— Вера? — Артём снова обратил на меня своё внимание. – Ты бы предпочла увидеть работы Михаила перед тем, как начать обсуждать детали проекта?
Вся ситуация уже начинала казаться мне предельно абсурдной.
— Конечно, — ответила я.
— Вот и прекрасно, — Артём встал и галантно указал рукой в сторону основного зала. — Пойдёмте.
Глава 17
Мы прошли туда, где картины были аккуратно расставлены вдоль стен, ожидая своей очереди занять место на стенах. Полотно за полотном, под белыми драпировками, скрывалось то, что вскоре должно было вызвать восторг, скандал или смятение. Я стояла в центре малого зала, скрестив руки на груди и приготовившись привычно и профессионально цепляться за каждую мелочь: хотелось увидеть все недочёты ещё до того, как картины обнажатся перед публикой.
— Начнём? — прозвучал спокойный голос Артёма, разорвав молчание.
Михаил осторожно освободил первое полотно от белой ткани и я невольно задержала дыхание. Передо мной предстала восхитительная картина: женская фигура в зелени. Обнажённая, она наклонила вперёд голову, взирая с полотна прямо на зрителя. Яркие краски, тонкие линии, чётко прорисованные детали. Нижнюю часть лица закрывала рука, повёрнутая к зрителю ладонью и были видны только глаза. И в этих глаза застыли экстаз и томление.
— Что думаешь? — Артём подошёл ко мне и остановился рядом, его голос прозвучал небрежно. — Уникально, правда? — Он склонил голову, разглядывая картину вместе со мной.
— Она потрясающая, — коротко заметила я, не в состоянии оторваться.
Следующую картину поставили на мольберт. Приглушённые цвета, но такая же поразительная реалистичность. Здесь женская фигура была обнажённой, раскинувшей ноги, утопившей пальцы в раскрывшемся лоне, прикрывшей глаза в сладострастной неге, но изображённой с такой чувственностью, что это выглядело скорее как гимн красоте, чем что-то вульгарное. Лицо… Я почувствовала, как у меня закружилась голова и зашумело в ушах.
— Михаил, — тихо произнесла я. — Он молчал, но Артём быстро заполнил паузу:
— Ты должна признать, Вера, это невероятно смело. Михаил, я хочу тебя спросить: как ты решился на такую откровенность? — Артём скрестил руки на груди, его взгляд скользнул по Михаилу, а потом задержался на мне.
— «Муза». – продолжил он. – Признаться, вся серия производит впечатление. Сильное.
Михаил самодовольно улыбнулся.
— Это настоящее искусство, — коротко ответил он.
— Искусство? — Артём вглядывался в картину — Странно, что твоя «Муза» выглядит так знакомо.
Я прервала его.
— Продолжим? – мой голос прозвучал отстранённо.
Картина за картиной, и на всех я видела… себя. До мельчайших деталей. Я обнаженная. В откровенных позах. Казалось, Михаил писал меня с натуры, но я никогда не позировала ему.
Гнев и растерянность подступили мгновенно. Я сделала шаг к нему, но не могла выдавить из себя ни слова.
— Это… — ко мне, наконец, вернулся голос. Гнев, который я бы предпочла подавить, вырвался наружу.
Михаил медленно повернулся ко мне, всё так же улыбаясь.
— Вера, — это мои лучшие работы.
— Лучшие? — мой голос звенел от гнева. — Ты использовал меня! Ты рисовал меня без моего согласия!
— Я рисовал по памяти, — его голос звучал мягко. — Это не то, чтобы…
— Что? — перебила я, внутри всё кипело. — Не то, чтобы унизительно?
Я обвела рукой картины.
— Ты даже не спросил!
— Я не мог… — он сделал шаг ко мне, и я отступила. — Я не мог не писать. А ты… Воспоминания о тебе вдохновили меня.
Я почувствовала, как слёзы подступают к глазам.
— Ты думаешь, это комплимент? Михаил, это предательство! Ко всему, что ты уже сделал.
В этот момент к нам подошёл немецкий художник. Его лицо осветилось восторгом.
— Это гениаль! — воскликнул он, оглядывая полотна Михаила. И затараторил, переходя на родной язык— Такая экспрессия, такая чувственность! Это настоящее искусство. – Вера, пожалуйста, переведите ему.
Я уже не могла себя контролировать.
— Чувственность? — я резко обернулась к нему, переходя на немецкий — Это не искусство, это вторжение в мою жизнь!
Немец замер, не ожидая такой реакции. Михаил сделал шаг вперёд, его взгляд умолял меня остановиться.
— Вера... — начал он, но я перебила.
— Ты даже не думал, как это может повлиять на меня, — мой голос дрожал.
— Я не мог иначе, — тихо ответил он, глядя мне в глаза.
— Ты мог, — твёрдо заявила я, с трудом сдерживая слёзы. — Но ты выбрал своё искусство, даже не подумав обо мне. Ты просто выбрал себя. Как всегда.
Я развернулась и, схватив на ходу пальто, направилась к выходу.
— Вера, подожди! — окликнул меня Артем, но я не могла здесь оставаться.
Я буквально вылетела из галереи. Поспешных шаги довольно быстро догнали меня, и кто-то схватил меня за руку. Михаил.
— Отпусти! — я попыталась вырваться, но его хватка была слишком сильной.
— Послушай меня! — его голос сорвался на крик, и я замерла. Его лицо было так близко.
— Зачем ты это сделал? — прошептала я, чувствуя, как слёзы наконец-то начали катиться по щекам.
— Потому что не мог иначе, — его голос стал тише. — Я пытался забыть тебя, Вера. Думал, что если выплесну всё это на холст, то станет легче.
Я молчала, чувствуя, как его пальцы сжали мою руку. Внутри меня поднялась волна гнева, а не сочувствия.
— Но знаешь, что самое ужасное? — продолжил он. — Это не помогло. Это только сделало хуже.
Его голос был хриплым, будто израненным, но я уже не слышала в нём боли — только манипуляцию. Слова, рассчитанные на жалость.
— Ты не имел никакого права… — начала я.
— Может, и не имел, — прошептал он, — но я не могу это изменить.
Я резко отступила, вырвав руку из его хватки.
— Не смей ко мне прикасаться, — сказала я с яростью, которая пульсировала в висках.
Он замер, его глаза метались по моему лицу. Михаил сделал движение вперёд, как будто собирался обнять меня или… — и я отпрянула.
— Ты что, совсем не понимаешь?! — голос сорвался. — Я выкарабкивалась из дерьма, в котором оказалась из за тебя, годами, а ты заявляешься и привозишь эти картины!
— Вера… — начал он, но я перебила:
— Замолчи!
Он снова попытался что-то сказать, но я не дала ему шанса.
— Исчезни. Просто исчезни из моей жизни, Михаил. Навсегда.
Я развернулась и пошла прочь, слыша, как хрустят под ногами снежные корки. Он остался стоять посреди улицы. Я даже не оглянулась.
Глава 18
Я буквально влетела в квартиру. Пальто упало с плеч и осталось у порога. Ботинки я сбросила на ходу. Внутри всё кипело.
Он сделал меня главным лицом своих картин. Он изобразил меня не просто, а… ТАК.
Михаил, с его показной нежностью. Как я не слышала раньше этой фальши в голосе? Или не хотела слышать? Я ведь любила его. Очень любила. Слепо. Без оглядки. Или он тогда был другим? Или это я была другой? Я не знаю. Знаю только одно: то, что он сделал — ещё одно предательство. Я даже не знаю, что хуже. То, что он изменил мне или то, что показал всем то, что было моим... интимным. Он обнажил меня перед всеми. Я села прямо на пол, у кровати. Подогнула ноги, обхватила колени руками, уткнулась лбом. Хотелось исчезнуть, раствориться.
Михаил выставил меня на обозрение как экспонат. Не спросив, можно ли. Михаил сделал это так легко и бездумно, словно я его вещь.
Но хуже всего даже не это… Я запустила пальцы в волосы, сжала кулаки. Не выдержала — всхлипнула. Артём. Я , кажется, влюбилась. Это не просто интерес, не просто лёгкое влечение. Мне больно не потому, что он отстранился — а потому, что это именно он. Потому что я уже успела почувствовать и поверить. Что он подумал? Он узнал меня в женщине на картинах. Сразу. Не мог не узнать. А я-то ломала голову, что так резко могло измениться за ночь. А он просто… видел. Меня. Обнажённую. На холстах, которые привёз Михаил. Его холодность теперь понятна. Что он чувствует ко мне теперь? Отвращение? Жалость?
Я поднялась. Посмотрела на себя в зеркало. Лицо бледное, глаза потемнели, губы сжаты. Вот она — я. Живая. Не картина. Не мираж. Я — настоящая.
Влюбилась… это пройдёт. Сейчас у меня другие задачи. Михаил — всё ещё мой законный муж, и он выложил меня, как тушку на витрину. Это не останется безнаказанным. Я раздавлена? Да. Но не сломлена. Гнев поднимался волнами, подкатывал к горлу. На Михаила — за наглость. На Артёма — за холодность. И, в равной мере, на себя — за то, что поддалась эмоциям. Я отвернулась от зеркала. Сняла свитер. Нужно принять душ и лечь спать. Я направилась к шкафу за свежим полотенцем, как в тишине комнаты зазвонил телефон. Я приняла звонок даже не взглянув на номер.
— Да, — мой голос прозвучал отрывисто.
— Вера, нам нужно поговорить — голос Михаила был умоляющим.
— Это ничего не исправит, — прервала я соединение.
Телефон тут же завибрировал снова. Я взглянула на экран и, глубоко вздохнула перед тем, как принять звонок.
— Артём? — в голосе всё равно явно слышались нотки дрожи.
— Вера, — в его тоне больше не было и следа иронии, — Если бы я знал, что на тебя это так подействует, я бы заранее сказал тебе, что за картины привез наш гений. Прости, я правда совсем не рассчитывал на такую реакцию.
Я молчала. Он выдержал паузу и продолжил.
— Но, Вера, признай, полотна потрясающие.
— Да, — ответила я, подойдя к окну и уставившись на огни ночного города. — Он превзошёл сам себя. Но я хочу сказать: я не буду курировать эту выставку. Я не…
— О, ты, конечно, можешь отказаться, — перебил он меня, возвращаясь к своему обычному тону — Но ты уверена, что хочешь остановиться перед самым окончанием проекта в который ты уже столько вложила?
Я почувствовала, как злость снова захлестнула меня, и закусила губу.
— Это всё … Эти картины… это слишком.
— Вера, — его тон стал серьёзным. — Эта выставка — просто работа.