— Значит, скандал раздуть планируешь?
— Нет, Глеб. Скандалы — это по части твоей потаскушки, а я… просто хочу отдохнуть. У мамы. С детьми… Мне, может быть, тоже гостинец с поездки достанется? Приятный. В последнее время, знаешь, в моей жизни приятного мало. Одно дерьмо и синяки после твоего рукоприкладства.
Внезапно в коридоре слышится рингтон телефона. За углом.
Звонок торопливо сбрасывают.
Глотаю воздух.
Мимо нас прошмыгнула подруга двоюродной сестры Глеба.
Екатерина.
Красивая, но немного пучеглазая, и фамилия у нее соответствующая, Рыбина. В прошлом она все клеилась к Глебу, когда он начал со мной встречаться, навязывалась ему…
Вот и сейчас она стала свидетельницей не самой красивой ссоры между нами. Рыбина — та еще сплетница.
Я смотрю ей вслед, понимая, что очень скоро о неприятностях в нашей семье будут знать все родственники, близкие и дальние, знакомые хорошо и не очень…
— Хорошо. Хочешь к маме, дуй к маме. Я отвезу, — бросает отрывисто и снова тянется рукой.
— Не стоит. Мы на такси.
Я делаю несколько шагов назад, не сводя с мужа напряженного взгляда. Сейчас он мне — враг. Глеб снова вспыхивает, зло ходят желваки на скулах. Он задерживает руку в воздухе и опускает.
— Оль, — вздыхает.
— Уже вызываю такси, не мешай! — бубню себе под нос, на ходу доставая телефон.
— Будь у мамы. У тебя есть день, — гремит мне вслед. — Завтра к вечеру я жду свою семью. Дома. У нас дома, — подчеркивает.
Глава 8
Она
Как хорошо у мамы дома. Она извиняется, что воздух застоявшийся, ее не было больше полутора недель, уезжала на повышение квалификации от фирмы, где работает главных технологом предприятия. Но я таких мелочей, как застоявшийся воздух, даже не замечаю.
Мне нравится запах квартиры, сразу окунаюсь в него с головой. Да и у меня самой не было времени, чтобы прийти за эту неделю. Словом, отмахиваюсь от мелочей, падаю на диван. Ноги гудят, голова — тоже.
Дети радостно наседают на бабушку, она достает из дорожной сумки подарочки один за другим. Возня, восторженные голоса деток, счастье витает в воздухе. Боже, как хоршо… Глаза прикрываю, накатывают слезы, но теперь от облегчения. Я хотя бы на время могу укрыться в стенах родного дома, от всех невзгод спрятаться и поплакаться маме, как будто мне лет, не больше, чем Тамаре, которая вполголоса рассказывает, как напугал ее папа. Даже показывает, с каким страшным видом сидел Глеб…
Мама бросает на меня вопросительный взгляд, я киваю. Да, так и есть. Да, Глеб с горя чуть умом не тронулся. Или все-таки тронулся, учитывая его поведение.
— А это сияющие бомбочки! Для ванны! Я хочу. Баба, можно? Можно? — прыгает Тамара, совсем как крошка.
Ване, разумеется, тоже сразу понадобилось то, что хочет его сестра.
— А давайте, — разрешает она. — Оль, посмотри в шкафу, там плавки их, кажется, остались. Как-то в аквапарк ходили мы, помнишь? Набери ванну, пусть плещутся вместе.
— Устроят морской бой, — предупреждаю.
— Ну и ничего страшного. Сама в душе ополоснись сначала. После всех этих взглядов и скопления людей помыться хочется.
Конечно, она права. У меня все тело, будто покрыто толстым слоем чужих взглядов — и сочувствующих, и жалостливых, полных осуждения, и просто тех, кого можно назвать сплетниками. Действительно, хочется помыться так, словно неделю не мылась, а ведь утром я принимала душ…
Оставляю маму с внуками, сама забираюсь в душевую кабинку, с наслаждением делаю воду чуть-чуть горячей, умываюсь…
Обычно, когда мы отправлялись в гости с ночевкой, к маме или к свекру, я всегда брала с собой нашу дорожную косметичку, там миниатюрки всех любимых средств, кое-что из косметики, приятные сердцу мелочи.
Сегодня как-то не до этого было.
Ну и ладно. Не в любимом шампуне счастье.
Главное, что дети смеются, довольные, что сердце, хоть немного, но перестает болеть.
Умывшись, заворачиваюсь в большое банное полотенце, и сушу волосы феном. В ванную комнату, постучав, заходит мама. В руках пакет с бантиком.
— Держи, это тебе.
Выключаю фен, опустив его на раковину. Увидела лейбл на пакете и заглядываю внутрь.
— Мам, ну ты чего! — ахаю. — Не надо было. Это же дорого…
— Я знаю, ты давно такой хотела. Помнишь, говорила?
— Да?
— Ага, говорила. Вот и пригодилась моя премия.
— Но дорого же, ма… — вытираю слезинки.
— Зато красиво. Ну, что я, кому эти премии получаю? Если на своих любимых не тратить, то и деньги не зачем зарабатывать.
Обнимаю ее с теплотой, целую. От нее пахнет теплом и уютом, всем самым хорошим. Сейчас она — мой лучик света, поддержка, так необходимая мне.
— Все, переодевайся. Твои разбойники скоро будут брать штурмом ванную комнату.
— Да-да, — вытираю слезинки. — Я почти закончила.
Высушив волосы, я достаю из пакет комплект для дома. Атласные брюки, топ и тонкий короткий халатик. Я ведь на самом деле хотела и даже у Глеба просила купить, но он сначала забыл название, потом не было того самого оттенка цвета розовое шампанское, а потом… Даже не знаю, как-то не до того стало. Последний месяц-полтора у нас выдались тяжелыми: мелкие неурядицы, болезнь свекра, Глеб отдалился…
Наверное, отдалился, потому что со своей шлюхой получал все необходимое. Она так сексуально одевается… Интересно, Глеб на нее много денег тратит?
Стараюсь выкинуть эти мысли из головы, быстро переодеваюсь и просто пытаюсь сконцентрироваться на том, как мне сейчас спокойно без всех этих передряг и несчастий. Я хочу забыться. Хотя бы на один день.
И темноволосая девушка немного за тридцать, в красивом костюме, которую я вижу в отражении зеркала, со мной согласна. Она улыбается мне немного грустно, в глазах еще дрожат слезинки, но… улыбается.
— Я справлюсь, — обещаю себе вполголоса. — Мне есть для кого стараться. Я не одна… Все получится.
***
Переодевшись в плавки, детишки отправляются купаться под присмотром мамы. Просвежив воздух во всей квартире, проверяю содержимое холодильника. Подумываю над тем, чем порадовать детишек, и заказываю доставку продуктов.
Пока собирают мой заказ, с предвкушением достаю керамический заварник, ароматный чай с дыней, который дарила маме, и завариваю его. В вазочке на столе лежат конфетки — шоколадный трюфель.
Глоток ароматного чая в прикуску с конфетой, приятные звуки фоном — дети радуются, забыв о невзгодах.
Расслабляюсь… Как хорошо. Впервые за эти дни сбрасываю тяжкий груз и просто наслаждаюсь.
Когда звонят в дверь, иду открывать не раздумывая: посчитав, что это доставка еды.
Но за дверью оказывается совсем не курьер с продуктами, а Глеб.
Муж разглядывает меня с головы до ног и обратно.
Я еще не надела бюстгальтер. И судя по взгляду мужа, направленному на мою грудь, он это отметил.
Заметил даже под тонким халатиком.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю.
— Привез твою сумку, — протягивает. — Тут, кажется, нужное. Ты без нее никуда.
Надо же, он заметил? Откуда во мне столько яда и негодования… Но я очень возмущена тому, как Глеб проявляет себя, как делает вид, словно ничего не произошло и пытается… проявить заботу?
Не поздновато ли ты спохватился?!
— А ты… — снова сканирует меня взглядом. — Не помню на тебе такого… белья.
— Мама подарила. Это, кстати, то самое, что я просила тебя мне подарить.
— Да?
— Да. Как видишь, больше не нужно.
Наш разговор прерывает появление курьера. Я благодарю парня улыбкой, забрав пакет. Глеб стоит немного в стороне и спрашивает сразу же, как только симпатичный парень направился к лифту.
— И давно ты курьеров в таком виде выходишь встречать? Он же на тебя пялился! На сиськи твои пялился. Прикрой немедленно!
Глава 9
Она
— Прикрой сиськи? Забавно, что ты то же самое не сказал своей шалаве, когда она прикатила свои шары для боулинга в дом, где стоял гроб твоего отца, — шепчу тихим голосом, чтобы не кричать.
Нет сил кричать.
— Лицемер, — добавляю. — Привез сумку? Давай, чего держишь?
Я тянусь за сумкой, лицо Глеба полно гнева.
У моего мужа непростой характер, я всегда это знала. В гневе его разговорить сложно, но я никогда не подозревала, что он может быть еще и жестоким, и несносно грубым по отношению ко мне.
Вернее, он мог быть полон показного пренебрежения, как в самом начале, но только напоказ. На деле он о каждой моей ранке знал, о каждой ссадине.
Как так вышло, что теперь он сам проделал в моей груди дыру огромных размеров?
Глеб не отпускает сумку, напористо делает шаг вперед.
Глаза продолжают гореть, смотрит на мое лицо, на шею, на распущенные волосы, спускающиеся на грудь.
— На чай не пригласишь?
По идее, он должен попросить. Но просить он никогда не умел, поэтому требует.И я отвечаю ему чуть задохнувшимся голосом:
— Это дом моей мамы, и она не готова видеть незваных гостей. Сумку, Глеб. Не хочешь? Ладно, оставь себе!
Вспыхнув, дергаю дверь на себя.
Глеб успевает поставить ногу, и дверь бьет по ней.
Слышу судорожный выдох.
На миг закрадывается легкий испуг, хочется ахнуть и броситься смотреть, не сильно ли я ему повредила. Так сильно хочется, что бросает в дрожь. Но я держусь изо всех сил.
Есть то, что я ему простить не могу: то, как он обошелся со мной пьяным. Знает же, я пьянства на дух не выношу, а он… пьяный и сильный, злой. Напугал. Ударил. Нет, не прощу! Такого точно не прощу!
— Возьми сумку, Оля, — выдыхает. — Бл**ь, просто возьми ее. Знаю же, там все нужное. Детям и тебе!
— Удивлена, что ты что-то о нас знаешь и заботишься.
Не выходит без упрека.
Нет, не выходит.
Он меня обидел… сильно обидел.
Я не знаю, как справиться с огромным каменным грузом обиды, который осел у меня в душе на самом дне. Не уверена, что смогу от этого избавиться…