— Как бы то ни было, битву ты не выиграешь. Ни за имущество, ни за детей, — добавляет. — Зачем им нужна безработная мать, из семьи алкашей?!
Бьет по самому больному, унижает…
Во рту появляется привкус тухлятины: он реально так сделает? Попытается отобрать у меня детей?!
— За что ты меня так ненавидишь?
— Я… Я тебя не ненавижу. Ты — все для меня. Мой воздух. Мое… Мое… Все! — бросает жарко. — И я не позволю тебе уйти. Даже не мечтай. Я на все пойду. На любые крайние меры, но ты останешься моей женой. Поняла?!
— Зачем? Зачем тебе обуза, если есть интересная и яркая, огненная любовница? Еще и ребенок… Или ты шведскую семью задумал устроить?!
— Б…ь. Оля, молчи. Молчи и отдыхай! Я сказал… О Марии ты скоро не услышишь, так и будет! — заявляет Глеб и порывисто встает, наклоняется, чтобы поцеловать меня.
— Не касайся меня после того, как побывал на ней. Иначе меня сейчас стошнит.
Слабо бью его по щеке, он все равно целует.
— Кажется, не стошнило. Так и поладим, Оля. Все наладим! Заживем, как прежде… — шепчет. — Я так за тебя испугался, что даже готов закрыть глаза на твои проколы.
— О чем ты говоришь? Какие проколы?!
— Ничего не имеет значения. Да? Теперь уж точно не имеет. Теперь есть только я, а он умер. Заживем лучше прежнего, клянусь.
— Ты больной, что ли?! — ахаю. — Ревнуешь меня к мертвому свекру? Да он мне был как отец… Как отец, которого никогда не было. Ты что несешь! Боже… Какой ты мерзкий, Глеб. Ты мерзкий… У самого рыльце в пушку и всех кругом видишь такими же грязными, ничтожными… Мне противно от тебя. И на развод я все-таки подам. Делай, что хочешь, Глеб! И запомни, если ты отберешь у меня детей и не позволишь им со мной видеться, они тебя возненавидят. Тихо возненавидят… Потому что им нужна мама. Ма-ма, а не шалава, у которой нет ни мозгов, ни приличия…
— Я спишу все на стресс. Поговорим потом, — обрывает меня и уходит.
— Ты болен, — шепчу ему в след. — Параноик. Не знаю, кто засрал тебе мозги этой ложью, но этот кто-то очень хорошо постарался.
Может быть, я даже зря думаю, что у любовницы Глеба нет ума и сообразительности. Может быть, как раз наоборот, я имею дело с очень хитрой и умной сукой. Хитрая, умная и… очень наглая.
И Глеб пляшет под ее дудку… Не знаю, что она ему обо мне наговорила… Хотя после последнего разговора стало понятно, что именно! Скорее всего, именно она обвинила меня в тайном романе со свекром. Хватило же фантазии у мерзкой твари обвинить в подобном… Сама не погнушалась залезть в трусы к женатому мужчине и решила подвинуть меня, но подошла нестандартно к решению проблемы…
Вот только Глеб.
Зачем ему хвататься за брак с нелюбимой?!
Зачем?!
Глава 16
Иван Лавров, следователь
Воробьев прав отчасти, не нравится Ивану Глеб. Чувствуется напряжение внутри семьи, а девушка — красивая очень, тонкая, светлая, породистая. Хоть многие убеждают, что слова про породу — это чушь, но Иван с ними не согласился бы.
По крайней мере, с Ольгой именно так, в ней порода чувствуется, достоинство и красота в деталях, в жестах. Пусть одета в больничную сорочку и бледная, но все равно возникает чувство, что перед ним — Особенная Женщина. А есть и такие девушки, что размалеваны по всем правилам, и одеты красиво, даже со вкусом и не вызывающе, но при при этом все равно — дешевка дешевкой.
Не нравится Глеб Ивану. Может быть, друг прав, это больше ревниво-мужское… В кои-то веки после болезненного расставания Ивану девушка приглянулась — и та замужем, еще и потерпевшая по делу, которое он ведет.
— Эй, ты же не хочешь мужа прикопать, а? — удивляется друг. — Или на него повесишь?
— Что? — Иван возмущенно смотрит. — Как тебе в голову такое могло прийти, болван. Я никогда не подставлял тех, кто невиновен, лишь бы дело закрыть.
— Знаю я, что не подставлял. Но больно вид у тебя… задумчивый. Как будто ты решаешь, можно ли спихнуть все на муженька, выставив виновным или нет!
— Не было такого в мыслях, — скрипнул зубами.
Однако товарищ не унимается:
— Просто для подстраховки напомнил, что я такие методы не разделяю. Так что давай, завязывай. Тупиковая ветка. А вот подружку я бы потряс хорошенько. Мутная она баба, не нравится мне. Бойко расписывает и слишком много накидывает на проблемы внутри семьи. У кого их нет, все ругаются время от времени! Я со своей через день грызусь, и что?
— Ладно, хрен с вами. Смирнову Ольгу сегодня выписывают. Спрошу у нее еще раз, вдруг что-то вспомнила.
— Спроси-спроси, цветочки не забудь, шоколадки-шарики… — глумится друг.
Иван послал друга в ответ. Тот не обиделся, посоветовал цветочный, там сегодня скидки, говорит, своей букет на день рождения заказал, по дешевке.
С цветами заявляться как-то… перебор, думает Иван. Засветил на свою голову коробку шоколадных конфет, во время визита к потерпевшей, теперь товарищи задолбают своими насмешками…
***
От персонала больницы Иван узнал, что сегодня Ольга Смирнова выписывается. Иван заглядывает в палату.
— Добрый день, Ольга. Уже на чемоданах?
В ответ — вежливая улыбка.
— Здравствуйте. На чемоданах? — переспрашивает, думает о чем-то своем. — Ах, да, это…
Она имеет в виду небольшую спортивную сумку, стоящую рядом с кроватью.
— Меня выписывают в обед, но документы уже готовы, и я хотела уехать пораньше. По детям сильно соскучилась…
— Вас подвезти?
Ольга смотрит с удивлением, нерешительно уточняет:
— Вам можно? Не хотелось бы навязываться.
— Вы меня ничуть не стесните, подвезу.
***
Она
Чувствую себя немного неловко, когда Иван забирает у меня из рук сумку с вещами, открывает передо мной двери.
Словно дикарка, честное слово. Нет, Глеб тоже за мной ухаживал, всегда знаки внимания уделял: и сумки тащить не позволял никогда, и двери открывал.
Я и воспринимаю эти знаки, как должные, просто немного непривычно, что посторонний мужчина это делает, причем очень внимательно и деликатно. Поддерживает за руку, помогает сесть в автомобиль. В этом нет никакой нужды, но все-таки…
Приятно, да?
Поправляю прическу перед зеркалом, волосами я всегда гордилась, а теперь у меня немного подбриты волосы вокруг раны. Швы снимать на следующей неделе. Закрыла просвет прической, но все равно чувствую. Иногда трогаю шов, думая, что тонкий шрам останется навсегда. Ударили меня хорошо…
— Адрес подскажете? — улыбается Иван.
Называю адрес мамы. Следователь кивает, не сразу переводит взгляд на приборную панель и дорогу.
Мне кажется, что его взгляды остаются на моем лице немного дольше, чем следовало. Или я просто надумываю себе. Я вообще-то замужем и с детьми…
При мыслях о браке, неосознанно кручу кольцо обручальное, оно почти спадает с похудевших пальцев. Но вскоре я намерена его снять и сделаю это без всякого труда…
С Глебом мы больше не разговаривали после того непростого диалога в больнице. Он приходил, приносил фрукты, воду, спрашивал, что нужно, всегда с цветами.
Но разговоры не клеились, мне вдруг стало не о чем с ним говорить, да и он по большей части молчал, просто смотрел на меня.
Взгляд тяжелый, словно ему самому плохо от всех мыслей, что крутятся у него в голове.
Плохо ему, тяжело и невыносимо мне… Груз его грязных обвинений, дурные мысли. Его поведение с любовницей.
Нет, не могу простить!
А эти слова… Угрозы забрать детей и выставить меня никчемной матерью?!
В груди поднимается буря. Эмоции мешают остаться спокойной.
Следователь мгновенно замечает. Профессиональное чутье.
— Волнуетесь? У вас не все гладко в отношениях с супругом, так?
— Вы все еще допрашиваете меня?
— Нет, не допрашиваю, — качает головой. — Просто разобраться пытаюсь. Чувствуется напряжение между вами и Глебом. Хочу понять причины.
В голове мелькает: если я расскажу все, то это явно даст поводы следствию покопаться в делах самого Глеба, поднять подноготную всех его отношений и интрижек, в том числе…
Может быть, он перестанет давить на меня? Может быть, вскроется еще что-то более грязное?
Если так, то почему колеблюсь. Будто в глубине души все еще верю тому Глебу из прошлого, который сводил меня с ума…
— Не в моих правилах раскрывать подробности раньше времени, но ради вас я могу сделать исключение. Глеб вне подозрений. На вас точно напал не супруг, — как бы нехотя сообщает следователь.
— Не Глеб? — перехватываю слова.
Боже, своей реакцией выдала сомнения, краснею.
— Нет, не Глеб. Точно не он. Гарантирую.
Иван едва заметно касается моей левой руки, а я, оказывается, вцепилась в подлокотники и сижу, напряженная донельзя.
Легкое прикосновение длится несколько секунд, но оно приводит меня в чувство.
Я словно оттаиваю и в то же время понимаю, еще ничего не решено. Проблемы не ушли.
— Спасибо, что сказали.
— Но вы как-будто не очень этому рады?
— Все… сложно, — выдыхаю. — У нас очень сложный период в браке. Не знаю, знакомо ли вам это чувство… Но иногда все разваливается, и даже любовь уже не спасает.
— Расскажете?
— Думаете, это поможет вашему расследованию? — спрашиваю с сомнением.
— Заинтересованных лиц может быть больше, чем вы думаете. Так бывает не всегда, но случается.
Машина плавно съезжает с дороги, медленно подъезжает к зданию кафе.
— Вы обедали?
— Нет, не успела. Думала, у мамы перекушу.
— Здесь неплохо кормят. Составите мне компанию?
По правилам ли это? Можно ли? Как-то вдруг неловко стало, я смущена.
Я так давно с Глебом, что уже и не помню, когда проводила время с кем-то из мужчин, но не из близких. И, конечно, это просто обед, разговор со следователем, однако я все равно чуть-чуть волнуюсь.
Глава 17
Она
— Здесь неплохие бизнес-обеды, и порции нормальные, — делится Иван.
Действительно, приемлемые цены. Выбираю куриный суп с лапшой, винегрет и чай с десертом красный бархат. Иван заказывает борщ, пюре с котлетой и компот с булочкой.