Его погрузили в багажник, где он свернулся калачиком и уснул.
Очнулся Роман от яркого света, который бил ему прямо в лицо. Он огляделся: зубопротезное кресло, серебристые иномарки, бритоголовые пацаны. Он кисло улыбнулся. Харлам поднес к его глазам фотографию девицы в обнимку с каким-то перекошенным типом и спросил, тыкая в перекошенного пальцем:
– Жених?
– Жених, – честно сознался Стрелкин.
– Я же говорил, верняк! – обратился к Никитосу сотоварищ.
– Но это еще ничего не значит! – сварливо заметил очнувшийся жених. – Я ее разлюбил!
– Что?! – Оба изобразили такие злые рожи, что Роман зажмурился.
– Ну, ты, жмурик, повтори, что сказал.
– Она сама меня бросила, – быстро пояснил, усаживаясь в кресло, Роман. – Ушла с каким-то принцем!
– Это не меняет сути дела. Принцев у нее полно, – почесал у себя за ухом Харлам. – Нам сказано тебя доставить, мы тебя и доставили.
– И правильно сделали, – махнул рукой Стрелкин, – что доставили. Мне же все равно. Я из-за нее топиться хотел.
– Да ты что?! Вот стерва, довела мужика!
– Тише, ты хочешь, чтобы он нас убил?
– Пацаны, нет ли у вас чего-нибудь выпить? – поинтересовался Стрелкин. – Залить, так сказать, мое горе не водой, раз вы не дали мне утопиться, так водкой.
– Ну ты, это, мужик, давай не бери в голову. Она со всеми такая, – попытался успокоить его Харлам, отсылая Никитоса за крепленым подкреплением.
– Вертихвостка! – заявил Роман, откидываясь на подголовник. – Убейте меня, мне все равно.
Убивать его не стали. Подготовленные для этих целей инструменты свалили со столика, стоявшего рядом с креслом, на пол, и их место заняла бутылка виски и грубо порезанная ливерная колбаса, которую Никитос стащил у соседской собаки.
– Она такая, такая… – тряс в воздухе колбасой Стрелкин, – несерьезная! Ну есть один, другой. Ну зачем же третий?!
– Она такая, – соглашался с ним Харлам, устроившийся рядом на корточках.
– У нее всегда то один, то другой, – кивал головой Никитос, разливая по стаканам иноземный напиток.
– За нас, за пацанов!
– У нее на все, на все есть отговорки, – жаловался Роман.
– Кругом алиби, – поддакивал Харлам, – вчера замочила кошку, свалила на нас.
– У нее всегда так. Сама замочила, а мы виноваты.
– Так она еще и убийца?! – Роман опрокинул свой стакан и подставил снова.
– Она такая.
– Да, она такая. Стерва!
– Тише, тише…
Они выпили еще, после чего обнялись и еле слышно запели: «Главное, ребята, сердцем не стареть, водку, что открыли, до конца допить…» Через пару часов уже вся округа деревни Нудельной слушала: «Запрягайте, девки, лошадь…» А еще через некоторое время Харлам с Никитосом осторожно несли из гаража практически безжизненное тело Стрелкина наверх, на второй этаж. В святая святых – комнату стервы Любки, дочери их шефа и работодателя, поручившего им кровь из носу найти для своей беременной дурынды жениха.
Стрелкин утонул в огромной постели, затерялся среди одеял и подушек. Он по привычке поначалу сложился калачиком, но почувствовал дикую жару и потребовал себя раздеть. Никитос пожал плечами и освободил бесчувственное тело от всей одежды.
– Тише, тише, – шептал ему Харлам, – не дай бог, очухается.
– Вот потеха будет, – радовался Никитос, – когда дурында вернется!
Любка вернулась под утро и, не обращая никакого внимания на Стрелкина, завалилась в свою огромную постель. Отключилась сразу, она весь вечер и всю ночь провела с друзьями на вечеринке, опустошая одну емкость за другой, сожалея вместе со всеми о загубленной молодости целого поколения – очень модная нынче тема.
Любовь Воропаева была дочкой известного в Тугуеве бизнесмена. С самого раннего детства ее приучили к тому, что папа – человек занятой, видеться с ним можно только в самых необходимых случаях, а еще лучше – не лезть к нему со своими проблемами вообще. Матери у Любки не было, она бросила Воропаева еще в молодости, подкинув ему годовалую дочь, и сбежала с очередным мужем за океан. Там у нее образовалась новая семья, так что желания встретиться с бывшим мужем и бывшей дочерью не возникало. Так и жила Люба все свои восемнадцать лет под присмотром постоянно меняющихся экономок и нянек, каждая из которых старалась воспитать ее под себя. В результате получилась пухлолицая девица с собственным мнением, в корне отличающимся от мнения всех остальных, вместе взятых, большим гонором и ранимой душой, которую она никогда никому не выворачивала наизнанку.
На последнем дне ее рождения по случайному стечению обстоятельств присутствовал отец. Поглядев на нее в дорогом вечернем платье с огромным вырезом на пышной груди, он решил, что ей пора отправляться в самостоятельное плавание, и подыскал ей жениха, достаток которого позволял ей это делать без особых усилий. За Любкой он решил дать хорошее приданое, где-то в глубине души чувствуя свою вину перед ней. Но дочь неожиданно взбрыкнула, как необъезженная кобылица, и заявила, что замуж не пойдет. Ни за того, ни за другого, что присмотрел ей отец. Она съездила на столичный вокзал, затащила в моментальную фотографию первого попавшегося ей парня, заплатив тому десятку. В результате чего отцу была представлена фотокопия Любкиного жениха с легендой о том, что он стал отцом ее ребенка, после чего бросил бедную девушку.
Люба знала, на что давила. Отец никогда бы никому не простил такого хамского отношения к своему потомству, потому как считал, что если уважаешь Воропаева, уважай и колесо его автомобиля. Отец изъял у Любки фотокарточку и дал задание двум своим бритоголовым помощникам изловить проходимца и доставить его на расправу.
Пока они ловили и доставляли, Любу никто не беспокоил. От мысли о ее замужестве отец отказался. Еще бы, кто захочет жениться на беременной! Он решил, что сначала женит на ней того негодяя, который ее обесчестил, а потом, когда дочь родит ребенка, разведет их. И вот тогда уже толкнет ее замуж за состоятельного человека. В небольшом городке, где сливки общества знали друг о друге практически все, приходится следовать определенным традициям.
Все отловленные негодяи предоставлялись Любке для опознания, но ни один из них ее не устраивал. Харлам с Никитосом уже извелись, ища парня с моментальной фотографии, который, а это знала только Любка, с того самого вокзала уехал на постоянное место жительства во Владивосток.
Отец рвал и метал, но только на своих помощников, Люба была неприкасаема по причине своего интересного положения. А положение у нее и впрямь было довольно интересное! Вместо того чтобы, как нормальная беременная женщина, расплываться в разные стороны, Любка худела. И живот не рос, а, наоборот, лип к позвонкам. Отец уже стал на нее поглядывать с нескрываемым интересом. Она решила во что бы то ни стало поправиться и в ресторанах ела за двоих. Но пища без должного аппетита плохо усваивалась, а чаще даже просилась назад.
По этой причине она проснулась поздним утром и антилопой гну побежала в ванную комнату, находившуюся рядом с ее спальней. Там ее пару раз стошнило.
Пока она обнимала унитаз, в комнату вошел отец.
– Где он?! – строго спросил Воропаев у своих помощников, оставшихся за дверью.
Те глазами указали на кровать.
Воропаев подошел твердой походкой к постели дочери и сдернул шелковое двуспальное одеяло на пол.
– Бр… – сказал Стрелкин и свернулся калачиком.
– Этот?! – переспросил Воропаев, разглядывая голого мужика в постели дочери. Будто бы, если бы ему сказали, что ах, батюшки-обознатушки, это совсем и не тот, что-то бы изменилось! – Просыпайся, жених!
Но Стрелкин еще раз сказал: «Бр…» – и пустил слюну.
– Папа! Ты? – Люба стояла у двери и рассматривала не папу, а лежавшего в ее постели Стрелкина.
– Готовься к свадьбе! – рявкнул отец, развернулся и вышел из комнаты.
– Что?!
Ей понадобился битый час, пока она раскачала Романа. Но когда он сел на постели, голова его еще не включила пользование мозгами. Пришлось Любе бежать вниз на кухню за стаканом пива, чтобы дать подкидышу возможность привести себя в чувство.
– Ты кто?! – трясла она его за плечо.
– Жених.
– Откуда свалился на мою голову?!
– Оттуда, – Стрелкин опустил указательный палец вниз.
– Эти два урода постарались, – догадалась Люба.
– Что ты, они такие хорошие ребята, – открыл глаза ей на помощников Воропаева Стрелкин, силясь после этого открыть свои собственные.
– И что теперь будем делать? – задала риторический вопрос Люба, прекрасно осознавая, что, как отец сказал, так и будет.
Ей придется выйти замуж. Можно, конечно, отказаться от этого типа и заявить, что это не тот. Но тогда придется объяснять, что он делал в ее постели. Если сказать, что он ничего там не делал и вообще попал к ней случайно, значит, обречь себя на осмеяние всей округи. Отец все равно не поверит. И как только она вчера не заметила подкидыша! Если бы она сразу подняла шум, ничего подобного бы не случилось. А сегодня объяснения по поводу того, что она не знает, с кем провела ночь, действительно выглядят смешно. Хотя, приняв во внимание похождения приятельниц и подружек, она решила, что такое вполне возможно.
– Как тебя зовут, – пытаясь смириться с неизбежностью, поинтересовалась Люба.
– Стрелкин Роман, – он с удовольствием выпил пива и теперь сидел, оглядываясь по сторонам. – А где я? И как я сюда попал?
– Вот это я тоже хотела бы выяснить, – вздохнула Люба. – Тебя Харлам с Никитосом сами принесли или ими руководил отец, заранее подстроив эту авантюру?
– Какую авантюру, я ни в каких авантюрах участия принимать не собираюсь! Я вполне приличный молодой человек…
– Оказываюсь в постели незнакомой девушки и…
– И что «и»?
– В том-то и дело. И что?
– Да я вас знать не знаю, видеть не видел! – Роман вскочил с постели, но, тут же сообразив, что он полностью раздет, прикрылся подушкой. – Где моя одежда?! – И схватил первые попавшиеся штаны.