— Марк?
— А разве ты сама этого не хочешь? – вскидывает на меня глаза. – Твои родители будут только рады.
— Сейчас речь идет не о моих родителях, а о нас, Марк. Наш брак трещит по швам. Или ты думаешь, что собственно ничего такого не происходит? – благодаря многолетнему опыту держать себя в руках, подчинять свои эмоции, я не срываюсь на крик, не устраиваю сцену на публике. А хочется.
— Я не хочу развода, но, - сжимает челюсти, сурово хмурит брови. – Нас все равно разведут. Твой отец сделает все возможное, вплоть до краха моей карьеры.
— То есть карьера важнее, чем я? – голос дрожит. Предательски дрожит, слезы, возникшие на глазах, обжигают. – Так вот истинная причина твоей женитьбе на мне? Терять есть что, поэтому сдерживал себя по отношению к Лине, поэтому не перешагивал черту… - шумно втягиваю в себя воздух, опуская глаза. Моргаю.
— Оль, все не так…
— А как? Как Марк? Ты меня любил? Или все признания – это для красного слова? Смекнул, какая выгода будет с меня, воспользовался моей слепой влюбленностью и женился. Я именно так все и вижу сейчас!
— Ты не права, - вздыхает, лезет во внутренний карман пиджака, протягивает мне белоснежный платок. – Все, что касается Лины…
— Опять Лина… Лина то. Лина се… Лина-Лина! – голос срывается на крик. Стискиваю зубы, отворачиваюсь от Марка, пытаясь выровнять дыхание. Мну в руках платок. – Мы говорим о нас, или ты опять будешь говорить о Лине?
— Так из-за Лины весь этот сыр-бор. Ей тоже нелегко сейчас, - пьет кофе и не давится, а мне кусок в горло не лезет. – Клинский и ее развод будет вести. Токов подал на развод,
— Ты ее утешил?
— Что? – брови Марка взлетают вверх, а меня рвет на части от разговора.
— Ты же всегда ее утешаешь в трудную минуту. Ее, а не меня. Каждый раз, когда я остро нуждаюсь в твоей поддержке, ты оказываешь ее не мне, а сестрице своего друга, - голос набирает обороты, тон повышается, но в какой-то момент я будто выдыхаюсь.
— Мне кажется, мы в каком-то тупике, - плечи обреченно опускаются, беру салфетку и промокаю мокрые щеки. Марк не шевелится, гипнотизирует меня отрешенным взглядом. Вытерев лицо, поднимаю на него глаза.
— Марк, - сглатываю. Я настолько сильно его люблю, что готова бесконечно давать ему шанс измениться, но лимит есть у всего. – Папа будет против сохранения нашего брака. И ты прав, будет мешать твоей карьере. У него для этого есть возможности и связи. Готов ты ради меня начать с нуля?
— В смысле? – между бровей появляется морщинка. – Не понимаю тебя.
— Я люблю тебя. Ты любишь меня, - силюсь улыбнуться, но выходит криво. – Мы уедем из этого города, начнем с нуля. Без связей моих родителей, с минимальным базовым набором для нового старта. Мы справимся. Ты вновь достигнешь новых высот в своей карьере, я буду достигать вершины в своей работе. Не будем ни от кого зависеть.
— Ты сейчас серьезно? – Марк поправляет узел галстука, будто он его душит. – С нуля? Да еще черт знает где. Ну, уж нет… - осекается, встретившись с моим потухшим взглядом. – Оль… - тянется к моей руке, но я свои прячу под стол, сжимая ими коленки.
— Кому как не тебе знать, сколько усилий я прикладывал в своей работе. Ты сама немало сил приложила, чтобы я оказался там, где сейчас, и вот хочешь за раз все перечеркнуть? Обычно планку повышают, а ты предлагаешь понизить, - смотря на Марка, на то, как эмоции меняются друг с другом, я не услышала того, что по-прежнему жду. Не услышала слов любви, заверения, что ему нужна я и только я. Он сейчас печется о себе, своей карьере, а не о том, что наш брак на глазах разрушается.
Лезу в сумочку, достаю кошелек. Обычно наличку не ношу с собой, но в этот раз она у меня оказывается. Кладу купюру под блюдце, так и не прикоснувшись ни к латте, ни к венским вафлям. То, что творится сейчас у меня на душе, никому не видно. Трудно, но я умею держать лицо.
— Желаю тебе всего хорошего, - встаю, прохожу мимо Марка, но он хватает меня за руку и удерживает. Смотрю вниз и держусь из последних сил, чтобы не разрыдаться перед ним. С усилием воли задираю подбородок, разжимаю его пальцы на свое запястье.
— Давай больше не встречаться.
— Оля… - срывается сдавлено мое имя с его губ, я отворачиваюсь и спешно, стуча каблуками, покидаю кафетерий, надеясь, что он не последует за мной.
Выходя, оглядываюсь, вижу сквозь стеклянные двери, как Марк торопливо хватает свой портфель, почти бегом несется следом. Мне нужно скрыться, спрятаться, чтобы больше с ним не разговаривать. Боюсь, моих моральных сил не хватит для того, чтобы выглядеть уравновешенной и здравомыслящей.
— Оля! – кто-то окликает меня со стороны.
Поворачиваю голову на голос. Удивляюсь, но тут же срываюсь с места в его сторону. Это Георгий. Не задаюсь вопросом, как он тут оказался, что делает. Он почти бегом обходит машину спереди, распахивает почему-то заднюю пассажирскую дверку. Я ныряю в прохладный салон машины и сползаю по спинке сиденья. Сердце гулко бьется, его стук отдается в ушах. Зажмуриваюсь. Не хочу видеть Марка. Не хочу из-за него сейчас плакать. Он недостоин моих слез. Предательские слезы скатываются по щекам. Мне вновь не хватает воздуха. Легкие горят. Отрываю рот, пытаюсь вздохнуть, не получается.
— Дыши, Оля, дыши! – слышу шепот рядом с собой. Чувствую, как меня прижимают к груди, ласково начинают гладить по спине, слегка похлопывая. – Дыши. Все будет хорошо.
Офис «Правосудия» находится в новом бизнес-центре и занимает три этажа. Меня впечатляет размах организации. Теперь понимаю, почему Марк так жаждал работать именно тут, потому что уже на входе ощущаешь трепет от ауры власти, серьезности и решительности.
На ресепшене меня встречает очаровательная девушка. Она спрашивает к кому я, записана ли. Запись есть, папа записал к Клинскому. Тому самому, который приходил к Марку. В интернете посмотрела информацию об адвокате. Его репутация безупречна, нет провальных дел, в скандалах никаких не замечен, дорого берет за свои услуги, но при этом раз в месяц оказывает бесплатные консультации для людей, которые не могут позволить себе юриста. Необычный человек. В моем окружении люди редко что-то делают просто так, а тут тратят свое время, ресурсы, чтобы кому-то бесплатно оказать помощь в рамках закона.
Девушка провожает меня в переговорный зал. Он небольшой, светлый и мало похож на офис, больше на уютную студию. Когда мне еще приносят хороший чай, нервозность, присутствующая с самого утра, пропадает. Я на мгновение забываю, зачем собственно сюда пришла.
— Извините за опоздание, - в зал заходит мужчина, я на мгновение цепенею.
Оказывается, Клинский Антон Викторович выглядит в реальности намного лучше, чем на фотографиях, а энергетика, исходящая от него, сшибает дух в первую же секунду. Темно-каштановые волосы стильно уложены, челка нависает на одну сторону, открывая вид на высокий лоб. Темные брови. Кофейные умные глаза миндалевидной формы. Тонкий нос. Высокие скулы, гладко выбритые. Тонкие губы, слегка приподнятыми уголками. Узкий подбородок. Еще он высокий. Не два метра, но я уверена, что стоя рядом с ним на шпильках, едва буду доставать ему до подбородка.
— Вы не опоздали, это я пришла раньше.
Клинский садится напротив, расстегнув пиджак. По привычке сразу распознаю марку костюма и рубашки. Как у Марка. Прикусываю губу, крепко сжав чашку. Не скоро я перестану вспоминать мужа. Адвокат включает планшет, с которым пришел, что-то в нем просматривает.
— Муж говорил, что вы к нему заходили, - подаю голос, Антон Викторович вскидывает на меня глаза. Его выдержка поражает, даже бровью не ведет. – Что вы ему сказали? Что я хочу развода?
— А вы не хотите? Возможно, начальство неправильно меня проинформировало по поводу вашего дела, - откладывает стилус, складывает руки в замок. – Ольга Николаевна, вы хотите разводиться со своим мужем?
— А вы с ним разговаривали на эту тему? – в груди предательски теплится надежда, что Марку не все равно на наш брак.
— Нет, вы мой клиент, а не он. Насколько мне известно, Марк Александрович планирует сам выступать в суде по поводу развода.
— Значит развод, - опускаю глаза, шумно дышу. – Насколько мне известно, нас просто развести. У нас нет детей.
— Вы не беременны?
— Вы слишком личные вопросы задаете, - вспыхиваю, чересчур резко отвечаю.
— В рамках дела. Если вы беременны и не хотите развода, ваш брак может быть сохранен из-за ребенка. По закону бракоразводный процесс откладывается на год-два.
— Я не беременна, - поджимаю губы, наблюдая, как Антон Викторович делает пометку в планшете.
Мне не по себе от разговора. Одно дело думать о разводе, другое дело действительно его оформлять. Странные чувства. Хочется убежать и ничего не решать. Может быть, все как-то само образуется. Вздыхаю. Детская позиция.
— Будут какие-то пожелания по поводу раздела имущества и счетов? – поднимает на меня спокойные темные глаза.
— У нас две машины, каждому своя. Квартира… Она куплена была на деньги с продажи моей первой квартиры, Марк докладывал необходимую сумму. Логично, что пополам. Счета.… У нас было три счета. У каждого по одному и один общий. Общий пополам.
— Вы можете оформить на меня доверенность по поводу того, что я могу представлять ваши интересы, за счет этого вам не нужно присутствовать у судьи и в других инстанциях. Или хотите видеться с мужем? – меня смущает внимательный взгляд Клинского. Он будто смотрит мне прямо в душу и в курсе, что я сейчас борюсь между соблазном мелькать еще перед глазами Марка и послать его к черту.
— Я оформлю доверенность, - обреченно вздыхаю. – Боюсь, что не справлюсь, если буду видеть мужа. Получается, это я инициатор развода, а не он…
— Я принесу документ для подписи и попрошу принести вам еще чаю, - Антон Викторович встает, оставляет меня одну.
Я прикрываю глаза, но слышу шорох в дверях. Поднимаю голову, стискиваю зубы. Сначала мне на мгновение кажется, что стоит Марк, но нет, не он. Какой-то молодой юрист, с любопытством заглянувший в зал. Увидев меня, приветливо улыбается и исчезает. Качаю головой. Мне не нравится то, как я надеюсь до последнего, что муж ворвется сюда, будет на коленях умолять простить его, слезно обещать любить до последнего вздоха. Знаю, нужно время, чтобы не думать о подобном, но сейчас сложно оставаться равнодушной. Любовь в моем сердце по щелчку пальцев не исчезнет.