Вторник, наполненный встречами, макетами, сверками и необходимость работать бок о бок с Михаилом, тянулся бесконечно. К обеду я чувствовала себя выжатой. Хотелось спрятаться в кладовке или туалете, лишь бы не слышать этот голос. Но дел было слишком много — отчёты, проверки, новые эскизы. Кто-то всё время что-то спрашивал, что-то не совпадало, всё требовало моего участия. Я еле дотянула до вечера.
Когда за мной закрылась дверь квартиры, я скинула пальто прямо в прихожей, прошла на кухню, налила себе чаю — и только тогда поняла, насколько я устала.
Я включила лампу, села на диван и уставилась в одну точку. Потом потянулась за телефоном. Мне нужно было услышать Лену.
— Привет, — сказала я.
— Привет. Извини, я вчера уснула. — Голос Лены был простуженым и хриплым.
— Не страшно. Лена, где ты умудрилась простудиться?
— Спроси что полегче — она фыркнула. — Это криво выполненное желание - я давно хотела отпуск, и вот — принудительный отдых от работы. Постельный режим и лёгкая еда. Когда у тебя суд?
— Завтра. Даже не представляешь себе, как я хочу, чтобы всё уже закончилось.
— Понимаю. — Лена посерьёзнела. — А что с картинами? Ты написала, что он привёз полотна с тобой... он реально это сделал?
— Сделал, ещё как. И картины очень откровенные. Идеальны для выставки, спору нет. Но на них — я.
— Запрети публикацию.
— Поздно. Он их заранее засветил за границей. Журналы уже вышли в печать.
— Подожди, пусть так. Запрет на дальнейшее распространение?
— Очень проблематично, есть множество прецедентов. Но если кто-то назовёт моё имя публично, или он сам проболтается — я подам в суд за нарушение личных прав.
— Компенсация? — задумчиво спросила Лена.
— Да. Я смогу потребовать долю в доходе от картин . И часть прав на публикации.
— Молодец. Так держать. И подумай — ещё только одна ночь, Вера. Ты же в предвкушении официальной свободы? — Лена кашлянула. — И пообещай мне: как только получишь свидетельство о разводе, упадёшь в объятия своего красавчика начальника.
Я вхдохнула:
— С ним всё кончено.
— Чего? Почему?
— Из-за того, что я сразу не сказала ему, что Михаил — мой муж, а не просто бывший преподаватель. Всё пошло иначе. Я не думала, что Михаил каким-то образом снова появится в моей жизни… и я умолчала. Сказала, что Михаил — бывший преподаватель. Просто преподаватель из университета. А он потом узнал правду. От самого Михаила. Тот сам ему сообщил.
— Класс. И что?
— Он теперь считает меня лгуньей. И нас обоих — извращенцами. И вряд ли он мне поверит, даже если я всё объясню. А я… я пыталась поговорить и он не стал слушать.
— А почему он решил, что вы извращенцы-то? — хмыкнула Лена.
Я невольно усмехнулась:
— Ну, видимо, потому, что он подумал, что наша парочка так развлекается. Спим друг с другом, потом обсуждаем любовников за завтраком.
Лена рассмеялась:
— Ага, особенно ты. Женщина, которая, если хорошо посчитать, за тридцать лет целовалась и спала только с одним и тем же мудаком… ой, простите, мужиком. И которая унеслась на край света, потому что застала его с другой женщиной.
— Потому что измену нельзя простить. Особенно такую.
— Ну, вообще-то, и не такое прощают, — спокойно сказала Лена. — Но не ты. У тебя всё в порядке с моральными ориентирами.
— А нормально ли...
Лена закашлялась.
— Лена! Мне кажется, тебе нужно показаться врачу. Хорошо? Тебе, может, что-то нужно? Я привезу.
— Вера, у меня всё есть. А если мне чего-то не хватит, я закажу доставку. Обещай написать мне сразу после суда.
— Договорились. Спокойной ночи, Лен.
— Спокойной ночи, Вера.
Я положила трубку, оставшись в тишине.
Завтра суд. Завтра я, наконец, смогу выйти из этого затянувшегося кошмара, где всё ещё официально числюсь женой Михаила. Завтра — наконец — будет поставлена точка.
Глава 24
Здание суда было ничем не примечательным.
Глеб ждал меня в холле. Увидев меня, он коротко кивнул.
— Вера. Всё будет хорошо, — сказал он, когда я подошла ближе.
Я кивнула, чувствуя, как в груди всё равно теснится волнение.
Мы прошли в зал ожидания. В дальнем конце коридора я увидела Михаила и его адвоката —мужчину средних лет с самодовольной ухмылкой и приторными манерами.
Михаил отошёл от своего адвоката и уверенно направился ко мне.
— Вера, рад видеть тебя.
— Михаил, — холодно произнесла я.
Его адвокат — Плотников, если я правильно запомнила его фамилию — тоже подошёл и вежливо кивнул нам с Глебом.
— Какие у нас милые семейные встречи, — заметил он, обводя нас взглядом.
— Давайте без театра, — отозвался Глеб.
Михаил усмехнулся.
— Почему же? — он облокотился на стену, скрестив руки на груди. — Просто поставить подпись и разойтись, будто ничего не было. Как скучно.
— Михаил, — заговорила я, — мы оба знаем, что всё окончено. Это формальность.
— Формальность? — переспросил он. — Ладно, — он посмотрел на своего адвоката. — Тогда давай поговорим о формальностях.
Плотников мерзко улыбнулся.
— Мы полагаем, что заявление о разводе Веры содержит неточности, — проговорил он вежливо. — А именно: отсутствие попыток примирения сторон, а также спорные моменты имущественного характера.
— Попыток примирения? — тихо спросила я, обращаясь больше к Глебу.
— Именно, — спокойно подтвердил Михаил. — И доказывай, что это не так.
— Михаил, — я покачала головой. — Ты же понимаешь, что это ни к чему не приведёт? Кроме оттягивания неизбежного.
— Возможно, — его тон был беззаботным. — Но, видишь ли… я не тороплюсь.
— Это мелочно и… — начала я.
Глеб прервал мою дальнейшую тираду:
— Пообщаемся в зале суда, — холодно сообщил он Михаилу. — Вера готова к любым формальностям.
— Готова? — Михаил улыбнулся, но в его улыбке не было тепла. — Посмотрим.
Он сделал шаг ближе. Я не отступила, хотя сердце колотилось в горле.
— Знаешь…— произнёс он чуть тише. — Я очень хорошо помню, что ты терпеть не можешь грязь. И я утоплю тебя в ней, если потребуется.
— Только ещё больше докажешь судье, что развод — это необходимость, — спокойно сказал Глеб, вставая между нами.
Михаил усмехнулся и сделал шаг назад.
— Увидимся, — бросил он напоследок и ушёл, его адвокат скользнул следом, даже не удостоив нас прощальным взглядом.
— Он играет, — тихо сказал Глеб. — блефует. Он сейчас ничего не может. Просто не давай ему того, чего он хочет.
— А чего он хочет? — уточнила я то, что знала и сама.
— Эмоций, Вера, — ответил Глеб. — Сохраняй спокойствие.
В кабинете для засиданий судья взглянула на документы и буднично произнесла:
— Итак, рассмотрение дела о расторжении брака между Лебедевой Верой Андреевной и Суховым Михаилом Сергеевичем.
Она перевернула несколько страниц.
— Ответчик, вы ознакомлены с иском?
Михаил кивнул, откинувшись на спинку скамьи.
— Да.
— Согласны на расторжение брака?
— Не уверен, что Вера до конца понимает, что делает.
Судья подняла на него глаза.
Михаил поднялся и заговорил:
— У нас не было возможности даже поговорить, как следует. Мы жили отдельно. Но я всё это время... — он на секунду запнулся и продолжил уже со страстью в голосе. — ...я любил её. Я до сих пор её люблю. Я не считаю, что этот брак безнадёжен. Думаю, если бы мы попробовали начать сначала — у нас могло бы получиться. Я готов дать нам шанс всё исправить.
Глеб встал.
— Ваша честь, от имени истца поясню: на сегодняшний день брак носит исключительно формальный характер. Моя доверительница четыре года проживает отдельно от ответчика, включая длительное пребывание за границей. Попытки расторгнуть брак ранее предпринимались, но ответчик уклонялся от подписания документов и дачи согласия. Моя доверительница приняла решение оставить всё, как есть, до возвращения на родину. Теперь, вернувшись, она решительно настроена завершить этот юридически незавершённый этап своей жизни.
Судья перевела взгляд на меня:
— Вы действительно проживаете раздельно уже четыре года?
— Да, — ответила я. — Мы не ведём общее хозяйство и быт. Мой муж изменил мне и я не вижу будущего в этом браке. Всё, что я хочу — это юридически закрепить фактическое положение вещей. Я не желаю больше быть женой Михаила Сухова.
Судья посмотрела на Михаила:
— С четырёхлетним раздельным проживанием, без детей и при явном нежелании одной из сторон сохранить брак, мне не совсем понятно, зачем тянуть с расторжением.
Михаил что-то коротко шепнул своему адвокату. Тот нахмурился. Михаил глубоко вдохнул и снова заговорил.
— Ваша честь… Поймите, она — моя семья. Она просто… не понимает, как ей повезло.
Судья — женщина лет пятидесяти, с прямой осанкой и внимательными глазами — подняла взгляд от бумаг и с лёгким раздражением посмотрела на Михаила.
— Вера Андреевна, вы уверены? — перевела она взгляд на меня.
— Ваша честь, я прошу о разводе. — произнесла я твёрдо, не колеблясь.
—Хорошо. И давайте не будем тратить время суда. — Судья кивнула, сложила документы в аккуратную стопку.
— Суд, выслушав обе стороны, постановляет: брак между Верой Андреевной Лебедевой и Михаилом Сергеевичем Суховым расторгается. Попытки к примирению считаются исчерпанными.
Она выдержала паузу, перевела взгляд с Михаила на меня и добавила:
— Вопрос о разделе совместно нажитого имущества будет рассмотрен в отдельном заседании.
Глеб мягко коснулся моего локтя:
— Поздравляю! Ты свободна!
На улице я сощурилась от неожиданно выглянувшего яркого солнца. Утром небо было затянуто тяжёлыми свинцовыми тучами, обещавшими короткий пасмурной день. Но теперь — будто кто-то разрезал плотную завесу и солнце прорвалось через неё, осветило фасады домов и заставило снег на тротуарах искриться. Пусть это будет знаком. Подтверждением, что теперь всё будет хорошо.