— Я не боюсь, — шепчу я, вглядываясь в любопытные собачьи глаза.
— Да неужели? — хмыкает Матвей.
— Держи, — Лиля сует мне черную матовую коробку.
Затем задерживает дыхание, открывает свою и пищит:
— Это они! Они! Ты их нашел!
Кидается к Матвею, который с толикой мужского самодовольства принимает ее объятия.
— Как ты их нашел?
— Не скажу, — отвечает он. — Сама придумай крутую историю, как я захватил кроссовочный завод и заставил сшить тебе новую пару.
Я продолжаю смотреть на Барона, прижав коробку к груди. А он на меня. Вздрагиваю, когда он фыркает и смачно так облизывается, словно обещает сожрать меня.
— А у тебя что? — Лиля подскакивает ко мне. — Открывай! Интересно же!
Я не спуская взгляда с Барона, открываю коробку, и Лиля шепчет:
— Ого…
Опускаю взгляд. Тканевые мешочки с лейблом французского бренда обуви, за которым гоняются все серьезные модницы.
— Давай смотреть!
Лиля закидывает свою коробку на переднее сидение, и возвращается ко мне. Вытаскивает из одного мешка черную туфельку на высоком и тонком каблуке. Острый нос, красная подошва, матовая кожа.
— Обалдеть, — сипит Лиля. — Мерь! Мерь немедленно! Мам!
А я опять смотрю на Барона, который лениво встряхивает ушами.
— Мам! — Лиля ставит туфлю на асфальт рядом с моей ногой, и вытаскивает из мешка вторую:
Я послушно скидываю с ноги кроссовок, продолжая гипнотизировать Барона, который тоже не думает проигрывать в гляделках.
— И носки снимай.
Неуклюже стягиваю носок.
— Какой жуткий пес, — шепчу я и сую ногу в туфлю, оперевшись на руку Лили.
— Подошли? — спрашивает Матвей.
— Теперь вторую.
Подчиняюсь восторженному шепоту Лили. Ничего не жмет, сели как влитые. И высоты каблука, что странно, почти не чувствуется. Опускаю взгляд.
— Красивые.
И мне бы сейчас быть в платье, а не в спортивных штанах и пальто оверсайз.
— В них и поедешь, — Лиля прячет мои кроссовки и носки в коробку, которую закидывает в багажник.
— Спасибо, — перевожу взгляд на Матвея, который коротко кивает.
Я не уверена, что могу сейчас подойти к нему, обнять и поцеловать хотя бы в щеку. Мы оба — настороженные звери.
— Если бы я знала, то я бы платье надела, — слабо улыбаюсь я. — Только я не помню, в какой чемодан я запихала платья.
— Ты и в мешке из-под картошки будешь красивой, — отвечает Матвей и ныряет за руль.
Лиля рядом заглядывает в мое лицо и многозначительно поигрывает бровями, а я краснею.
— Все, поехали, — Лиля заталкивает меня к Барону, пока я не очухалась. — Не боись, он может зализать до смерти, но не укусить.
Захлопывает дверцу, и Барон опять бьет по сидению хвостом. Я вжимаюсь в угол, скосив на него испуганные глаза. Высовывает кончик розового языка.
— О, Господи… — сдавленно отзываюсь я.
Матвей смотрит на меня через зеркало заднего вида:
— И как ты планировала с Бароном управиться без моего присутствия?
— Не знаю.
Лиля впереди кряхтит, переобуваясь новые кроссовки:
— Какие они классные… Блин… даже шнурки клевые.
Тяжело выдыхает, пристегивается ремнем безопасности и приглаживает волосы:
— Я готова.
— Вот блин… — шепчу я, когда Барон ложится и медленно подползает ко мне.
Крепко зажмуриваюсь, когда он кладет мне морду на колени.
Приоткрываю один глаз. Поднимает взгляд и что-то ворчит на своем собачьем языке.
— Он пытается говорить? — в страхе поскуливаю я.
— Он еще поет, — пожимает плечами Матвей.
— И это нормально?
Барон зарывается носом под пальто и утыкается в мой живот. Причмокивает и вздыхает, а затем елозит хвостом по сидению.
Это очень подозрительный пес, потому что он опять вздыхает мне в живот, машет хвостом и садится, вглядываясь в мое лицо, словно транслирует мне “я все знаю”.
Замираю, когда он лижет мне шею и щеку:
— Началось. Он пробует меня на вкус…
Прижимается носом к моему плечу, скосив на мое лицо глаза, и машет хвостом.
— Да что же ты делаешь.
Пропускает сквозь пальцы его густую шерсть на шее с настороженной улыбкой:
— Хороший песик.
Хороший песик опять мне что-то урчит и с чувством собственного достоинства укладывается мне на колени вместе с передними лапами.
— О, — оглядывается Лиля. — Он тебя признал.
— Будет забавно, если он мне устроит сегодня ночь тоски по той, кого признал, — хмыкает Матвей.
— Будете вместе выть у двери, — Лиля переводит на него хитрый взгляд.
Матвей молча смотрит на нее, медленно выдыхает и заводит мотор.
— Музыку послушаем? — Лиля расплывается в улыбке и достает смартфон. — У меня есть новый плейлист.
— Послушаем, — Матвей медленно проворачивает руль.
— И назвала я его, — Лиля включает смартфон, затем касается экрана магнитолы, — о любви. Так. Начнем с этой и чуток перемотаем к самому главному.
Из динамиков раздается:
Я не могу без тебя
Я не могу без тебя
Видишь, куда ни беги
Всё повторится опять
Я не могу без тебя
Я не могу без тебя
Жить не любви вопреки
И от любви умирать
Лиля разворачивается чуток к молчаливому Матвею и шепчет:
— Старье, конечно, но душевно.
На мгновение наши с Матвеем взгляды встречаются в отражении заднего вида. Наши души касаются друг друга в сильном ожоге, и расходятся, когда Матвей вновь смотрит на дорогу.
Барон на коленях приподнимает морду и подвывает песне, прикрыв глаза и прижав уши.
Собак я все еще боюсь, но этому загадочному псу я готова мыть лапы и вычесывать шерсть. И даже, наверное, выгуливать утром.
Глава 49. Знак свыше
Барон наяривает круги вокруг Лили, которая молча стоит в метрах десяти от нас, вскинув лицо к ночному небу.
— Что происходит? — спрашивает Матвей.
Привалившись к капоту, наблюдаем за дочерью и Бароном, который далеко не отходит. Обнюхивает землю, периодически проверяет на месте ли мы и Лиля.
— Общается с творцом, — пожимаю плечами.
Каблуки ушли под землю на пару сантиметров.
— О чем общается?
— Оставь дочери приватность, — вздыхаю я. — Пусть поболтает о своем.
Барон делает еще один круг и бежит к Лиле. Садится рядом.
— Ты хозяев искал? — шепчу я. — Пес домашний, не дикий. И, похоже, породистый.
— Искал.
— И?
— Не нашел, — пожимает плечами. — Может, бросили.
— Такого и бросили? — недоуменно спрашиваю я.
Барон оглядывается, навострив уши. Щурится от света фар.
— Он меня пугает, — ежусь. — Он будто все понимает.
— Может, поэтому и выбросили, что пугал? — Матвей тихо смеется.
Барон поднимается, лениво бежит к нам, помахивая хвостом, тыкается мордой в ладонь Матвея мордой.
— Хороший мальчик, — улыбается и треплет Барона за ухо.
И он такой сейчас по-тихому счастливый. Он любит этого пса, будто ждал его всю жизнь. И ведь появился этот мохнатый и хвостатый ангел в тот момент, когда все летело в бездну.
Барон поднимает морду в мою сторону и ждет похвалы от меня. Облизывается, угрожая, что если я не скажу “хороший мальчик”, то в ход пойдет его язык.
— Хороший-хороший… — шепчу я.
Возвращается с собачьим достоинством к Лиле, и вновь садится рядом. Вертит головой, навострив уши, и принюхивается к воздуху.
— Медведей высматривает, — едва слышно отзываюсь я.
Вздрагиваю, когда Барон неожиданно вскидывает морду к небу и воет. Пошатываюсь, меня ведет в сторону, и я приваливаюсь к плечу к Матвею.
Красивые дорогие туфли невероятно неуместны в поле.
Хочу отстраниться, но Матвей неожиданно обнимает меня и прижимает к себе:
— Либо волков зовет.
Не смею дергаться и отталкивать Матвея. Он теплый, уютный и родной. И пахнет от него приятно. Кожей и цитрусами.
Как я соскучилась по его объятиям. Я даже задерживаю дыхание, чтобы не спугнуть Матвея. Удары сердца отдают пульсацией в висках, а по рукам от плеч до кончиков пальцев прокатывается теплая волна взволнованности.
Лиля удивленно смотрит на Барона, который делает передышку, высунув язык, а затем опять воет.
Лиля смеется, садится на корточки перед Бароном и тоже воет, вскинув лицо.
— А это уже странно, — сипло шепчу я.
Лиля смеется, Барон восторженно лезет с языком в ее лицо, опрокидывает ее на спину и яростно лижет ее щеке под радостный визг.
— Мы должны это остановить, — неуверенно говорю я.
— Прекрати! — громко и радостно визжит Лиля, неуклюже отбиваясь от пса. — Хватит!
— Барон, — тихо и строго отзывается Матвей.
И этот мохнатый хулиган замирает над хихикнувшей Лилей, и настороженно машет хвостом один раз, вглядываясь в лицо Матвея.
— Нельзя.
Барон отступает от Лили, плюхается на пушистую задницу, разочарованно облизнувшись.
— Ужас, какой ты слюнявый, — Лиля садится и вытирает лицо рукавом куртки лицо, а затем замечает, что Матвей приобнимает меня за плечи.
Переводит взгляд с меня на Матвея и обратно. Вот тут-то мне становится немного неловко, будто нас застукали за чем-то очень откровенным.
— Связалась с космосом? — спрашивает Матвей. Его рука напрягается, когда я хочу осторожно отстраниться, и не дает без лишней возни вырваться. — Что сказали?
— Сказали, — Лиля встает, отряхивается и поправляет шапку на голове, — что…
Понимаю, что она замолкает, потому что не хочет напоминать Матвею о Ие.
— Что все будет хорошо, — она улыбается.
— Мне тоже надо пообщаться с космосом, — заглядываю в профиль Матвея.
По его лицу пробегает темная тень. Возможно, он решил, что мне неприятны его объятия и что я хочу из них выбраться.
— Понял.
Он отпускает меня и отводит взгляд в сторону.
— Мне есть о чем попросить высшие силы.
Неуклюже на носочках отхожу на несколько шагов, стараясь не вгонять каблуки во влажную землю.
Поднимаю лицо к звездному небу, и прошу у того, кому однажды пришла идея создать вселенную, счастья. И чтобы наш будущий малыш родился здоровым.