Мы отходим в сторону, Глеб опускает ладони на плечи, сжимает пальцы.
— В чем дело, Оль? Ты домой не хочешь, что ли?
Качаю головой.
— Не хочу, Глеб. Мы будем у мамы.
— Оль, в квартире клининг побывал. Там чисто, как в аптеке. Ни следов посторонних, ни крови…
На последнем слове Глеб понижает голос, чтобы дети даже случайно не услышали его слова.
— Это были воры, — говорит убежденно. — Судя по всему, искали, чем поживиться, наш сейф открыть пытались. Но я все ценности давно унес в банк, сейфовую ячейку. Сгребли кое-какие твои украшения. Но это же ерунда. Главное, что ты цела осталась, сережки новые тебе купим, колечки, цепочки. Все, что хочешь, купим.
— Глеб… — вздыхаю.
— Замки новые я уже сменил, оба. Вот ключи.
Взяв мою ладонь, Глеб вкладывает в нее ключи и сжимает пальцами.
— Поехали домой, Оля? Тебе нечего бояться. Я буду рядом.
Муж смотрит в глаза, взгляд проникновенный. Чувствую, что переживает за меня.
Не понимаю, как в нем уживается и бессовестная жестокость, и трогательная забота обо мне, даже любовь.
— Оль… — набирает полные легкие воздуха. — Я вел себя не лучшим образом. Подкосило меня смертью отца. Знаю, что виноват. Навалилось всего… Давай не будем ссориться? Домой надо, Оль. Ты же знаешь, где наш с тобой дом. Наша семья…
Вытираю слезинки. Глеб обнимает меня, осторожно гладит по волосам, целует в скулу.
— Олька, соскучился. Ты даже не представляешь, как без тебя тошно. Без тебя, без детей… Поехали, а? Мы отлично заживем. Лучше прежнего.
Я осторожно освобождаюсь из его объятий. Сердце разрывается на куски от боли.
— А как мне забыть все, что ты сказал? Что я скучная, что во мне нет огня? Что нет смысла жить правильную жизнь… И следом заявилась эта… твоя… — глотаю слова. — Как мне забыть то, что ты меня едва не изнасиловал, Глеб? А какие слова говорил… Угрозами разбрасывался. Это твой рецепт счастья?
— Оль.
Лицо мужа мрачнеет.
— Знаю, я перегнул и перебрал. Больше не будет. И ты ошибаешься насчет отношений между мной и Марией.
— Что, и машину ты ей не покупал? — усмехаюсь. — Таня вас видела… — отмахиваюсь рукой. — Хватит, Глеб. С меня довольно. Я не вернусь домой. Мой дом теперь — у мамы.
— Дай объясниться, Оль… — Глеб дышит через раз. — Скоро все закончится, и мы поговорим. Откровенно. Слышишь? Ты… Ты не о том думаешь, Оля! Не о том! — сердится.
— Я не слепая, Глеб. И не тупая. Вопреки твоему мнению, наверное… — усмехаюсь.
— Когда я тебя тупой называл? Хоть раз глупой назвал?
— Нет, но подумал. Наверное, ты так думал. Я согласилась сидеть дома, и ты автоматически причислил меня ко всем глупым домашним квочкам. Только это не так. Я не пропаду… Нашла клиентов и хочу восстановиться на работе.
— Оля, тебе это ни к чему. Дай мне немного времени. Все объясню! Клянусь… Мне нужно немного времени. Для маневра. Две недели дай, — требует. — Отец завещание оставил. Скоро нотариус объявит о дате и месте открытия завещания… Дай уладить, потом все объясню, клянусь!
— Не знаю, чего ты ждешь от завещания, и что оно изменит. Между нами это что-то изменит?! Изменит того, как ты угрожал мне детей отобрать и выставить бог знает кем…
— А как мне на тебя еще повлиять? — ругается шепотом. — Как?! Ты рогом уперлась и ничего слышать не хочешь! Про развод твердишь.
— Потому что хватит. Хватит вытирать об меня ноги. Я еду к маме. С детьми…
Разворачиваюсь.
Глеб хватает меня за руку и не дает уйти, дергает на себя.
— Я же прошу. Давай глаза закроем, закроем на косяки друг друга, а? Что тебе стоит?!
Вырываю руку. Обстановка между нами накаляется.
— Давай не будем при детях ругаться? Смотри, как они притихли. Все понимают, Глеб.
— Давай не будем…
На его скулах ходят желваки.
— Не ругаться, значит, да? Но на глупом расставании ты настаиваешь? — глаза снова темнеют. — Оль, я же тебе шанс даю. Заново все начать.
— Мне шанс даешь?! Обалдеть…
— Да, тебе. Тебе!
Глеб дышит с трудом, а потом, грязно выматерившись, ныряет рукой в карман и достает телефон.
— Считаешь меня ублюдком, а себя — святошей?! Что ты скажешь насчет этого, а?! Ты с моим отцом по ресторанам каталась… Вас видели!
Перед моим лицом Глеб листает фото.
— Откуда у тебя эти фото? Ты за нами следил?
— За вами… — плюется. — Я не следил. Добрые люди подсказали, что ты с моим папашей…
Глава 19
Она
— Добрые люди подсказали, что ты с моим папашей ***! — добавляет грязный мат.
Возмущение и разочарование в этому мужчине достигает пика.
Я хлопаю Глеба по щеке.
Неожиданно сильно получается, даже пальцы заныли.
Глеб бледнеет, на его лице остается след моих пальцев. Он делает яростный шаг в мою сторону, встряхивает меня сильно-сильно.
— Глеб! — кричит мама. — Глеб, ты что творишь?! Одумайся!
— Мааама! — ревет Ваня.
Тамара стоит, бледная и испуганная, смотрит на мужа с ужасом…
— Видишь, что ты натворил? — шиплю ему. — Убери телефон, дурак! Боже… Какой ты дурак, этому есть простое объяснение!
— Какое же?!
— Я сейчас успокою детей, а потом… — в груди не хватает воздуха. — Потом ты сам все увидишь и… Навсегда, слышишь?!
Тычу пальцем ему в грудь.
— Потом ты… на-всег-да… оставишь меня в покое!
***
Глеб стоит злой, побледневший и растерянный. Я успокаиваю детей, вполголоса спорю с мамой, которая не хочет меня отпускать одну. Она хватается за мою руку, говорит со слезами:
— Олечка, не езжай с ним! Совсем берега попутал!
— Мама, все хорошо будет. Правда!
Мама вытирает слезинки бумажным платочком, ее на части разрывает противоречиями. Я на своем упорно стою, зная, что надо поставить точку и заткнуть поток грязных подозрений в мой адрес.
— Мама, возьми себя в руки. Ты мне очень-очень поможешь, если за детьми проследишь.
Взгляд мамы становится напряженным, когда она смотрит мне за спину.
Понимаю, что там — Глеб.
— Все будет хорошо. Давайте я вас отвезу, — предлагает глухо.
Тамара тоже куксится и крепче сжимает пальцами ладонь Ванечки. Сын вырывает руку из ее захвата, подбегает к Глебу и с размаху бьет его кулаком по животу, бодается.
— Ты плохой!
— Вань, иди сюда, Ванечка… — зову сына.
Глеб потирает ушибленное место, рука у сынишки тяжелая. Пока успокаиваю сына, слышу, как мама тихо, но зло говорит Глебу:
— С кем ты повелся, Глеб? На человека не похож. Я бы сказала, как ты сейчас выглядишь, не будь при нас детей.
— Хоть вы, а… Честно, не лезьте!
— Оля, отзванивайся мне! — переживает мама. — Каждые пятнадцать минут звони! Учти… — грозит пальцем Глебу. — Если Оля не позвонит или я до нее сама не дозвонюсь, я на тебя заявлю! Я и о побоях расскажу!
— Мам, хватит! Правда… Давайте домой, я уже такси вам вызвала, скоро приедет.
— Том, домой хочешь? — предлагает Глеб. — В свою комнату.
— Нет! — трясет головой Тамара. — Не хочу!
Прощание выходит нервным и слезливым. Мама меня будто на эшафот отправляет, дети плачут. Глеб ходит в стороне, нервный, и курит без конца…
***
Сажусь к нему в машину. Муж продолжает курить, открыв форточку.
— Кто тебе фото прислал? — спрашиваю. — Не сука ли твоя? Мария, которая. Так-то я не знаю, сколько у тебя бл*дей.
— Хватит валить все на меня. Нет у меня никого! Ни с кем не е*усь! — отвечает зло.
— Прекрати материться, с дружками своими матерись.
— Ты же мне бл*дей приписываешь!
— Вот только что у тебя на руках? Фото, где я сижу с твоим отцом в ресторане? Средь бела дня… Ах, преступление. Ты, похоже, забыл, что он один остался, после смерти жены горевал. И не с кем было разделить эту боль, ему плохо было в последнее время.
— Да уж поверь, знаю. Знаю я, ага. Не с кем разделить ему было, — бросает с презрением и странной усмешкой.
— Мудак, — выдыхаю я, достаю телефон, нахожу переписку со свекром. — На, читай. Читай, читай. Ну! Чего ты… И даты сверь… С теми фотками, которые тебе прислали.
— Мне некогда этим заниматься сейчас.
— Тебе просто стыдно правде в глаза посмотреть! Ты на отца больного забил! Забил! Ты, скотина такая, все на меня повесил. Дом, секции детей, быт… Отца больного! Тебе, видишь ли, больно было знать, что мамы не стало, страшно, что и отца может скоро не стать! Ты их болезней и смерти испугался, вот и ударился в работу, отдалился. Там, наверное, еще и сука твоя с козырей зашла, да?! Вот только папа о тебе беспокоился постоянно. Читай переписку, боже… Увидишь, что я его папой называла. Читай, о чем мы говорили. Дурень… Боже, у меня слов нет, какой же ты… Слепой дурень!
Глеб листает, меняется в лице.
— Так, стоп… Я помню, что ты мне не говорила, что ездила с ним куда-то. И за город! За город, — спохватывается.
— Поехали. Адрес ты знаешь, тебе же доложили, — отбираю телефон.
***
Дорога проходит в тягостном молчании.
Я смотрю в окно, изредка отвечаю на сообщения мамы. Она отписывается, что дети дома, вместе ставят тесто на имбирное печенье.
Улыбаюсь в ответ на видео, где Тамара спорит с Иваном по поводу глазурь.
— Глазурь! — поправляет братика.
— Гразуль! — отвечает он.
— Покажи? — просит Глеб.
Прячу телефон в карман.
— На ребенка Марии будешь любоваться, — отрезаю.
— Это еще доказать надо, что она беременна. Скоро все проверю…
— Высокие, высокие отношения! — усмехаюсь.
— Говорю тебе, не трахал я ее. Не трахал!
Однако по ее поведению так и не скажешь. Впрочем, я больше ничего не говорю. Мне это надоело. Осточертело!
***
Приезжаем в загородный ресторанный комплекс. Мы отдыхали здесь как-то раз, когда комплекс только открылся, с того времени он значительно разросся. Теперь, чтобы снять несколько домиков для отдыха большой компанией, без посторонних, нужно бронировать места за несколько месяцев до праздничного события.