Развод. Во власти предателя (СИ) — страница 10 из 24

— И второй вариант. Он устраивает меня больше. Ты даришь свою долю Регине, либо мне. Ты больше не должна быть связана никак с этим салоном, — и снова подруга оказывается правой.

Ему нужно лишить меня тех немногочисленных денег, которые мне переводится каждый месяц. Хотя, конечно, это для него маленькие суммы, но в целом они приличные, на жизнь с детьми хватит.

— Мог бы просто сказать, что хочешь подчинить меня себе полностью, и не устраивать всего этого, — вместо ответа просто продолжаю с ним разговаривать.

— Нет, Лиля, не мог. Я должен был тебе показать, что как бы ты не сопротивлялась, как бы ты не хотелось сбежать, — обманчиво тихим и ласковым голосом говорит все это и тянется второй рукой к лицу, гладит костяшками пальцев щеку, и продолжает.

— У тебя есть два варианта: остаться со мной по-хорошему или по-плохому. Я тебе показал, что по-плохому я организую легко, даже не задумываясь. Ты моя жена, и ты ею останешься. Навсегда. Вопрос лишь в том. По-хорошему или по-плохому. До завтра, родная.

Глава 17

Лиля

Господи, что мне делать? Что мне делать? Кто-нибудь, подскажите, пожалуйста.

Он ушел, но оставил меня перед таким выбором. Я просто не знаю, что мне делать. Разве я могу себе позволить решать чьи-то судьбы, разве я могу позволить себе разрушать чьи-то жизни?

Но и собой жертвовать ради посторонних это ведь неправильно.

Этот салон, деньги от него — это единственный заработок, который у меня есть. Я это прекрасно понимаю, я понимаю, почему он настаивает отдать акции ему или Регине. Правда, понимаю.

Но ведь на самом деле у меня только один вариант: избавиться от своей доли. По-хорошему, или по-плохому, это не важно. Если буду упрямиться, не соглашусь, то муж ведь действительно разорит салон. Я скорее получу проблемы, а не прибыль.

Он уже начал разрушать наш мир, ничего его не остановит. Если не соглашусь, он все равно продолжит это разрушение. Слишком решительным был его взгляд. Нет никаких сомнений в том, что воплотит угрозу в жизнь. Я это действительно понимаю, и этот первый «привет», как раз-таки показатель того, насколько серьезно настроен.

Я могу себя сколько угодно обманывать, говорить, что мы выкрутимся, что мы выстоим, что у Регинки хватит друзей, чтобы не утонуть в этом кошмаре, но это лишь обманка. Чистой воды, обманка. Ничего у нас не выйдет, максимум будет отсрочка.

Я должна принять его предложение по-хорошему, по доброй воле, но только не в его пользу, а в пользу Регины. Она заслужила.

— Господи, когда же это все закончится? — прижимая ладони к лицу, плачу и говорю сама себе. — Когда, господи?

Почему в нашей жизни ничего не бывает просто, почему мы должны вот так страдать? Почему люди такие злые? Почему в принципе, все так произошло? Я ничего не понимаю, ничего. Это все так ужасно. И поговорить мне не с кем.

Я должна сама принять это решение, потому что это только моя ответственность. Я не имею права ни на кого ее перекладывать, ни на кого.

Если я сейчас позвоню Регине, она скажет не слушать его, скажет посылать в далекое путешествие с различными вариантами уклонов. Будет заверять меня, что мы выстоим. Что я не должна заниматься самопожертвованием ради других, ведь бизнесы регулярно горят и открываются, горят и открываются. Но совесть, именно на нее Игорь и рассчитывал. Именно на нее.

— Нет, все, я должна собраться, взвесить все, и решить. Все во всем правы, все и во всем. Но я не могу принять сразу несколько решений. Я должна определиться обязана, и я точно не хочу это делать прямо сейчас.

Не знаю зачем, говорю все это вслух, словно кто-то может услышать меня, разделить со мной мои страдания и взять, обнять, пожалеть, но это, увы, не так.


Игорь

— Тебе не кажется, что ты перебарщиваешь, друг? Она в больнице, на сохранении, а ты ей так нервы треплешь. Не боишься потерять ребенка, не боишься, что она сойдет с ума, что у нее нервы сдадут? — сидя рядом со мной в гостиной, начинает друг.

Дочка играет в чаепитие и не обращает на нас никакого внимания. Маленькая принцесса, внешне копия своей мамы, и как хорошо, что характером более мягкая, ласковая.

Но в то же время как представлю, что будет через несколько лет, когда она вырастет, начнет нравиться мальчикам, сразу злость берет.

С ума сойду, но никого к ней не подпущу. Коршуном буду вокруг виться, но мою принцессу никто не обидит, никто не посмеет к ней приблизиться без серьезных намерений, и пусть только с ее глаз сорвется хоть одна слезинка из-за мальчика, ему несдобровать, я устрою ему самый настоящий ад на земле. Пожалеет, что связался, пожалеет, что решился обидеть ее.

— Игорь, ты вообще меня слышишь? Ты здесь, со мной, тебе не жалко Лилю?

— Нет, не жалко. Я потерял свою жену, и сейчас я ее обретаю. Да, может, ситуация довольно и жестока, может быть, обстоятельства ужасны, но нет, я не отступлю, я ее дожму. Я действительно должен дожать, — делая глоток крепкого кофе, отвечаю ему, потому что не хочу, чтобы своим излишне грозным тоном привлек внимание Наденьки.

— Слушай, да делай ты что хочешь, черт с тобой, не слушаешь советов, плевать. Но расскажи Лиле правду. Расскажи ты ей. Всему есть предел, Игорь. Ты понимаешь? И ее терпению тоже не переходи точку невозврата, не переходи, друг. Есть вещи, которые ни ода женщина не сможет простить, как бы не любила.

— Когда будешь в моей ситуации, тогда и поговорим про точки невозврата, жестко осекаю его, на что друг поджимает губы и ничего не говоря, встает и уходит.

Я даже не иду провожать, он и так весь вечер пытался отправить меня в больницу и сказать Лили, что я солгал, а я буду этого делать.

Глава 18

Лиля

— Да что вы такое говорите? Неужели вы сами себя не слышите? Я не могу поверить в то, что вы на его стороне, Тамара Петровна. Ну правда, вы слышите, что вы мне говорите? — хватаясь за голову, сижу на кушетке и пребываю в дичайшем шоке.

Врач просто сошла с ума. Ни у одного нормального человека в голове не укладывается. То, что она мне говорит, за гранью фантастики.

— Ну вы ведь тоже женщина. Как вы можете говорить мне о подобном? Вы сами подумайте, насколько это все ужасно, как это все убивает. У вас тоже есть муж, у вас есть дети, дочка. Неужели вы бы сказали собственному ребенку такие же вещи окажись она на моем месте?

Господи, что же я говорю такое. Совсем из ума выжила с их эмоциональными качелями.

— Нет, я не желаю вам испытать подобную боль, как матери вашей дочери, как жене, не подумайте ничего такого. Просто вы сейчас говорите такое, что я не знаю вас. Я растеряна.

И не лгу ни секунды вот, ни секундочки. Если бы мне подобное сказал кто-то другой, я бы поняла, но как это может говорить женщина, которая в начале мне помогала, которая отвадила от меня этого дурацкого психолога, запретила ему переступать порог моей палаты, и даже Игорь оказался бессилен?

Хотя, конечно, я понимаю, он просто позволил это сделать. Если бы он всерьез захотел, чтобы мужчина прошел, он бы прошел, но ему это не нужно. Муж уже сделал то, что хотел: донес до меня одну простую мысль и теперь в психологе отпала надобность.

— Лиля, я понимаю, как звучат мои слова, но в первую очередь я хочу помочь вам, как бы жестоко это не звучало, как бы глупо не казалось. Но прошу, услышьте и вы меня.

Женщина садится на стул рядом со мной и сжимает одну ладонь в своих. Я вижу в ее глазах материнское тепло, ласку, заботу, участие, что немаловажно, но как же от этого не по себе, очень не по себе. Чувствую себя игрушкой в чьих-то руках, марионеткой, а она словно одна из ниточек умелого кукловода.

Не знаю, может быть, я и не права и просто теперь боюсь доверять кому-то, только почему-то люди все время меня предают, оказываются не теми, кем я их считала.

— Но вы просите меня взять и простить мужа, вот просто взять и простить. Как вы себе это представляете? Это просто невозможно, невозможно. Поймите вы, это что-то за гранью моего понимания. Он наплевал на меня, на мои чувства.

Ком к горлу подходит. Мне дышать трудно, хочется плакать, но я держусь, пора хоть немного взять себя в руки.

— Он оставил ребенка с любовницей, вы понимаете? Ему абсолютно все равно на меня. Так почему я должна с этим мириться? Почему я должна просто взять, закрыть глаза и простить его?

— Дорогая, поймите. Я имела ввиду не это, — тяжело вздохнув, продолжает.

— Тогда что вы имели ввиду? Объяснитесь. Я вас очень прошу, потому что сейчас ваши слова кажутся мне самыми жестокими словами, которые я слышала в своей жизни. Они кажутся мне такими ужасными, что у меня сил просто нет их выдержать. У меня голова пухнет, понимаете, голова из-за этих мыслей. Прошу вас, не мучайте меня, объяснитесь тогда.

Женщина смотрит на меня еще несколько секунд, потом тянется к тумбе, наливает стакан воды и протягивает его мне. Делаю нервный глоток и все, смотрю на нее, давая понять, что очень жду того, что она скажет.

— Понимаете, Лилия, жизнь очень тяжелая штука. Как бы нам не хотелось, чтобы она прошла по идеальному сценарию, этого, увы, не происходит. Мы все строим надежды, питаем определенные иллюзии, а потом раз и что-то идет не так. Мы пытаемся всеми способами вернуться к изначальному маршруту, но порой все эти попытки, только хуже делают, увы.

Врач заходит откуда-то издалека, и я пока не могу понять, что она имеет ввиду, но голос у нее такой надломленный становится, и во взгляде столько печали. Она словно разворошила что-то темное внутри себя и сейчас выпустит наружу. Главное, чтобы это темное не утянуло меня за собой.

— Чаще всего самые тяжелые раны наносят нам близкие люди. Увы, это так. Мы всегда надеемся, верим кому-то, доверяем свою жизнь, и в этом нет ничего страшного и плохого. В одиночестве нет никакой прелести, поэтому человеку нужен человек. Но самая большая глупость, которую мы можем совершить, сделать поспешные выводы.