— Точно, — долетает голос Виктора, и двери лифта закрываются.
— Девочки, — поправляю шарф на шее, — нам придется серьезно переговорить.
Глава 21. Фигня полная
— Девочки, что вы устроили? — спрашиваю я, сжимая руль.
— А что мы устроили? — спрашивает Надя с заднего сидения.
— Девочки, я понимаю, — проворачиваю медленно руль влево, перестраиваясь на другую сторону, — вы хотите, чтобы я и папа… были опять вместе.
Даша рядом на переднем сидении с хрустом раскусывает карамельку.
— Но этого не будет, — твердо говорю я. — У вашего папы другая женщина.
— Вранье, — фыркает Лиза.
— Я не знаю, почему он вас с ней не знакомит…
— Вот пусть и не знакомит, — шипит Надя.
— Однажды это произойдет.
— В жопу ее, — сдавленно и зло отзывается Лиза.
— Ладно, — медленно моргаю. — В это лезть я не буду. В жопу так в жопу. Это уже проблемы вашего папы. Это вы ему говорите, кто пойдет в жопу, девочки.
— И твоего нового мужика тоже в жопу, — Даша немного разворачивается ко мне и зло щурится. — Вот.
— Интересно, — тяну я. — Шлем в жопу того, кого нет.
— Пошлем и тогда, когда появится, — бурчит сзади Лиза.
— Да, — с угрозой подтверждает Надя. — Будем жить тогда у бабушки.
— А вы все продумали, да?
— Нам не нужен новый папочка, — Лиза фыркает.
— Как и новая мамочка, — Даша продолжает смотреть на меня.
— В любом случае, выключать телефоны и домофоны — глупо, — пожимаю я плечами. — Ваши старые папочка и мамочка не будут жить вместе, девочки. Вне зависимости от того, кто у кого есть или появится.
— Ты уже это говорила, — Даша с гневом выдыхает.
— Видимо, вы меня плохо слушаете.
Наши дочери решили меня и Виктора сталкивать лбами в попытках вновь свести. Не знаю, как бы я повела себя на их месте.
Может быть, тоже надеялась и верила, что развод — это не приговор для семьи. И что есть надежда, что мама и папа вновь сойдутся. Их надо только подтолкнуть друг к другу. Взрослые ведь такие глупые и ничего не понимают в жизни.
— Почему папа тебя разлюбил? — Даша щурится на меня.
Сердце сжимается в черную точку боли от тихого вопроса дочери.
— Если разлюбил, — невесело хмыкает Лиза.
— Почему если? — кидаю беглый взгляд в зеркало заднего вида. — И, Дашунь, этот вопрос задать надо папе. Я не отвечаю за его мысли, чувства и сердце.
— Я у него спрашивала.
— И? И что он тебе ответил?
— Он говорил, что любит маму, — Надя цокает.
— Но любит не так как надо? — Даша продолжает прожигать меня взглядом.
— Любит, как близкого человека, — тихо отвечаю я. — Как очень родного.
Внимательно слежу за дорогой. Зря я начала разговор за рулем.
— Мы тоже очень родные, — Даша убирает локон за ухо.
— Вы его дочки, девочки, а я была женой, — сжимаю руль до побелевших костяшек. — А жене мало быть родным человеком.
— Какая-то фигня, — недовольно вздыхает Надя.
И я мысленно соглашаюсь с ней.
Еще какая фигня. Фиговее фигни не придумаешь после двадцати лет брака.
— То есть ты родная, мам, — Даша продолжает свой допрос, который походит на пытку, — но та… та не родная?
— Она тоже может стать родной.
— Фигня какая, — повторяет Надя.
— Станет родной и разлюбит? — недоуменно шепчет Лиза.
— Я же говорю фигня полная.
— Девочки, я не могу вам ответить на все вопросы, потому что сама мало, что понимаю, — поскрипываю зубами. — Да, папа наворотил полную фигню. Но факт остается фактом. Ему со мной плохо. Так плохо, что решил уйти, — повышаю голос. — Я ему надоела!
С визгом шин резко сворачиваю в парковочный карман. Торможу и смотрю перед собой:
— Жестокая правда в том, девочки, что вот так может быть.
Моим дочерям скоро будет по двенадцать лет. Еще два коротких года и они будут в том возрасте, когда я обратила внимание на наглого одноклассника, который подплыл к моей парте, встал рядом с ней и просто молча смотрел на меня.
Виктор тогда на мой вопрос “Чего тебе, Воронин?” нахмурился и протянул ручку с пушистым розовым помпоном на колпачке, а после уроков выхватил у меня рюкзак и потащил. И потащил не в ту сторону куда надо.
Я тогда промолчала и просто шла рядом, дожидаясь, когда этот дурак Воронин поймет, что прет мой рюкзак непонятно куда. Мы около сорока минут шли, прежде чем он спросил мой адрес.
— Мам…
Когда я ему с милой улыбкой сказала, что нам в другую сторону, он предложил съесть по мороженому. Вернулась я домой поздно. Мне влетело по первое число, но крики матери меня совсем не тронули.
Я влюбилась.
В дурака Воронина.
— Девочки, — запрокидываю лицо и закрываю глаза, — папа любит вашу маму, как вашу маму. И этого мало для того, чтобы мужчина хотел быть рядом с женщиной. Да, все очень непонятно. И я бы хотела сказать, что вы все поймете, когда повзрослеете, но нет. Не поймете. Некоторые вещи в мире надо принять как данность. Как аксиому, от которой не надо ждать доказательств и объяснений.
— Фигня, — шепчет Надя. — Полная фигня.
— И если у него есть другая, — Даша сжимает кулаки на коленях, — то он сейчас к ней поедет? Или к себе приведет? А?
Глава 22. Я свой выбор сделал
Странно.
Когда Маша зашла в квартиру, то я воспринял ее появление обычным.
Она могла бы скинуть пальто, разуться, пройти в мою спальню и переодеться. И я бы не испытал отторжения.
Она будто заглянула не к бывшему мужу, чтобы забрать у него детей, а пришла домой. И я это так воспринял.
Я ждал того, что она по-хозяйски проплывет мимо, поправит волосы и поделится тем, что очень устала. И попросит чашку чая.
И я бы не возмутился.
Я бы еще плед притащил, как это делал в браке.
И теперь она забрала дочерей, вежливо попрощалась и ушла.
А я словил когнитивный диссонанс.
Алё, Виктор, вы разведены. Она не твоя жена, и это квартира — не ваш дом.
В прошлые разы у меня этого не было, потому что она приезжала за девочками и не поднималась за ними. Только звонила кому-то из дочерей и ждала в машине.
А сегодня пришла, и у меня сработал тот механизм, с которым я жил двадцать лет.
И это есть та привычка, о которой говорят, что она вторая натура?
И нет.
Во мне нет желания сейчас выскакивать за Машей, хватать ее и возвращать. Дело не в этом.
Она не стала в одночасье чужой женщиной, с которой нас связывают только дочери.
Появилась в моем двухэтажном логове с джакузи и сауной и у меня сработал чуть ли не условный рефлекс “Жена пришла". Надо обнять, поцеловать и накормить, а то она уставшая какая-то. А потом самому поделиться о том, как у меня прошел день.”
Только вот она ушла.
Механизм в моей голове сработал, а теперь зубчики застряли. И поскрипывают растерянностью и недоумением.
И, может, виноват парфюм?
Тот самый, который она уже лет десять не меняет. Мягкий с нотками ириса и амбры. Ненавязчивый, не удушающий и с легким шлейфом. И он у меня четко ассоциируется с Машей.
И этот запах сейчас стоит в прихожей.
Маша ушла, но словно оставила в моей квартире неуловимую нить себя.
Поэтому я иду и открываю все окна на первом этаже квартиры нараспашку.
Накидываю на плечи халат и иду на кухню.
Складываю посуду в посудомойку.
После ищу в одном из шкафчиков чай, и пробивает от макушки до пят искрой злого недоумения.
Коробка черного чая, зеленого для особых случаев молчаливой медитации в тишине и пачка жасминового чая.
А я его не пью.
Его любит Маша.
И я помню, как я закинул эту коробку в корзину, как ее потом вытащил из пакета и поставил в ящик. Бездумно, на автомате.
— Да твою ж мать, — сжимаю переносицу.
Коробка жасминового чая летит в урну.
Минуту стою в гнетущей тишине и лезу во все шкафы, холодильники и вижу те же марки продуктов, что мы закупали с Машей.
Все то же самое. Тот же ассортимент в ящиках и шкафах.
Только к овощам и фруктам у меня нет претензий, однако я и их выбираю так, как вдолбила в мою голову моя бывшая жена.
Смешно.
Я и в супермаркет заглядываю в воскресенье. Это ведь день, когда едешь затариваться на неделю вперед.
Только вот вопрос.
Мне это сейчас нахрена?
Вот серьезно?
Допустим, мне важно создать для дочерей атмосферу домашнего уюта и стабильности. Папа живет неразнузданной жизнью холостяка, который кормит их едой из доставки.
У меня ведь тут тоже “мы дома”, а не в гостях на пару часов, поэтому в холодильник не должен быть пустым.
Вот он, сука, и не пустой.
И расставлено-разложено в нем так, как было в холодильнике из моей прошлой жизни.
И Маши тут не было!
Это не она тут все по полочкам аккуратненько разложила! Не она.
А я!
Надо все переложить.
И я решительно все перекладываю. С глухими матерками.
После смотрю на тот бардак, который я устроил, медленно выдыхаю и поскрипываю зубами.
Бесит.
Все же лежало, как надо. Как я привык.
Закрываю холодильник. Нет, я не стану обратно все перекладывать. Тут свои правила, свой порядок. И это порядок таков, что в холодильнике — бардак, в котором сразу не найдешь то, что тебе нужно.
Ушел от жены, а я все еще чувствую ее осуждающую тень за спиной. И она мне говорит:
— Вить, ну что за бардак ты устроил? Яблоки и груши в нижнем ящике должны лежать. Молоко на боковой дверце. Так удобнее его брать. Открыл дверцу и оно сразу под рукой.
И не поспоришь же.
— К черту тебя, — тычу пальцем в сторону холодильника. — Теперь ты вот такой. Весь в хаосе.
Опускаю взгляд на дверцу морозильника. А туда я не полезу, пусть и уверен, что там тоже все аккуратненько разложено.
Приглаживаю волосы, закрываю глаза и медленно выдыхаю, и вместе с этим глубоким выдохом прогоняю тень Маши.
Она не должна быть здесь.
Выхватываю из кармана телефон, касаюсь экрана и несколько секунд медлю. Да к черту. Я не должен испытывать стыд или вину. Я разведен, черт возьми.