Что-то происходило. Зрело, росло и поспевало у меня на глазах, но мне не хватало знаний, понять, что именно. Перевертыши — всеобщая беда. Кто же тот человек, который пробрался на самый верх и уничтожает Вальтарту и императорскую семью?
В один из дней я не выдержала и открыто перебралась в покои Тахулы, куда меня тянуло со страшной силой, с момента заточения. Днем в покоях было многолюдно. Стражи не сводили с меня глаз, и взгляды их были далеки от уважительных, рядом стенала Инес и паслись три горничные, зато ночью… я видела сны.
Мне снилась совсем юная, отчаянно влюбленная в императора девочка. Взаимно влюбленная. Золотые косы, золотые глаза, радость в каждом движении, в каждой улыбке, у нее впереди была целая жизнь, и такая же жизнь росла внутри нее самой. Он еще не назвал ее императрицей, но это было так очевидно — кто, если не она? Дочь Ледяного герцога, смешливая, всеми любимая Уле не может стать просто наярой.
О том, что император проводил кастинг среди хорошеньких высокопоставленных вейр, она узнала только столкнувшись с одной из них. У них был примерно одинаковый срок беременности — девятый. И ни одно платье на свете не могло это скрыть.
— Рада видеть вас, нир Фалаш, — юная дочь из семьи Ферхе изящно склонилась в реверансе, но в каждом ее слове сквозила насмешка.
В отличии от нее, Ферхе умела играть в эту игру. Игру в предательство, игру в престол. Она не помнила, как ушла, как сумела сохранить лицо, до родов она заперлась во дворце, не желая никого видеть, даже сами роды прошли для нее, как в горячке. Потом она узнала, что они с Ферхе разрешились от беремени в один день с разницей в несколько часов. Но сын Ферхе был сильнее ее сына на одну десятую магического потенциала.
Подумать только, одна десятая превратила Уле в высокомерную Тахулу, ее сына в вечную тень юного наследника, а их жизнь в ад. Всякий раз, встречая Ферхе в коридорах главного дворца, она читала в ее глазах приговор. Ферхе убьет Тахулу, а после убьет и ее сына.
Она заперлась, запряталась в стенах своего дворца. Лишь от одного человека спрятаться она не могла, от императора. Первый год он смотрел на ее холодность сквозь пальцы, потом начал злиться, после, наконец, полюбил.
— Я должен был это сделать, такова воля отца-дракона! Выбрать сильнейшего сына, и сделать его мать императрицей, чтобы никто не смел сомневаться в его праве на престол. Ты должна понять!
— Я понимаю, — отвечала золотоволосая девочка внутри Тахулы. — Ты взял мою метку истинности и отдал ей. Ты свободен. Тебе больше ненужно приходить в мой дворец, боги не хотят, чтобы у нас родились дочери.
— Такова плата за дар! Предательство было моей платой, и я согласился, чтобы получить сильного сына!
— Тогда плати.
Дни шли, и она перестала ненавидеть его так страстно, она стала пускать его в свою спальню, и вместе проводить дни, но сердце омертвело. Тогда как сердце императора билось для нее, ее собственное застыло, сломанными часами в ту секунду, когда Ферхе склонилась перед ней в реверансе.
Я проснулась в холодном поту. Что я увидела? Прошлое или собственные фантазии? И если фантазии, то почему они так похожи на прошлое. Император действительно относился к Тахуле по-особенному, но метка… Она собственными глазами видела метку на руке императрицы. Мысль, что метку можно передать, как соль за обедом, прошлась холодком по спине.
«Нельзя, — оборвала ее улиточка. — Передать можно только сам знак, символ связи, а связь остается у тех, кому дана при рождении. Ее нельзя продать, подарить или уничтожить. Разве ты не знаешь об этом, Эль?»
Я положила руку на левое предплечье, вырисовывая пальцами императорскую азалию — символ рода Таш, уничтоженную моими собственными руками. Так странно, метки давно нет, а пальцы чувствуют ее ребристый рисунок, ощущают теплоту. От ужаса я подскочила на кровати, нашарив на столе резное зеркальце, и тут же поднесла его к плечу.
Проклятый цветок расцвел на плече буйным цветом. Восемь лепестков, жемчужинка в сердцевине и едва уловимый розоватый цвет контура.
— Не может быть, — выдохнула в ужасе. — Я уничтожила ее!
Хотелось закрыть лицо руками и разрыдаться. Все было напрасно. В глубине души я знала об этом. Когда я вырвусь из этого брака, из дворца, из Вальтарты и уеду, связь уедет со мной, заставит вспоминать Теофаса, заставит отвергать других мужчин. Связь — это не кандалы, не цепь, намертво связавшая двух незнакомцев ради сильного потомства.
Это способность. Особое умение. Чудо, подаренное просто так.
В груди горячо и жарко дрогнуло. Если я все это чувствую, то как может Теофас чувствовать иначе?
— Как?
«Разве ты не знаешь ответ? — моя драконица рассмеялась знакомым улиточьим ехидным смехом. — Он же такой простой и очевидный».
Никак. Он чувствует все то же самое, что и я. Что чувствовали Тахула и император, обманувший волю богов. Думавший, что сумел обмануть.
Простота ответа поразила меня настолько, что я буквально онемела на несколько дней, позволяя Инес вертеть себя, как куклу, собирая к завтраку, позволяя горничным выгуливать меня по саду, прощая стражам их наглость. Такая очевидная правда просто не могла быть правдой, я ведь сама видела… Или слышала. Видели и слышали другие.
Тем временем дни шли. Суд богов бесконечно откладывали по самым разным причинам, а я пока не решалась действовать, пока Тео не придет в сознание.
И однажды, в один из таких вялотекущих дней, ко мне пришел гость. Точнее, гостья.
Баронесса лукаво сунула красивый носик в мою комнату и робко улыбнулась:
— Дракониры, могу ли я побыть наедине с Ее Высочеством? Мы просто выпьем немного вина и поболтаем о прошлом, правда-правда.
К моему удивлению, стражи закивали и вышли, но… взгляды, которые они бросили в мою сторону, мне не понравились.
Дорогие читатели! Большое спасибо за ваши звезды, комментарии и награды! Это очень-очень приятно ))
25. Улиточка
С прислугой баронесса была уже не так любезна, буквально принудив их разойтись. Инес пришлось выводить силой, горничные ушли сами, но им явно не нравилось происходящее. Скорее всего, часть из них приставил ко мне Рейнхард.
Невоспитанная и изначально чуждая нашему миру Альве приобрела при дворе лоск, уверенность и обаятельное нахальство. Драконам нравились маленькие изящные иномирянки, смотревшиеся рядом с рослыми драконицами особенно нежно.
Темные глаза, темные кудри, изящество линий.
Рядом с Теофасом она выглядела заморской статуэткой, выточенной из морской пены и черного шелка.
— Присаживайся, Альве, — я кивнула на соседнее креслице.
Та кивнула мне и примостилась на край кресла, подозвав свою прислужницу. Во дворце она обжилась, оформилась в красивую придворную даму, везде ходит с личной прислугой, а личная прислуга ходит с корзиной, полной вина и сластей.
Меня же они, видимо, считают идиоткой. Решили, что в Ленхарде я деградировала до разума пятилетнего ребенка, и начну угощаться их обедом.
— Мы дурно начали наше знакомство, но я бы хотела примириться с тобой, Эльене.
С тобой. Можно подумать, мы подружки, чтобы тыкать друг другу. Но я не стала ее поправлять, холодок, приобретенный в Ленхарде, давал о себе знать.
— Давай выпьем, Эльене, отметим нашу встречу. Мы, можно сказать, не чужие друг другу.
Темные глаза внимательно отслеживали каждый мой вдох, алые губки роняли одну завуалированную гадость за другой.
Одна из прислужниц суетливо поставила на стол пару бокалов, тарелочку со сладостями и разлила розовое вино. Под немигающим взглядом Вашвиль я сделала глоток. Браслет мгновенно нагрелся, раня кожу.
— Совсем молодое вино, — отпила еще, улыбнувшись побледневшей Альве. — Так зачем ты хотела меня увидеть?
На языке отчетливо ощущалась знакомая горечь яда Арахны. Надо же, я думала на меня извели весь запас еще в первый раз, но нет, раздобыли где-то еще немного. Кожа на запястье горела огнем, словно облитая кислотой.
— Не думай, что он женится на тебе, — зашипела Альве. Выдержка изменила ей. — Он на многих засматривался, после твоего отъезда его кровать не пустовала. Не я одна там побывала.
— Надеюсь тебе достойно оплатили ночной труд.
Поставила едва пригубленный стакан обратно на столик и отодвинула.
— Не будешь допивать? — Альве беспокойно заерзала.
Боится, что яда мало.
Я задумчиво подняла взгляд. Меня хотят убить, чтобы освободить место рядом с Теофасом, не так ли?
А что… если не так?
За дверью стояла хрустальная тишина — слишком нарочитая, словно все действующие персонажи замерли, на сцене остались только мы с баронессой.
Меня совершенно открыто пришли убить, но не мечом, не огнем, ядом. Яд не оставляет видимых следов на теле, а значит, официально я должна умереть от… чего? Драконы не болеют, драконы не лишают себя жизни, драконы умирают без видимых причин только в одном случае. Меня прошибло холодным потом.
Только в одном. Когда брак истинных драконов консумирован, смерть одного партнера не всегда, но часто влечет за собой смерть второго. Кто там будет разбираться, была ли разорвана наша с Тео связь или восстановилась, если мы оба умрем, это будет логически объяснимо. Даже Рейнхард не сможет возразить, если ему скажут, что я отравилась темным источником, пытаясь помочь супругу.
Несколько секунд я сидела, окаменев от ужаса, прежде чем додумалась нащупать истинную связь. Мягкая темнота откликнулась коротким драконьим рыком. Дракон Теофаса был жив и силен, хотя и заперт в бессознательном теле. От накатившего облегчения у меня ослабели руки.
Вашвиль следила за мной ястребиным взором.
— Выпей еще, — подвинула бокал ко мне обратно, а после отпила из своего.
Похоже, приняла противоядие.
Она ведь не дракон, просто красивая человеческая девочка, которой яд Арахны не способен нанести существенный вред.
Я взяла и задумчиво отпила вновь. Теперь все поступки, все сказанные слова, каждое совершенное действие приобретали новое значение. И даже на Альве я смотрела новым взглядом.