— Я не могу, Артём! — воскликнула я, чувствуя, как голос срывается, и с ужасом слыша как со стороны, как жалко и непростительно непрофессионально это прозвучало.
— Можешь. И ты остаёшься куратором! — Я не успела ответить, как он отключился.
Я швырнула телефон на диван. Мои мысли мчались в бешеном ритме. Я чувствовала, что стою на краю истерики.
В дверь позвонили или мне показалось. Звонок в дверь прозвучал снова. Я подошла к шкафу и распахнула дверцы. Мой взгляд скользнул по рядам одежды, но ничего не казалось подходящим. Наконец, я вытащила мягкий тёмно-серый кардиган. Накинув его на плечи, я плотнее запахнулась, поправила волосы, заправила несколько выбившихся прядей за уши, и поймала своё отражение в зеркале. Лицо, ещё раскрасневшееся от слёз и волнения, глаза, в которых читалась растерянность. Я медленно подошла к двери. Моя рука задержалась на холодной металлической поверхности ручки.
— Кто там? — мой голос прозвучал хрипло, но я уже знала, кто стоит за дверью.
— Это я, — раздался его знакомый голос.
Я зажмурилась.
— Уходи, Миша. Нам не о чем с тобой разговаривать.
— Я буду спать под твоей дверью, если ты не откроешь.
— Дать тебе подушку?
— Значит, я буду кричать и растревожу всех соседей. Открой. Мы поговорим и я уйду. Обещаю. Я должен тебе обьяснить.
Я глубоко вздохнула. Поворот ключа и дверь открылась. Я встала в проёме, не давая ему войти.
— Что тебе нужно? — спросила я.
Он смотрел на меня, его глаза были полны напряжения.
— Прости, — сказал он тихо.
— За что именно? — сложила руки на груди. — За то, что сделал меня частью своего творчества? Или бизнеса, что у тебя сейчас. Или за то, что решил, что можешь снова ворваться в мою жизнь, как будто ничего не произошло?
— За всё, — ответил он, и его голос был полон раскаяния. — Но я не могу делать вид, что забыл тебя.
Я рассмеялась, но смех мой был горьким.
— Зачем ты здесь, Михаил? Тебе нужна натурщица?
— Ты не натурщица, Вера, — его голос стал твёрже. — Ты — моя жизнь. И моя единственная любовь.
Я замерла. Он сделал шаг вперёд, и расстояние между нами исчезло. Я чувствовала на своём лице его дыхание.
— Я пытался, Вера. Пытался жить без тебя. Но всё, что я делаю, всё, что я чувствую — это всегда связано с тобой.
Дыхание перехватило, когда он поднял руку и осторожно коснулся моей щеки.
— Ты не понимаешь… — начала я, но голос сорвался.
— Понимаю, — перебил он, не отводя взгляда. — И я не намерен больше держаться на расстоянии.
Его близость, его запах, тепло его тела — всё это смешивалось с воспоминаниями, которые я пыталась забыть. И я не могла бороться с тем, что ощущала в этот момент.
— Миша… — едва шепнула я, когда он наклонился ближе, его взгляд скользнул к моим губам.
Глава 19
Он медленно наклонился ко мне. Время, казалось, замедлилось и в комнате повисла тишина, густая и вязкая. Я почувствовала, как по телу пробежала дрожь — но не от желания, а от резко нахлынувшего отвращения.
В одну короткую, яркую вспышку я снова увидела его в его студии. Запах чужих духов, его руки на чужой женщине. Их смех. Его губы, покрывающие поцелуями чужое тело. Меня затошнило.
Я зашипела, как разъярённая пума.
— Не смей, — вырвалось из меня и он замер. — Не смей меня трогать.
Михаил нахмурился.
— Ты предал меня, Михаил, — я отступила на шаг. — И не раз. Предал нас. Наши мечты, нашу жизнь, наше будущее. И ты имеешь наглость говорить о «любви»? Твои клятвы, твои обещания — это пыль!
Он поджал губы.
— Не перегибай, Вера, — процедил он. — Всё не так, как ты думаешь. Я любил тебя. Люблю. Несмотря ни на что.
— Несмотря на что? — мой голос задрожал от возмущения. — Несмотря на других женщин в твоей постели? Несмотря на то, как ты не задумываешься ни о чьих интересах, кроме своих? Это твоя «любовь»?
— Я ошибался! — вспылил он. — Я человек, я не безгрешен! Но ты — ты холодна, как лёд! Ты вечно отстраняешься, закрываешься! Может, и я бы и не спал с другой тогда, если бы… если бы ты не была такой...
— Какой? — перебила я. — Не перекладывай свою вину на меня, Михаил. Это не я пошла искать что-то новое на стороне.
— Всё, что я делал, — ради искусства, — с нажимом сказал он. — Ради творчества! Ради нас! Ты всегда была слишком чувствительной, Вера. Ты драматизируешь. Ты просто не понимаешь, что такое быть художником, настоящим.
— Художником? — я рассмеялась, горько. — А человеком? А мужем?
Он молчал, сжав челюсть.
— Я не твоя собственность, — добавила я, твёрдо. — Ты не имел права выставлять моё тело на всеобщее обозрение. И уж точно не имеешь права думать, что я вернусь. Мы в разводе, Михаил. По сути, уже четыре года. Я не отступлю.
Его лицо исказилось гневом.
— Ты всегда была неблагодарной, — зло бросил он. — Я дал тебе всё. Я сделал тебя частью своего мира!
— Только твоего грязного мира! — я почти закричала. — Мира, в котором клятвы ничего не стоят, а любовь — это игра! Где жена — натурщица, которую можно, не спросив, раздеть и показать всему миру!
Он прищурился, в голосе растекался яд:
— Хоть на это ты сгодилась. Побыть натурщицей. Хоть какая-то польза. Если ты решила, что сможешь так легко от меня уйти, ты сильно ошибаешься, — голос его стал ледяным, хищным. — Жить спокойно я тебе не дам, Вера. Хочешь войны? Получишь. И ты пожалеешь, что решила бросить меня.
— Угрожаешь? — холодно переспросила я.
— Нет, — он усмехнулся, злобно и ядовито. — Я обещаю. Ты выбрала это сама. Запомни этот день, Вера. Он будет началом твоего конца.
Он бросил на меня последний взгляд, полный презрения, развернулся и ушёл, хлопнув дверью. Я осталась стоять посреди комнаты, дрожа от ярости, от обиды, от отчаянного, горького облегчения. Я больше не сомневалась. Этот человек был чужим. И врагом. И я не позволю ему снова разрушить мою жизнь. Только что мне теперь делать. Я нашла телефон и, не думая, набрала номер Глеба. Он ответил быстро.
— Вера, — его голос был спокойным, собранным, как всегда. — Всё в порядке?
— Нет, — я облизнула пересохшие губы. — Извини, что я беспокою тебя, просто я... Я только что выгнала Михаила из квартиры.
Пауза. Я почти слышала, как он приподнялся с кресла.
— Он приходил? Без предупреждения?
— Да. Пришёл с извинениями, но стоило мне отвергнуть его — его поведение резко изменилось. Он начал угрожать. Сказал, что он мне спокойно жить не даст.
— Понял, — сдержанно ответил Глеб. — Классика. Популярная тактика — сначала попытки обаять, потом запугивание. Ты правильно поступила. Но подожди… Почему он вообще пришёл?
— Вот тут самое интересное, — я усмехнулась, хотя внутри всё продолжало гореть. — Михаил привёз картины для выставки. Новую серию. Так вот — на всех этих полотнах изображена обнажённая женщина.
— Хорошо. А ты здесь при чём?
— А дело в том, — я выдохнула, решаясь — что это — я, Глеб. Он нарисовал меня. Узнаваемо.
— Ничего себе, — медленно выдохнул Глеб. — Он получил твоё согласие?
— Конечно, нет! — я горько усмехнулась. — Я узнала об этом до выставки только потому, что я куратор проекта. Прекрасно, правда?
— Вера… — голос Глеба стал стальным. — Это серьёзное нарушение. Использовать изображение другого человека, тем более в обнажённом виде, без разрешения — это запрещено.
— Я знаю. Я сначала хотела отказаться от участия, хлопнуть дверью. Но... — я сжала руку в кулак. — Эти картины гениальны, Глеб. Они сильные, живые. Он талантлив, как ни крути. И я поняла: если я сейчас всё сорву — он всё равно выставит их где-нибудь ещё, просто позже.
— Очень здравое решение, — Глеб задумчиво продолжил. — Значит, так. Первое — ты сохраняешь дистанцию. Второе — не говоришь ему о своих намерениях. Третье — нужно подтвердить, что на картинах именно ты. Мы подадим иск о нарушении неприкосновенности частной жизни и авторского права на изображение. И потребуем компенсацию — моральный вред и долю от прибыли, если картины будут проданы.
— Но ведь я не упоминаюсь по имени…
— Это не имеет значения, — спокойно перебил он. — Если есть хоть один человек, который может достоверно подтвердить, что это ты, и если изображение не абстрактное, а конкретное — у нас есть дело. Особенно если он твой муж, и вы в процессе развода.
Я прикрыла глаза и глубоко вдохнула.
— Спасибо, Глеб.
— Всё будет хорошо, Вера.
Мы попрощались.
Я только успела протянуть руку, чтобы отложить телефон, как он вновь дрогнул — короткая вибрация. Не знаю почему, но первая мысль была: Артём. Это имя вспыхнуло внутри не просто ожиданием — предчувствием. Я медленно потянулась за телефоном, затаив дыхание, включила экран.
Глава 20
Экран светился незнакомым номером, но я всё равно на миг затаила дыхание, словно это мог быть Артём. Глупо. Артём бы написал или позвонил со своего номера. Но всё равно сердце разочарованно сжалось, когда в трубке раздался вежливый женский голос:
— Вера, добрый вечер. Простите, что в выходной. Это Лада, дизайнер.
— Добрый вечер. Всё в порядке, — отозвалась я. — Что-то срочное?
— Не совсем. Я просто… — на том конце провода послышалось лёгкое замешательство. — Я открыла папку с макетами и не поняла. Новая структура? У вас что-то случилось? Почему вы перекраиваете всё почти под открытие?
Я вздохнула, потерла переносицу.
— Да. У нас новый участник. Вам ещё не успели сообщить.
— А… вот оно что, — Лада помолчала. — Ну, сочувствую. Вам, в первую очередь. Это… даже не знаю, что и сказать, Вера.
— Это катастрофа, если честно, — я позволила себе слабую улыбку. — Мы все пропишемся на работе до открытия. Вы тоже, вероятнее всего. Я постараюсь к середине недели прислать обновлённые заголовки, порядок залов и материалы по новому участнику — визуалы, тексты, фокусные акценты. Или с Вами свяжется Юля, посмотрим. Вам нужно будет переделать…. Боюсь, придётся начинать почти с нуля.