь. Согласно второй поправке закона о брачных узах, члена императорской семьи запрещено казнить без круга Истины.
Зрение с трудом, но стало возвращаться, я уже видела столпившихся около меня стражников, императрицу и бледное лицо отца.
Меня снова попытались ткнуть в землю, но мне повезло. Сквозь толпу прошел Рейнхард и, окинув коротким взглядом поляну, скомандовал:
— Арестовать. Поместить Ее Высочество во дворец бывшей первой наяры под охрану Третьего рыцарского гарнизона до выяснения обстоятельств.
— Что значит, во дворец первой наяры?!
Императрица вскинула голову, глаза блеснули чистой, уже нескрываемой злобой. Рейнхард отвесил ей уважительный поклон, но стоял на своем:
— Ее Высочество некоронованная императрица Вальтарты, ее неоправданный арест вызовет волнение и ненужные вопросы. Мы должны разобраться в произошедшем быстро и тихо. Неужели я не прав?
— Прав, но… Когда вы успели вернуться?
Рейнхард усмехнулся как странно, уголком губ и подал мне руку:
— Не гоже обращаться с принцессой обращаться, как с преступницей. Взгляните, темный источник наполовину истощен.
Несколько секунд я слышала только шорохи и восклицания, мимо меня скользнули несколько лекарей, прошел нир Шелен, мягко и едва ощутимо коснувшийся моего плеча. Кожу под платьем, где он меня коснулся, мимолетно обожгло.
А после я взмыла ввысь, наверное, меня взяли на руки и понесли, но вновь расползшаяся под веками темнота не давала открыть глаза. Я исчерпала все силы в ту секунду, как встала перед императрицей.
Когда мне удалось открыть глаза, я обнаружила себя в шелковой постели, располагавшейся в весьма искусно убранных покоях. Мятный шелк, немного кофейного атласа, много золотистых тонов, большие стрельчатые окна, за которым горел белый день.
Едва я привстала, ко мне кинулась Инес, несколько незнакомых горничных и два лекаря.
— Птичка моя… — Инес обхватила меня крупными руками, как крыльями и разрыдалась. — Эти ироды, твари эти… Заперли тебя, а мне так и сказали, коли охота, запрись с ней сама! Казнят нас, ох казнят.
Слабо я похлопала ее по спине.
Внутри меня был покой. Я все сделала верно, впервые в моей жизни все шло верно и правильно.
— Даже пальцем не тронут, — слабо усмехнулась.
Обвела взглядом комнату, с удивлением обнаружив двух стражников у двери.
— Какого ифрита, в моей комнате дракониры?
— Так это приказ Ее Величества, — помявшись, ответил мне один из них.
Стражник опустил взгляд, но чувствовалось, что он горд своей миссией, и, возможно, даже чувствует удовольствие от моего возмущения.
Я не выдержала и усмехнулась.
— Принеси мне завтрак, Инес, и разузнай, что с Теофасом.
На завтрак мне досталась довольно бедная каша, немного молока, хлеба и яблочного джема. То есть, морить голодом меня не собирались. Целый день я потратила на то, чтобы обследовать дворец Тахулы. Меня поселили в гостевой, но я с интересом заглянула в ее личные покои, обставленные в розоватых тонах, разбавленных золотым и шоколадным. Очень женственно и красиво. А ведь со стороны она казалась холодной, если не сказать жестокой женщиной.
Или, может, она была вынуждена стать такой. Прямо, как я.
День шел за днем, но меня не выпускали. Стражники наглели на глазах, прорываясь вслед за мной даже в гардеробную, Теофас оставался без сознания, суд откладывали изо дня в день. Аудиенции меня тоже не удостаивали. Рейнхард тоже не приходил, и я подозревала, что императрица сослала его на одну из военных стычек, который вспыхивали все чаще, все ближе к столице.