— Ваше Высочество, нужно уходить, больше нельзя медлить!
Ферт схватил меня за руку и силой потащил прочь из храма, не обращая внимания на собственную руку, охваченную пламенем. Моя аура жгла и калечила.
Краем глаза я поймала Клео, пятившуюся к стене от одного из перевертышей. Тот не мог ее тронуть, опасаясь амулетов, но и не отступал. Императрицу, поливавшую огнем нападающих, но огонь, лишенный императорской мощи, был слишком слаб для них. Храмовников, вставших плечом к плечу и вскинувших руки в защитном заклинании.
Я вырвалась из рук Ферта и как заколдованная вернулась в центр храма, пытаясь отыскать те самые руны, на которые встала в первый раз.
— Вы должны бежать! — Ферт снова попытался вытянуть меня из маленького круга, созданного моей силой. — Теофас умрет, если вы погибнете, а если погибнет он, то и вам останется жить считанные часы. Связь слишком крепкая, созданная годами… Вы должны думать об Империи!
Связь слишком крепкая… Почему я не подумала об этом, когда они принуждали меня убить Тео? Мысль едва коснулась меня и растаяла. Все это больше не имело значения. Где-то на окраине сознания я ощущала ауру Теофаса, поливающего город императорским огнем, и это успокаивало, давало сил. Поддавшись слабости, неслышно коснулась его сознания и почувствовала ответное касание, накрывшее теплой дрожью и светом.
— Уходи, Ферхавен, и ничего не бойся.
Мне хотелось оттолкнуть Ферта, но я побоялась до него дотронуться и даже перевести на него взгляд вдруг оказалось непосильной задачей. Его голос потонул в кровавом гуле магических потоков, перестраивающихся в моем теле каким-то новым, неизвестным узором. Магия рвалась на свет, и я отпустила ее.
Губы сами шепнули старое заклинание из улиточкиных лекций, темная магия тонкими полосами выплеснулась на старые стены, разбежалась юркими змейками по храму, а после вернулась обратно, добавив моему пламени багровой темноты.
— Идите ко мне!
Перевертыши, разбредшиеся по храму, развернулись ко мне. Время остановилось. Затих шум. Голову сдавило стальным обручем чужих, нахлынувших волной воспоминаний.
Девочка, преданная собственной семьей, молодой драдер, не успевший сдать профессиональный экзамен, мать семейства, оставившая на земле пятерых детей, но сожалеющая только о младшем сыне, который еще не научился ходить… Их лица вставали перед глазами и гасли, вытесненные новыми лицами, новыми судьбами.
Я двинулась к выходу из храма, высоко подняв руку с зажатой в нее темной звездой, за которой тянулись перевертыши.
— Она использует темную магию! Смотрите! Смотрите! Это ее вина…
Искаженный голос императрицы донесся до меня сквозь гул крови, и тут же стих. Человеческие слова, человеческие мысли больше не имели надо мной силы. Я должна была помочь своим детям — живым и мертвым.
Плотная темнота сковала меня коконом, застившем слух и зрение, но я отчетливо почувствовала, когда переступила порог храма и вышла на городскую площадь, окруженная ревом темной магии. Перевертыши стекались ко мне, как иглы на магнит. Горела кровь в венах.
Так много боли внутри моих детей. Так много боли, причиненной моими детьми другим моим детям. Прошу вас. Прошу вас всех! Остановитесь!
На один страшный момент я ощутила себя всесильной. Карать и миловать, прощать и наказывать. Несколько мощных взмахов крыльями вознесли меня над толпой, давая увидеть горящий город и моих детей, сражающихся, умирающих, молящих о пощаде, погрязших внутри давно оконченной жизни. Мои дети убивали друг друга!
Теофас!
Вместо крика из моего горла вырвались рык и пламя, а спустя миг меня обняло золотое сияние Истинного, дающее успокоение и надежду. Его сияние грело, сердца и крылья бились в едином ритме, а через миг город накрыло императорское алое пламя.
Перевертыши стояли плечом к плечу, доверчиво подняв лица к небу, и принимали огонь освобождения на себя. Площадь пылала, похожая на огромный зельеварный котел, в который бросили гнев, горечь и сотни тысяч человеческих разочарований.
Мои давно погибшие дети, задержанные на земле против воли, вернулись к истоку.
Облегчение и печаль были так сильны, что крылья у меня подломились, и упасть бы мне камнем в пепел перевертышей, если бы Теофас не поймал меня. Не прижал так крепко, что скрипнули ребра.
— Прости, — сказал он, едва мы приземлились. — Прости, я… не справился.
Удивленно вскинула голову, чтобы заглянуть в золотого его глаз, потратить хотя бы миг на чувство покоя и правильности между нами.
— Но ты справился! — разрешила себе прижаться к его груди. — Ты принял верное решение, это я не смогла держаться в стороне, перевертышей было так много. Слишком много!
Вместо ответа Теофас с силой прижался лбом к моему лбу. Горячий шепот накрыл губы.
— Я люблю тебя. Моя смерть тебя не затронет, я отдал богам взамен свой дар, поэтому…
Голос дрогнул и Теофас упал. Растерянно оглядевшись, я опустилась на колени, и осторожно тронула его за плечо.
— Вставай, Тео! Мы победили, все хорошо.
Теофас мне не ответил, поэтому я толкнула его уже сильнее, но от удара он опрокинулся навзничь, и я увидела, что он весь в крови, и пепел под ним мокрый и липкий.
Воздух заискрило, поднялся ветер от опускающихся на площадь дракониров, спрыгивающих прямо в пепел. Они подходили ко мне один за другим, но не приближались. Площадь медленно заполнялась выжившими. Подтягивались обычные, не успевшие спрятаться горожане, вооруженные артефакторным оружием драдеры и стража, небо потемнело от слетевшихся драконов. По моим пальцам текла кровь.
— Ваше высочество, — ко мне шагнул Серебряный ант, опускаясь на одно колено. — Позвольте моей супруге осмотреть Его Величество.
Жестом безнадежного собственника он извлек откуда-то из-за спины все еще бледную, но повеселевшую Клео, и я доверчиво отодвинулась, уступая ей место. Уж в ее присутствии Тео поостережется так глупо шутить. В жуткой тишине, Клео дергала какие-то браслеты на руках Тео, после полезла к нему в ворот рубашки и сняла незнакомого вида медальон. Потом обернулись Рейнхарду и качнула головой. Глаза у нее были испуганными.
— Что? — поторопила я ее с ответом.
Я устала и хотела вернуться домой. С Теофасом.
Мы, конечно, страшно с ним рассорились, но ведь это дела Вальтарты, а не наши личные дела. С личными делами мы разберемся дома, поэтому все эти стоящие истуканами ниры уже должны что-то предпринять.
— Ваше Высочество, — Рейнхард попытался взять меня за руку, но я буквально вспыхнула гневом.
Буквально, потому что пламя от меня поднялось, как от гигантской свечки, и Рейнхард был вынужден отступить.
— Ваше Высочество, боюсь, император… Боюсь, Теофас мертв.
Голос у него треснул, как старое дерево, не выдержавшее бесконечных дождей и зноя, на лицо словно легла непроницаемая маска.
Тишину разбил счастливый хохот императрицы, и я едва не рассмеялась с ней вместе. Действительно, ну что он такое говорит. Это же Теофас. Дракона, выбранного на императорскую власть почти, невозможно убить, что и доказывают события последних двадцати с лишним лет. Он с рождения ходил с темным источником в груди!
А Теофас просто дурачится, у него всегда были жестокие шутки. Однажды во время стрельбища он свалился с вполне натуральной раной в груди, а когда его отнесли в комнату и вызвали лекарей, я сама же нашла на нем артефакт иллюзии. Вот и сейчас.
Я упала на колени и рванула на его груди рубашку. Рана была, и выглядела пугающе реальной, черной от вязкой крови, смешанной с испорченной магией. Теофас лежал белый от потери крови, запрокинув голову, как сломанная кукла, и никаких артефактов на нем не было. Клео сняла все.
— Покажи амулеты, — не отводя одну руку от груди Тео, вторую я запустила в снятые артефакты.
Все выгорели, и среди них не был ни одного, зачарованного на создание иллюзий. Улиточка взвыла в груди, словно из нее наживую вынимали сердце.
Дракон Теофаса молчал.
— Наконец-то мертв, — благоговейно произнесла в тишине императрица. — Я победила. Ах, мерзавка была права, я получу трон и свободу от мальчишки, изводившего меня годами! Дьявольское семя Фалаш больше не посмеет называть меня матерью!
Пустыми глазами я смотрела на беснующуюся императрицу, потом перевела взгляд на рану. — Фархо эст нолеш, фалла хаш хог, — шепнула, как в бреду, слова старого заклинания.
Фархо — значит, жизнь, фалла — умоляю, хог — боги. Возможно, это заклинание произносил и Теофас, когда менял свой дар на мою жизнь. Случалось, он сутками просиживал в запретной секции архива, и мог знать о темной магии не меньше моего.
Нолеш — отдаю, хаш — дар.
Ничего… Одного заклинания было недостаточно! Взгляд упал на клубящуюся темнотой рану. Верно, нужно ее очистить, залечить, вынуть грязь и запустить обновленную драконью магию в потоки. И тогда Тео очнется.
Сжала одной рукой черноту, собравшуюся в нахохленный комок на груди Тео и с силой рванула на себя. Как он жил с этой говорящей грязью внутри?
Ничего не произошло.
Время стремительно утекало. Шум вокруг нарастал. Кто-то попытался схватить меня за руки, и мне пришлось активировать огневой круг, закрывший нас с Тео в пылающий кокон. Улитка выла на глухой одинарной ноте, от которой в животе узлом заворачивалась черная спираль. Тошнота подкатила к горлу.
— Заткнись, — сказала я жестко. — Просто зови вместе со мной.
Осталось подобрать слова. Заклинание выверено и сухо. Заклинание — набор кодов и ключей к открытию определенной силы, но их недостаточно. Нужно вложить в слова что-то очень личное, что-то очень свое, чтобы разбудить богов.
Я закрыла глаза и представила свой маленький, не очень важный, но божественный дар, блестящим мячиков, что умещается в ладони. Он был весь целый, горячий и золотой, ведь я еще ни разу его не использовала. Его нельзя было ни обменять, ни продать. Дар использовался иначе.
Обняв маленький дар ладонями, я протянула его в круг пылающего огня: