Помню только, что приехала собирать вещи. Потом удар и провал…
Большой черный провал в памяти.
Еще кое-какие детали всплывают, но мутно, будто смотрю на них через туман.
Пытаюсь разглядеть, но ничего не выходит.
Только чувствую, что мне плохо и спать хочется. Но спать как раз не позволяют.
Голоса в коридоре намекают, что ко мне хотят войти.
Голос мужа звучит знакомо, но первым в палату входит не Глеб, а другой мужчина.
Представляется следователем, задает вопросы о произошедшем.
— Вы видели, кто на вас напал?
Как сложно вспоминать. Все такое зыбкое.
— Нет, не успела. Мне казалось, их было двое. Но я не уверена…
— Хоть что-нибудь вспоминается? Хоть какие-нибудь детали. Это важно.
— Попробую…
Проходит минута, даже больше.
— Лица увидеть не успела. Но на мужчине была серая рубашка.
— Серая рубашка, говорите?
Следователь звонит кому-то.
— Дмитриенко, на муже потерпевшей рубашка какого цвета? Серая? Ясно…
Нет. Не может быть, чтобы на меня напал Глеб!
Но в то же время я вспоминаю, как по-скотски он вел себя и… уже ни в чем так не уверена.
Глава 14
Она
— Вы же не хотите сказать, что это Глеб?
Вопрос прозвучал жалко, голос слабый.
Меня начало мучить тошнотой, но слабость во всем теле была невыносимой. Я вдруг подумала, что меня сейчас стошнит. Прямо на постель, на себя. Зажав рот рукой, попыталась встать.
Мужчина быстро отложил в сторону планшетку с закрепленным на ней листом бумаги и помог подняться, но до туалета я дойти не успела. Всего лишь до раковины. В нее и стошнило.
Все это время мужчина придерживал меня за талию и плечи, довольно крепко обхватив сильной рукой.
Я в этот момент вообще не думала, как выгляжу со стороны. Мне просто настолько паршиво, я почти повисла на этой раковине, включив воду.
Мой скромный завтрак уносит водой в слив. Я с огромным трудом ополаскиваю лицо, ноги меня не держат.
— Давайте вы снова приляжете? — предлагает мужчина.
У него довольно резкий парфюм, я бы даже сказала, больше похож на одеколон или лосьон после бритья. Резкий, отрезвляющий запах. Наверное, из-за беременности у меня чувствительность к запахам обострилась.
Еще и беременность…
Ужас!
Я, мигом забыв о себе, начинаю переживать о ребенке. Как он? Такой стресс, удар, падение!
Как мой малыш? Только бы не выкидыш… Я третий выкидыш не переживу!
С трудом передвигаю ногами по палате, бессильно опустившись на постель.
— Спасибо, — благодарю с трудом.
— Пожалуй, вам лучше отдохнуть. Вернусь к вам позднее, может быть, вы что-то вспомните. Плюс я попрошу вас описать вещи в квартире. Может быть, пропало что-то ценное?
— Да, конечно. Я попробую вспомнить. Но…
Мужчина кивает понимающе.
— Разумеется. Позднее. Если что-то вспомните, звоните.
Он достает визитницу, с распечатанными на простой бумаге контактами.
— Иван Богданович. Лавров. Старший следователь по вашему делу, — представляется он.
Дело… Боже, еще и дело завели… Но понимаю, что нужно.
Просто все это навалилось разом, и меня тянет в сон. Жутко тянет в сон!
Знаю, что лучше не спать. Помню, когда дочка упала с двухколесного велосипеда и сильно ушибла голову, ей не давали спать. Я тоже не должна, но так сильно хочется: перед глазами то и дело проносятся темные вспышки, похожие на звездочки.
Мысль начинается и обрывается, сложно сосредоточиться на чем-то одном.
Прощание выходит скомканным. Напоследок следователь еще раз называет свое имя. Я и не представилась, понимаю запоздало, но мое имя ему и так известно. Конечно, известно!
Какие глупые мысли, разорванные.
То одно мелькнет, то другое.
Кружит. Тянет в сон.
***
Уснуть мне не позволяет еще один визит. Сразу же после ухода следователя в палате появляется Глеб.
Серьезный, мрачный. Взгляд темный.
Может быть, это все из-за сотрясения, но я не могу долго смотреть на мужа.
Вздрагиваю, отвернувшись. В голове будто засели слова следователя: «Дмитриенко, на муже потерпевшей рубашка какого цвета? Серая? Ясно… »
Нет, это не мог быть Глеб! Не мог…
Или… мог?!
— Оль, как ты?
Голос Глеба звучит взволнованно. Я закрываю глаза.
— Оль, тебе пока спать нельзя, слышишь?
Присев рядом, Глеб сжимает мою руку между своих ладоней.
Сердце подпрыгивает в район горла, становится нечем дышать. Пульс усиливается.
Пытаюсь аккуратно отнять руку, Глеб не пускает. Наклонившись, целует мою кисть, покрывает быстрыми поцелуями.
Пальцы дрожат, сердце вот-вот вырвется из груди.
Сжимаю пальцы.
— Не надо, Оль. Я дурак. Виноват. Конечно, виноват. Да? Поругаешь меня? Дурак же…
Усилием воли раскрыв ладонь, Глеб тычется в мою ладонь, будто кот бездомный. Выпрашивает ласку? Ладонь колет его щетиной.
Слезы на глазах набухают.
— Отпусти, мне нехорошо. Снова нехорошо, — прошу едва слышно.
Глеб отпускает мою ладонь с сожалением, выпрямляется. Мне сложно на него смотреть. Чем дольше смотрю, тем темнее и явственнее мне начинает казаться, что я видела краем глаза именно его рубашку, ту самую рубашку.
И шаги были уверенные такие, веские.
Никто не ломал дверь, ее ключом открыли.
Значит, это был он?
Прячусь под одеялом, натянув его до самого подбородка.
Хочу, чтобы он ушел.
— Оль. Ты видела, кто на тебя напал?
— Нет.
— Уверена? Оль, постарайся. Быстрее найдем ублюдка.
Дышу через раз, просто не могу выносить его общество сейчас!
— Почему на меня не смотришь? — спрашивает и сам же отвечает. — Ты… ты же не думаешь, что это был я?
— А если… Если я так думаю, то что?
Даже посмотреть в его сторону мне кажется невероятно сложным, но я делаю это и почти сразу же отдергиваю взгляд в сторону, будто ошпарилась кипятком.
— Закончишь начатое? — говорю совсем тихо.
— Б…ь. Да что ты такое несешь?! Как?! Оль… Ты как такое обо мне подумать могла?! Как?!
Его голос звенит от возмущения.
— Прости. Кричать не лучшая идея, — говорит будто сам себе. — Давай ты отдохнешь. Только не спи, идет? Не спи пока, Оль. Потом ты придешь в себя, и мы… посмеемся. Мы все вместе посмеемся над тем, как глупо ты меня обвинила.
Мы все посмеемся.
— Маша тоже смеяться будет? — шепчу. — Это она с тобой была?
— О чем ты?!
Отворачиваюсь от него с огромным трудом, ложусь на бок. Как же больно, мамочки. Чувство, будто я весь земной шар тяну следом за собой.
Хорошо, что дети у мамы… Как же хорошо, что о них есть, кому позаботиться. Остальное — потом.
— Оль, ты почему про Марию спросила?! — не унимается Глеб.
И здесь он — про нее.
Все про нее. Все вокруг нее.
Пусть катится к своей шлюхе…
Ни слова больше не скажу.
Надо бы маме позвонить. Вещи ей отвезти… Собрала же многое.
Попросить Глеба? Ему же лучше будет — никакой возни с детьми, кувыркайся со шлюхой, сколько душе угодно.
Неожиданно чувствую поцелуй, муж наклоняется и целует в плечо.
Горячо. Тошно… Зачем он это делает?
— Отдыхай. Я поговорю с врачом, потом к тебе. Идет?
— Нет. Не стоит. Не утруждайся.
— Олька, у тебя сотрясение. Это не шутки, слышишь!
— Все кончено, Глеб. Теперь я — не твоя забота.
— Еще чего! — злится.
Он просто кипит от гнева, обходит кровать и садится возле нее так, что наши глаза оказываются на одном уровне.
— Ерунды не придумывай! Моей женой останешься. У нас семья.
Глава 15
Она
— Семьи больше нет. Не стало, когда в дом отца пришла твоя любовница! Пришла, словно хозяйка. Ты мне изменяешь. У тебя есть любовница.
Муж бросает на меня холодный взгляд.
— Уверена, что знаешь, о чем говоришь?
— А о чем еще можно подумать, глядя, как ты с ней милуешься? О чем, Глеб?
Смотрю на него сквозь слезы. Мне плохо.
Неужели не видит?! Почему в покое не оставит, мучает.
— Ты о ней беспокоишься.
— Допустим. Что это меняет?
— Все! Это меняет все. Я хочу развод.
— На развод ты, может быть, и подашь? А потом что…
— Ничего. Живут как-то.
— Скорее, выживают!
Спорить с Глебом сейчас — плохая идея. Его сразу же начинает нести.
— Ты о детях подумала?! Об их нуждах! Или только о своей гордости! Как содержать будешь? С голой задницей на панель отправишься? У тебя ничего нет и никогда не было. Всем, что у тебя есть, ты моей семье обязана.
Вот опять тычет носом в то, что он из довольно обеспеченной семьи, а я — так приблуда, кошка бездомная.
— Ты прав. Мы с мамой никогда не были богатыми и твоей семье многим обязаны. Но за эти годы… Наверное, уже и расплатились добром за добро. Разве не так?
Муж скалится. Из него снова вырывается что-то мерзкое:
— Как расплачивалась ты?
Не понимаю, откуда опять эти взгляды, как будто он меня ненавидит. Даже сейчас ненавидит!
Он делает паузу и добавляет:
— К тому же ты опять от меня понесла. Узнал у врача. Беременность подтвердилась! О разводе не мечтай.
— Я не стану терпеть твою любовницу.
— Ты даже не подозреваешь, о чем говоришь! — хмурится. — Скоро ты о ней даже не услышишь. Неделя, две… Больше Мария тебя не побеспокоит.
— Вот так просто? Думаешь, я возьму и забуду, как ты ее при всех охаживал? Просто выкину из памяти?!
Муж пожимает плечами:
— Придется. Проглотишь.
Я смотрю на него через пелену слез. Если он даже в таком состоянии готов меня бить морально, то о чем можно говорить?
— Я подам на развод, Глеб.
— И я не дам на развод согласия, — скрещивает руки под грудью. — Не дам, слышишь?
— Значит, через суд разводить нас будут.
— У меня есть средства на хорошего адвоката, а у тебя?! — сощуривается. — Нет.
— Думаешь, я стану с тобой за деньги судиться? За это переживаешь? Подавись своими деньгами, пусть все тебе, твоей шлюхе и вашему нагулышу достанется. Счастье, знаешь ли, не в деньгах. Да, с ними проще и легче, свободнее, многие двери распахиваются, разные перспективы открываются. Но счастье не в деньгах, Глеб!