И мне без разницы, один теперь Виктор будет или с кем-то.
Его не будет у меня.
И никто его у меня не крал и не уводил.
Проблема не в этом.
Истина в том, что он ушел не к Ларисе, а от меня. Если бы я была все той же Машулькой, то не было Ларисы.
Машулька. Прижимаю кулак ко лбу. Горло схватывает спазм.
Он не называл меня Машулькой эти полгода до своей правды.
Закрываю глаза. По щеке бежит слеза.
Не было Машульки.
Почему я поняла это только сейчас?
А затем всплывает тот день, когда все вскрылось.
Он не говорил мне, что хочет уйти к Ларисе. Только о том, что его переклинило на влюбленности. И чемодан не он собирал и просил о разговоре. И психолога привел. Семейного. Не индивидуального, а семейного.
Это была его последняя попытка спасти семью?
Я понимаю, что иначе бы я не поступила, но будь я другой женщиной, которую бы не накрыло истерикой, яростью и криками… Если бы я села с ним спокойно поговорить, а не выводила на ответную агрессию, то к чему бы мы пришли?
И я не думаю, что он сразу побежал к Ларисе. Нет. Он все силы бросил на то, чтобы в первые месяцы потрясения не упустить девочек. Возможно, поэтому наши дочери не окрысились на него. Они не почувствовали того, что он крутит лямур-тужур на стороне и что они сейчас у него на первом месте.
Он мог заявиться к Ларисе только тогда, когда ситуация хоть немного устаканилась, и в самой Ларисе я не почувствовала той женской уверенности, что мужик глубоко заглотил крючок и не сорвется.
— Стоп. — выдыхаю я и провожу ладонями по лицу.
Мне не должен быть важен срок их отношений. Как и то, заглотил ли Виктор крючок Ларисы.
Во-первых, я даже думать не буду в сторону “может, он еще вернется” или “вдруг он все осознает”. Мне этого не надо.
Во-вторых, Виктор не тот человек, который подвержен метаниям. Он сказал, что не приползет обратно. И он этого не сделает. Даже если он нырнет в дикие сожаления о потерянной семье, годах, нашей любви и разочаруется в Ларисе до тошноты. Не скажет он “давай попробуем еще раз”.
В тот день, когда открыл свою правду, он мог еще подергаться, но не теперь. Он мне наговорил многого, и я знаю, что за свои слова, даже сказанные сгоряча, он отвечает.
— Даже удивительно, что мы с тобой, Вить, — вздыхаю я и пристегиваю ремень безопасности, — столько лет продержались.
Глава 19. Выпьем чаю?
Моросящий дождь оседает на лобовом стекле мелкими капельками. На улице не холодно.
Просто муторно и уныло.
Сижу, откинувшись назад и гипнотизирую капельки, которые сливаются вместе, а затем стекают тонкими струйками по стеклу.
Я знаю, что не умру без Виктора.
И меня не ждет благословенное безумие, в котором я бы забылась.
Я буду дальше жить.
И эти двадцать четыре года, которые мы были с Виктором вместе мне не стереть из памяти.
Я вчера перебирала фотографии в желании их сжечь на заднем дворе в мангале, на котором Виктор раз в месяц жарил шашлыки.
И не смогла.
Я не плакала.
Я смотрела на наши подростковые моськи.
Виктор — лихой хулиган, а я — милая отличница.
Затем час провела за свадебным альбомом. После убрала все обратно и пила чай в тишине на кухне.
Я не умру без него.
И это так странно. Я лишилась половины души, а сердце бьется. Тело живет. Я чувствую жажду, голод, усталость и справляю нужду.
Вздыхаю, сверяюсь с часами на смартфоне и звоню Даше. Идут гудки. Трубку не берет.
Звоню Лизе. Та же история.
И Надя не отвечает.
Палец замирает над контактом Виктора.
Касаюсь экрана, вслушиваюсь “абонент временно недоступен”, и в груди нарастает тревога.
Что происходит?
Я когда за ними приезжаю, то звоню и жду в машине. С Виктором не хочу лишний раз пересекаться.
— Ладно, — прячу телефон в карман и выхожу из машины.
Бегу к крыльцу дома, поднимаюсь и набираю номер квартиры Виктора. Тишина. Тут сердце учащает свой бег.
Писк, открывается дверь и на улицу выходит девушка с короткими ярко-розовыми волосами. Сует в уши наушники, надувает жвачный пузырь, а я вбегаю в холл.
Фантазия начинает разыгрываться.
Они угорели всей толпой в своей идиотской сауне? Утонули в джакузи?
Тыкаю в кнопку лифта, который едет целую вечность.
Через несколько минут я вылетаю из лифта, бегу по мраморному полу к двери под номером “25”.
По пути обдумываю дальнейший план: куда звонить, куда бежать, если случилась беда.
Долблюсь в дверь кулаками.
— Виктор! Девочки!
— Иду!
Замираю от голоса Виктора. Скрежет ключей в замке, дверь распахивается и немая сцена.
На лице Виктора недоумение, на моем — ужас.
— Маш? — он медленно приподнимает бровь. — Ты чего?
— Девочки… — шепчу я.
— Девочки! — Виктор отступает, пропуская меня в квартиру. — Мама приехала! Вы собрались?
— Почти! — раздается со второго этажа голос Даши. — Мам! Мы щас!
— Какого черта вы на звонки не отвечаете?! — с яростным шепотом толкаю Виктора в грудь.
— Ты не звонила…
— Всем вам звонила! — рявкаю я. — Никто не отвечает!
— Ой! — кричит Надя. — Мам, прости! Беззвучный стоит! Блин!
Недоумение Виктора сменяется тенью подозрительности. Выхватывает телефон из кармана тонких хлопковых брюк, смотрит на экран и поднимает на меня взгляд:
— Режим полета.
— Какого черта?! — цежу я сквозь зубы. — Ты сейчас не в самолете!
— Я в курсе…
Минута молчания. По краю сознания пробегает мысль, что Виктор сейчас непростительно по-домашнему уютен. Футболка, штаны, тапочки.
— С домофоном что?
Я оглядываюсь. Экран на домофоне — черный, зеленая кнопочка питания не горит. Медленно выдыхаю, приглаживаю волосы и закусываю губы. Потом смотрю на Виктора, который молчит и сжимает переносицу.
— Я так понимаю, это девочки…
— Ты невероятно сообразителен, — устало вздыхаю я и повышаю голос. — Девочки! Вы знали, что я приеду в шесть вечера! Спускайтесь!
— Сейчас! Блин! Почти готовы!
— Маш, может, ты пройдешь и я не знаю…
— Чаю выпью? — приподнимаю бровь.
— Да.
И смотрит на меня, будто я ему не бывшая жена, а подруга, которая в гости заскочила.
— Издеваешься, Вить? — прячу руки в пальто. — Какой к черту чай?
Глава 20. Четверки-пятерки
— Обычный чай, — Виктор пожимает плечами.
И я с этим человеком прожила в браке двадцать лет. Как я выдержала его характер?
Медленно выдыхаю через нос. Его точно уронили в детстве вниз головой.
— Ты лучше скажи, у них в школе все нормально?
— Как обычно, пятерки-четверки, — он тоже прячет руки в карманы штанов. — У тебя как?
— Нормально, — убираю локон за ухо. — Если перевести на бальную систему, то тоже пятерки-четверки. У тебя?
— Смотря по каким предметам, — он улыбается, и у меня в душе что-то болезненно дергается. — Отцовству ставлю сегодня крепкую четверку.
— Прекрасно, — киваю я.
— Домоводство тоже четверочка.
— Прелестно.
— Одну сделку закрыл, — продолжает он. — Поставлю пятерку. С минусом.
— Молодец, — хмыкаю я и спрашиваю, — а ларисоведение?
Едва заметно щурится, одарив меня мягкой усмешкой:
— На этот вопрос я отвечать не буду.
— Не похвастаешься пятерками?
— Нет.
— Или это факультатив?
Клонит голову на бок, разглядывая меня:
— Как у тебя дела с твоим начинанием?
— Хорошо.
— Помощь не нужна?
— Нет, — медленно моргаю. — Не нужна.
— Не от меня, да?
— Не от тебя, — медленно киваю.
Смотрим друг другу в глаза. Я бы не сказала, что он расцвел, как благоухающий цветочек под весенним солнышком, но и не завял.
Обычный Виктор. Домашний
И это меня шокирует. Я, как женщина, жду двух вариантов от мужчины, который вышел из многолетнего брака. Невероятную радость, воодушевление, грудь колесом.
Либо же потухшие глаза и бутылка в руке.
А тут ни того, ни другого.
Да и я перед ним стою не страдалица в классическом понимании этого слова. Нет опухших от слез глаз, одета с иголочки, голос не дрожит.
— Мам, — кричит Даша, — может, ты поднимешься и посмотришь на нашу комнату? Вдруг мы живем в жуткой конуре?
— Спускайтесь! — отвечаю я. — Девочки! — затем смотрю на Виктора. — Вы поужинали?
— Да, — не отводит взгляда. — А сама ты ужинала?
— Что?
— Я могу с собой тебе…
Я опять проваливаюсь в недоуменное молчание.
— Суп чечевичный, салат и паста с креветками, — продолжает Виктор.
— Ты сейчас опять серьезно?
— Да.
— Вить, — тяну я. — Это, конечно, мило, но… тормози, — а затем я лгу, — я поужинала.
— Хорошо.
Топот ног, и Виктор шагает к шкафу, из которого выуживает куртки. Ждет, когда девочки наобнимаются со мной и протягивает куртки каждой из наших дочерей.
— Прости, мам, — Лиза вздыхает. — Рюкзаки не собрали заранее.
Затем они обнимают Виктора, который целует каждую из них в макушку. Я терпеливо жду. В груди опять что-то дергается и затихает, когда я прикусываю щеку.
— А у нас есть ключи, — Даша встряхивает связкой ключей перед собой и оглядывается на Виктора. — Придем, когда не ждешь.
— Я всегда жду, — он мягко улыбается.
— На выход, девочки, — распахиваю дверь.
Девочки натягивают шапки на головы, подхватывают рюкзаки и выходят из квартиры. У лифта оглядываюсь на Виктора и говорю:
— Пока.
Девочки машут ему руками, затем цыплятами приваливаются ко мне в ожидании лифта, который опять не торопится приезжать.
Виктор дверь свою ублюдочную не закрывает. И тоже ждет на пороге.
— Заходим, — подталкиваю девочек, когда двери лифта разъезжаются в стороны. — Все, Вить, мы уехали.
— Позвоните, когда доедите.
— Ладно! — Надя выглядывает из лифта и опять машет ему рукой.
— Только телефон переведи из режима полета, — вздыхаю я и смотрю на Дашу, которая делает вид, что не понимает о чем речь.