- Ничего, - я продолжала отрицать, хотя знала, что он не поверит. - Я туда не заходила.
Его рука взметнулась, и я инстинктивно отшатнулась, ожидая удара. Но Роман лишь схватил меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза:
- Ты что-то затеваешь, - прошипел он. - Я чувствую это. Ты изменилась. Что-то скрываешь.
- Тебе кажется, - я пыталась сохранять спокойствие, хотя сердце колотилось как безумное. - Я просто… я стараюсь быть лучше. Для нас. Для семьи.
Роман смотрел на меня долгим, оценивающим взглядом. Я не отводила глаз, хотя внутри всё холодело от страха.
- Если я узнаю, что ты что-то замышляешь за моей спиной… - его голос упал до шепота, - ты пожалеешь об этом. Очень сильно пожалеешь. И запомни, Лея, - он наклонился еще ближе, так, что я чувствовала его дыхание на своей коже, - Илью ты в любом случае не получишь. Никогда. Он мой сын. Мой наследник. А ты - всего лишь его мать.
Он отпустил мой подбородок и отошел на шаг. Я молчала, не зная, что сказать, боясь, что любое слово только усугубит ситуацию.
- Иди спать, - бросил он, отворачиваясь. - У тебя завтра много дел.
Я ушла в ванную, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как дрожат ноги. Он подозревал. Он чувствовал, что что-то не так. И его угроза была не пустым звуком - он действительно мог сделать всё, чтобы не отпустить меня и забрать Илью.
В зеркале я увидела свое лицо: бледное, с расширенными от страха глазами. Но в этих глазах было что-то новое. Решимость, которой не было раньше. Загнанный в угол человек становится опасным. А я была загнана в угол слишком долго.
Я приняла душ, стараясь смыть ощущение его пальцев на своем лице, и вернулась в спальню. Роман уже лежал в постели, листая что-то на планшете. Я осторожно легла на свою половину кровати, стараясь держаться как можно дальше от него.
- Кстати, - внезапно сказал он, не отрываясь от экрана, - я думаю, нам нужно установить еще несколько камер. Для безопасности.
- Где? - осторожно спросила я, хотя уже знала ответ.
- В спальнях.
Я замерла, чувствуя, как волна холода прошла по телу:
- Зачем? Мы же договаривались, что спальни - это личное пространство.
- Обстоятельства изменились, - Роман наконец посмотрел на меня, и его взгляд был пугающе спокойным. - Я должен знать, что происходит в моем доме. В любое время.
Он не сказал этого прямо, но смысл был ясен: он хотел следить за мной постоянно. Не оставлять ни одного укромного уголка, где я могла бы чувствовать себя свободной от его взгляда.
- Я думаю, Илье это не понравится, - осторожно возразила я. - Он уже достаточно взрослый, чтобы ценить приватность.
- Ему не обязательно знать, - отрезал Роман. - И это не обсуждается. Камеры будут установлены завтра.
Я почувствовала, как внутри нарастает паника. Если камеры появятся в спальнях, я не смогу продолжать подготовку к уходу. Не смогу прятать дневник, деньги, документы. Не смогу делать ничего, что он бы не видел.
Время сжималось. Окно возможностей закрывалось.
- Спокойной ночи, - сказал Роман, выключая свет.
Я лежала в темноте, дыша медленно и ровно, притворяясь спящей. В голове лихорадочно крутились мысли. Что делать? Как ускорить процесс? Нужно ли бежать прямо сейчас, пока камеры не установлены?
Но куда? Я не была готова. Не собрала достаточно денег, не подготовила документы, не обсудила детали с Софией.
Когда ситуация станет опасной - действуйте. Не ждите.
Слова Софии звучали в моей голове. Стала ли ситуация опасной? Угроза Романа, его подозрения, камеры в спальнях… Всё указывало на то, что он затягивал контроль еще туже.
Я должна была ускориться. Собрать всё необходимое. Быть готовой действовать в любой момент.
- Что случилось? - встревоженно спросила Марина Сергеевна, когда я вошла в её кабинет на следующий день. - Вы выглядите очень напряженной.
- Всё усложнилось, - я села в кресло, чувствуя, как дрожат руки. - Роман подозревает что-то. Он заметил, что я заходила в его кабинет. Угрожал, что если я что-то замышляю… И теперь хочет установить камеры в спальнях, чтобы я не могла скрыться от его наблюдения даже там.
Марина внимательно выслушала, не перебивая. Потом спросила спокойно:
- Как вы думаете, есть ли непосредственная угроза физической расправы?
Я задумалась. Роман был жесток, но всегда контролировал себя. Его насилие было расчетливым, а не импульсивным.
- Не думаю, что прямо сейчас. Но ситуация ухудшается.
- Тогда нам нужно ускорить процесс, - решительно сказала Марина. - Вы связались с юристом?
- Да, я встречалась с Софией. Она дала мне список документов, которые нужно собрать.
- Отлично. А что насчет безопасного места?
- Нет, - я покачала головой. - Я еще не решила, куда идти. София упоминала кризисные центры, но…
- Но что?
- Я не уверена, что Илья… что ему будет комфортно там. После всей той роскоши, к которой он привык.
Марина мягко улыбнулась:
- Дети гораздо адаптивнее, чем мы думаем. Особенно если рядом любящий родитель. Кроме того, это временная мера, не навсегда.
Я кивнула, хотя сомнения оставались. Привести Илью из роскошного особняка в приют для жертв насилия казалось жестоким. Но может быть, я недооценивала его? Может, для него безопасность и спокойствие были важнее комфорта?
- Вы упомянули, что Роман планирует установить камеры в спальнях, - продолжила Марина. - Когда именно?
- Сегодня, вероятно. Он вызвал техников на вторую половину дня.
- Тогда вам нужно действовать быстро. Соберите всё необходимое, пока их нет.
Я нервно посмотрела на часы:
- У меня всего несколько часов.
- Сделайте, что можете, - Марина сжала мою руку. - И помните: в крайнем случае вы можете уйти только с самым необходимым. Документы, деньги, лекарства. Всё остальное - вещи. Их можно заменить. Вашу безопасность и безопасность Ильи - нет.
Я кивнула, чувствуя, как нарастает решимость. Она была права. Пришло время действовать.
Дома я сразу поднялась в спальню, закрыла дверь и достала «тревожный чемоданчик» из тайника. Проверила содержимое: смена одежды для меня и Ильи, гигиенические принадлежности, лекарства первой необходимости, копии важных документов, немного наличных - всё, что я успела собрать.
Я добавила туда флешку от Софии, свой дневник и маленький скетчбук. Потом еще раз всё проверила и убрала чемодан, но не в прежний тайник, а под кровать, чтобы достать его было быстрее, если понадобится.
Осталось самое сложное - поговорить с Ильей, подготовить его, не напугав при этом.
Он играл в своей комнате, когда я заглянула к нему.
- Привет, малыш, - я присела рядом. - Что ты строишь?
- Космический корабль, - Илья показал на замысловатую конструкцию из Лего. - Он для экстренной эвакуации. Если на планете станет опасно.
Я вздрогнула от этого совпадения. Неужели он что-то чувствовал? Дети бывают удивительно интуитивными.
- Хорошая идея, - осторожно сказала я. - Иногда нужно быть готовым улететь.
Илья серьезно кивнул:
- Да. И нужно знать, что взять с собой. Самое важное.
Я посмотрела на него с новым удивлением:
- И что бы ты взял, если бы пришлось улетать быстро?
Он задумался на мгновение:
- Тебя, - ответил он просто. - И Мишку, - он указал на потрепанного плюшевого медведя, который был с ним с двухлетнего возраста.
У меня перехватило дыхание:
- А папу? - тихо спросила я.
Илья потупил взгляд, теребя деталь конструктора:
- Не знаю. Он не всегда добрый.
Я обняла сына, прижимая его к себе, чувствуя, как колотится сердце. Он понимал. Конечно, он понимал. Дети видят гораздо больше, чем мы думаем.
- Илья, - начала я осторожно. - Иногда взрослым приходится принимать сложные решения. Иногда... иногда приходится уходить оттуда, где небезопасно.
Он поднял на меня серьезные глаза:
- Как в моем космическом корабле?
- Да, - я улыбнулась сквозь подступающие слезы. - Очень похоже. И я хочу, чтобы ты знал: что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой. Всегда буду защищать тебя. Даже если придется улететь.
Илья кивнул с пониманием, которое было у него не по годам:
- Я знаю, мама.
В этот момент из прихожей донесся звук открывающейся двери. Роман вернулся домой раньше обычного. И, судя по голосам, не один.
- Техники, - прошептала я, чувствуя, как внутри всё сжимается. - Они устанавливают камеры.
Илья посмотрел на меня с тревогой:
- Зачем? Папа не доверяет нам?
- Он говорит, что это для безопасности, - я попыталась улыбнуться, но вышло неубедительно.
- Я не хочу камеру в своей комнате, - решительно сказал Илья. - Это мое личное пространство.
Я кивнула, гордясь его смелостью и уверенностью:
- Я знаю, милый. Я поговорю с папой.
Мы оба понимали, что этот разговор ничего не изменит. Но важно было показать Илье, что я на его стороне, что я попытаюсь защитить его приватность.
Я спустилась вниз, где Роман давал указания двум техникам.
- Ты рано, - заметила я как можно более непринужденно.
- Да, решил проконтролировать установку, - он повернулся ко мне, его взгляд был холодным и оценивающим. - Где Илья?
- В своей комнате, играет, - я сделала глубокий вдох. - Роман, я хотела поговорить о камерах. Илья не очень комфортно себя чувствует с идеей наблюдения в его комнате. Может быть, мы могли бы…
- Нет, - отрезал он. - Камеры будут везде. Это не обсуждается.
Техники деликатно отвернулись, делая вид, что не слышат нашего разговора. Но я заметила неловкость на их лицах.
- Он ребенок, - настаивала я тихо. - Ему нужно личное пространство.
- Ему шесть, - Роман пожал плечами. - Какие у него могут быть «личные дела»? Если ему нечего скрывать, ему нечего бояться.
Внезапно я поняла, что эта фраза применима и ко мне. Если бы у меня не было «чего скрывать», если бы я не готовилась к побегу, не собирала документы, не вела дневник,- камеры бы меня не беспокоили. Роман проверял меня. Смотрел на мою реакцию, пытаясь подтвердить свои подозрения.