— Мне… — закрываю глаза. — Жаль этого малыша. Жаль, но… я двуличная гадина… и… не смогла бы взять за него ответственность. Мне просто жаль его, но он ошибка… — открываю глаза и слабо улыбаюсь. — Надя… не даст ему семьи и любви.
— Если бы Ярик нагулял, я бы тоже не приняла нагулыша, — Люба пожимает плечами. — Не смогла бы. А тут не его нагулыш, поэтому… стану ему матерью. Или ей. Может, — тепло улыбается, — девочка будет?
— Заберем ребенка сразу из палаты, — голос у Ярик тихий и твердый. — Мы ей деньги, а она…
— Хороший план, — перебивает его Глеб. — А если родит и передумает? Мало ли. Чудо случится, и взыграют в ней материнские чувства?
— Если взыграют… — Люба убирает локон волос за ухо. — Мы же не звери какие… Значит, у нас будут деньги. Тоже вариант. Усыновим тогда кого-нибудь по всем правилам.
— Не взыграют, — твердо говорит Ярик. — Я хорошо разбираюсь в людях, Глеб, пусть и кажется, что я тупой.
— Может, мне тебя перевести в отдел кадров?
— Я вообще хочу уйти, — торопливо выдает Ярик и замолкает.
— Что? — Глеб приподнимает бровь.
— Я женюсь, Глеб. И тут мне душно. Хочу в деревню, — тихо проговаривает Ярик. — И если дети будут, то… Сам же понимаешь…
Глеб молчит, и я чувствую, что он обескуражен. Разговор про ребенка Наденьки его особо не тронул, а вот уход Ярика царапнул по самому сердцу.
— Боссом не будешь, — Ярик слабо улыбается, — но… будешь другом.
— Я не понял, — Глеб медленно и недоуменно моргает. — Ты меня кидаешь?
— Ну, что так сразу? — Ярик хмурит густые брови. — Блин, ты как Пастух сейчас.
— Говорил он мне, что ты и меня кинешь, — Глеб выдыхает через нос, и его глаза темнеют обидой. — Да. Так и сказал, что однажды я стану брошенкой.
— Ну, харе, Глеб… Несмешно, — Ярик передергивает плечами. — И с Пастухом у меня все было иначе. С ним я друзьями не остался, а с тобой будем дружить.
Мы с Любой в растерянности переглядываемся.
— Друзьями? — переспрашивает Глеб. — Ты еще и кидаешь меня, как по методичке.
— Да блин, Глеб! — Ярик повышает голос. — Вы теперь с Пастухом оба будете меня доставать?
— Будет теперь у нас общая тема, — Глеб невесело хмыкает. — Ярик-кидала.
— Ярик-бывший? — шепчу я.
— Да блин! — охает Ярик. — Нина! Ну, хотя бы ты не участвуй в этом безумии!
Глеб поправляет галстук и переходит на официальный тон:
— Ладно, оставим эту тему. Деньги откуда взял?
Ярик поджимает губы, скрещивает руки на груди и отводит взгляд.
— Так… — Глеб откидывается назад. — Дай угадаю…
— Не угадывай, — бурчит Ярик.
— К бывшему обратился?
— Ненавижу тебя, — шипит Ярик.
— И, что, этот бывший денег дает?
Ярик переводит взгляд на Глеба и говорит:
— Я тот бывший, которому дают.
Глеб издает смешок, а потом смеется. Ярик присоединяется к его смеху гоготом. Мы опять с Любой переглядываемся. Что у меня, что у нее в глазах — полное недоумение.
— Да, вот это было смешно, — Глеб вытирает слезу со щеки и выдыхает последний смешок, — но все равно обидно.
— Ну, женюсь я, Глеб, — рывком привлекает к себе охнувшую Любу. — И да, я выбираю ее. Она — мое сердце.
Люба краснеет, глазки тупит и улыбается, как школьница.
— Кто я такой, чтобы идти против любви, Ярик, — Глеб вздыхает. — Хоть теперь печально вздыхать не будешь, созерцая небо. Да и подкупили вы меня тушенкой, — подхватывает банку с мясом и задумчиво ее разглядывает, — аппетитно.
— Опять жену решил обожрать? — зло шепчет Люба. — Сначала она поест, а потом уже ты.
— Интересно, если бы я был доходягой, то обо мне кто-нибудь так беспокоился? — Глеб отставляет банку.
— Но ты же не доходяга, — Люба щурится. — И уж о тебе пусть твой друг беспокоится.
— А друг бы беспокоился? — Глеб смотрит на Ярика.
— Обижаешь, — хмуро отвечает он. — Я бы тебя откормил. С ложечки.
— Ложечка была лишней, — Глеб вздыхает.
— Можно, конечно, и с лопаты откармливать, — пожимает плечами Ярик.
— Остановись, — медленно выдыхает Глеб, сдерживая в себе смех, — у нас тут серьезный разговор, а ты про лопаты.
— Ты, блин, сам начал, — Ярик суетливо и с досадой отряхивает рукав рубашки. — Ложка ему нравится, лопата тоже… С бутылочки не предлагаю, потому что это не по-мужски.
Теперь я медленно выдыхаю, потому что представила недовольного и запеленованного Глеба, над которым склонился с жуткой улыбкой Ярик с бутылочкой и уговаривает его покушать.
Кажется, и Люба это представила, раз сейчас хохочет и бьет Ярика по плечу.
Ничего не знаю.
Я хочу с ними дружить. И сейчас я даже не моргаю и не дышу, наблюдая за Яриком и Любкой. Какие они живые, какие теплые и какие отчаянные в своей любви.
— Ну, мальчишки, — Люба вытирает слезы и хрюкает. — Ой, не могу.
— Не знаю, как Глеб, — шепчу я. — А я дружить готова.
Люба замолкает, щурится и говорит:
— Нравишься ты мне, — хмыкает. — Может, снаружи городская, но внутри… — делает паузу и громко заявляет. — Наша.
А потом бьет кулаком по столу, а я вздрагиваю и все еще не моргаю.
— Будем дружить, — она поддается в мою сторону и кивает на Глеба и Ярика, — а эти никуда уже не денутся.
— Люба, я сейчас расплачусь…
— Я тоже.
— Девочки, — Ярик настороженно смотрит на нас, — может, не надо.
— Отстань, — фыркает Люба и протягивает руку.
Я вкладываю свою ладонь в ее. И она такая теплая. Кожа сухая и с мозолями от тяжелого труда, но невероятно уютная и нежная.
— Люб, — шепчу я. — Мне вот было очень страшно, а сейчас нет. Что же я тебя раньше не встретила?
— Уж я бы тебе сказала, что мужа одного на гулянки отпускать нельзя, — цыкает она. — Что же ты так опростоволосилась?
— Не знаю, — сипло шепчу я.
— Но мужика ты своего, я вижу, любишь, — Люба всматривается в глаза.
— Не смогла я его выгнать…
— Выгнать, чтобы он другой гадине достался?
— Мы должны вмешаться, — шепчет Глеб. — Ярик…
— Я в женские разговоры не полезу.
— Вот и не лезь, — тихо, но ласково огрызается Люба, а затем вновь всматривается в мои глаза. — Слушай, мамкой я буду хорошей, а у Ярика не будет вариантов кроме, как быть хорошим папкой. Я час сидела в курятнике, Нин. Обычно и десяти минут хватает, а тут час думала.
— Лишь бы теперь она не обманула.
— Не обманет, — Ярик чешет щербатую щеку.
Аккуратно вытягиваю ладонь из руки Любы и разворачиваюсь к Глебу:
— Что думаешь? Это же твой генетический материал…
— Думаю, что, — он тоже разворачивается ко мне, — сыну или дочери Ярика и Любы невероятно повезет. Вот что я думаю, Нин. И теперь я считаю, что я должен прийти к Пастуху и сказать ему спасибо за то, что он однажды с Яриком знатно накосячил.
— Может, не надо? — устало спрашивает Ярик. — Он в прошлом, Глеб. Почти в прошлом. Деньги даст и все. Точно в прошлом, — вздыхает, — блин, я от него, правда, хочу отвязаться уже. И мне, наверное, надо номер телефона сменить. Хотя… этот жирный таракан все равно его узнает, если вздумает меня найти… И зря ты, Глеб, к его юристу пошел. Он на это обиделся.
— Если я еще жив, то не обиделся он.
— Тоже верно.
— Слушайте, — Люба неловко улыбается. — Хорошо поболтали, но мне надо обратно.
Глеб встает и протягивает руку Ярику:
— Я отдаю тебе полный контроль над Надеждой. Ты будешь хорошим отцом, Яр. И я рад, что ты однажды пришел ко мне. Даю слово, что я не буду лезть к твоему ребенку с правдой. Я буду твоим другом, и в такой ситуации твоя семья всегда может рассчитывать на меня… нет, на нашу семью.
— Чо и коровник со мной новый построишь? — Ярик вскидывает бровь.
— Построю, — Глеб улыбается.
— Другое дело, — Ярик решительно поднимается на ноги и крепко пожимает руку Глебу, вглядываясь в его глаза. — И вы на нас рассчитывайте.
Люба всхлипывает и тоже встает:
— А мы, давай, с тобой обнимемся, подруга!
Глава 44. И в кого ты такая?
Бабища Ярику под стать.
Страшная, толстая и неповоротливая. Еще и коса эта дебильная. Короче, деревня деревней.
— Деньги где? — спрашиваю я.
— Ты притормози, — Ярик садится на стул передо мной. — Деньги получишь, когда ребенка отдашь.
— Обманешь, — зло отвечаю я.
— И не стыдно тебе, — спрашивает меня Люба. — Ребенка продаешь.
— Не твое дело, — перевожу на нее взгляд. — И нет, не стыдно. Нотации мне тут не читай.
Господи, вот же отожрала харю.
— Теперь я поверю, что Глеба подставили, — тихо отвечает она, вглядываясь в мое лицо. — Деньги так любишь?
— Люблю, — усмехаюсь. — Надоело в нищете жить и жопу рвать.
— Тогда в твоих интересах родить, Надежда, — Ярик щурится на меня. — И деньги будут. Получишь ты их и гуляй. Попробуешь появиться, то пеняй сама на себя.
— Где гарантии того, что не обманешь?
— А где гарантии того, что ты доносишь? — спрашивает Люба и вскидывает бровь.
— Доносит, — Ярик цыкает. — Тебя будут пасти круглосуточно, Надежда. В том числе и твои родители. Я им подкинул пару тыщонок, остальное получат после твоих родов. А они у тебя тоже жадные.
— Им подкинул, а мне — нет? Я требую половину.
— Не-а, — Ярик скалится в улыбке. — Получишь всю сумму в тот день, когда я возьму ребенка на руки. И еще… попытаешься меня нагнуть, то тоже не рассчитывай на доброго дядю Ярика. Усекла? Ты теперь носишь нашего ребенка. И только попробуй теперь от него избавиться. Я от тебя избавлюсь, Надежда. Ты перестанешь быть неприкосновенной лишь по причине того, что у тебя между ног дырка. Перестанешь быть женщиной, на которую нельзя поднять руку.
У меня желудок схватывает спазмом страха. Глаза у Ярика сейчас пустые и холодные, и его уродливая рожа вызывает не презрение и отвращение, а ужас.
Я влипла. И это я понимаю только сейчас.
— У тебя когда следующий прием у врача? — тихо спрашивает Люба.
— Завтра, — отвечает за меня Ярик, продолжая буравить меня взглядом. — И пока все осмотры, анализы в норме. Без патологий.