Прикладываю телефон к уху, гудки затягиваются и когда я уже готов сбросить звонок, раздается ласковый голос Ларисы:
— Привет.
Уходи, Маша, уходи. Я свой выбор сделал.
— Через час за тобой заеду, — коротко говорю я и сбрасываю звонок.
Глава 23. У тебя с бывшей проблемы?
— Привет.
Дверь распахивается и в салон грациозно ныряет Лариса. В ушах вспыхивают искрами небольшие сережки.
На плечах поверх черного платья белое пальто с меховым воротом. Легкий макияж, улыбка на лице.
И я ее целую, но только в бархатную щеку.
Хочу большего, но не могу отвязаться от ощущения того, что на заднем сидении сидит Маша и с укором смотрит на нас, скрестив руки на груди.
Лариса тоже хочет большего, потому что я замечаю в ее глазах разочарование.
— Куда едем? — спрашивает она и вновь улыбается.
Я имею полное право сейчас задушить Ларису в объятиях, поцеловать ее глубоко и жадно, но тень Маши презрительно вскидывает бровь.
Правда, можешь?
Ну, целуй, Воронин, а я посмотрю.
С тем же выражением, когда ты, Воронин, пытался покрасоваться в девятом классе передо мной и решил спрыгнуть со второго этажа в сугроб.
А потом ногу сломал.
Только в этот раз к тебе никто не кинется и не вызовет скорую. И не разрисует гипс цветочками и солнышками.
— Поужинаем, — завожу машину и медленно проворачиваю руль.
Какой же ты дурак, Воронин. Какой тебе ужин? Ты же уже поужинал.
Вези ее сразу в отель.
У тебя ширинка вот-вот лопнет. Не ужинать ты хочешь, идиот. И что ты как девственник?
И где цветы, Воронин?
Вот ко мне ты всегда с цветами подкатывал, с безделушками. Никогда с пустыми руками не приходил, а тут растерял все навыки обольщения? Я разочарована.
— Что-то случилось? — спрашивает Лариса.
— Нет, все хорошо.
Врешь и не краснеешь, Воронин. У нас тут некрасивая ситуация. Я, ты и твоя новая зазноба. Это какой-то изврат, милый.
Думал, избавишься от меня, получив штамп о разводе? Ты смешной. Разве от меня можно избавиться? Я столько лет была с тобой.
И, кстати, дорогой, тебе придется постараться, чтобы не повторить наши с тобой горизонтальные утехи. Все, что ты умеешь, ты научился со мной.
Весь твой опыт — это я.
— С бывшей женой проблемы?
— Давай не будем о ней, — сжимаю руль.
Маша в моей голове презрительно хмыкает. И какая же она стерва сейчас.
— Я ее видела на днях.
— Лара, я же попросил, — глухо отвечаю я.
— Мне она показалась разбитой.
Маша в голове закатывает глаза. Врет она, Воронин. Ты, что, меня не видел сегодня? У меня все хорошо. Я живу дальше. Открываю свое дело.
И ты живи. Ты же этого хотел. Жить. Со мной ты умирал. По крайней мере, тебе так казалось. И знаешь, у меня идея. Как всегда гениальная, как я сама.
Не на ужин ее тащи, а к себе в квартиру. Пусть ее сладкий парфюм прогонит мой дух. Отымей ее во всех углах. Особенно в сауне.
Но вот незадача. У нас с тобой и в сауне было. Не в твоей нынешней, конечно, но несколько раз в прошлом хорошенько так попарились.
— Прости, Вить, — Лариса вздыхает. — Я больше не буду. Как девочки?
— Все хорошо.
— Слушай… — Лариса делает паузу. — Может, ты нас познакомишь?
Да, Воронин, познакомь свою красу с нашими дочерьми.
Провожу языком по внутренней стороне верхних резцов.
— Рано, — коротко отвечаю я.
— Мы с ними подружимся.
Маша в голове хохочет так, как никогда не хохотала. Медленно выдыхаю. Это я сам смеюсь над “подружимся”. Какой подружимся? Я знаю своих дочерей, и они сейчас пытаются развернуть нас Машей опять друг к другу с детской непримиримостью и упрямством.
— Вить…
— Ты торопишься, Лара. У меня была первая неделя без истерик и скандалов с девочками.
Я бы, конечно, хотел, чтобы мои дочери приняли в моей жизни новую женщину спокойно и разумно, но я же понимаю, что это все из грани фантастики. И я вынужден сейчас держать женщину, которая занимала все мои мысли последний гол, на расстоянии от дочерей.
— Я тебе не говорил, что все будет просто, — постукиваю пальцами по баранке руля.
— Возможно, не стоит так потакать детям? Да, я понимаю, что у них сейчас все непросто.
— Лара, я люблю дочерей, — тихо проговариваю я, мрачно глядя на дорогу. — И они будут в моей жизни. И терять их я не намерен. И они должны это понять. Понять, что я останусь их отцом и что не исчезну из их жизни.
— То есть…
— То есть, Лара, я мужик с тремя дочерьми, которые скоро войдут в веселую фазу подросткового гона.
— То есть я буду на втором месте?
— Будь у тебя дети, то я бы тоже был на втором месте.
Воронин! А это было хорошо! В самое сердечко бездетной женщины! О, ты еще не потерял остроту своего языка?! Резанул так резанул. Так ты не только со мной сволочь честная?
— Прости, Лара… — понижаю голос до шепота.
— Это я зря начала, — едва слышно отвечает Лариса, глядя в окно. — Ты же просил… И говорил, что все будет непросто.
— Лар. Мы сейчас только сами друг друга узнаем. И я не хочу слышать от тебя после приветствий вопросы, есть ли у меня проблемы с бывшей женой. Не сейчас, Лара. Я хочу отдохнуть, поужинать… Расслабиться. И нет, моя бывшая жена не доставляет мне проблем, Лара. Она не лезет ко мне, не мотает нервы, если ты об этом. И я уверен, что она будет идеальной бывшей женой. Потому что вот такая она, Лара. И с тобой она будет себя вести ровно и спокойно.
— Я буду для нее врагом в любом случае, — Лариса вздыхает. — И эту враждебность она передаст вашим дочерям. Я об этом беспокоюсь.
— Лар, их враждебность будет оправдана прежде всего тем, что это я ушел из семьи. Я был инициатором развода. И я разрушил их уютный мирок с мамой и папой. И сейчас я яростно лавирую среди детских обид и эгоизма. И да, если я сейчас тебя познакомлю с девочками, то острой враждебности нам не избежать. И я повторяю, — медленно выдыхаю. — Я люблю своих дочерей. Я нянчил, менял подгузники, ночами не спал. Я не был отцом для галочки, который только сюсюкал пару минут над колыбелькой, а потом уходил по своим делам. И не буду я таким сейчас, Лара.
Притормаживаю на перекрестке и пялюсь на светофор. Маша в моей голове недобро щурится.
Что, стерва, думаешь, что я лукавлю? Что я оправдаю твои слова насчет того, что совместная опека с моей стороны сойдет на пару часов раз в месяц? Что только ты останешься в жизни наших дочерей? Нет, дорогая.
— Прости, — Лариса поддается в мою сторону, ласково вглядываясь в мой профиль. — Давай дружить. М?
Я разминаю шею. Шейные позвонки похрустывают под кожей, связками и мышцами.
— И я согласна, — шепчет она. — Нам надо расслабиться, — протягивает руку и пробегает пальцами по моей шее от уха до ворота рубашки. — Обещаю быть хорошей девочкой.
Воронин, — воркует голос воображаемой Маши, — может, тебе предложить хорошей девочке сейчас нырнуть к твоей ширинке, как однажды это сделала я посреди пустой ночной трассы? Давай, милый, хочу посмотреть на ее лицо. Выпускай своих демонов, любимый.
Глава 24. Мы забыли домашку
Девочки наперебой рассказывают, как провели эту неделю. Перескакивают со школьных забот на Виктора.
Как он помогал им с уроками, как они ходили после школы на обед в кафе, а потом гуляли.
Затем переходят к пересказу фильмов, которые они смотрели вечерами с домашним попкорном, что был приготовлен заботливым папулей.
Нет, Виктор, конечно, молодец молодцовый.
И было бы странно ожидать от него, что он улизнет от своих отцовских обязанностей после слов, что он не отказывается от дочерей.
— Папа так смеялся, когда этот гном упал в берлогу к медведю, — Лиза смеется. — И мы весь попкорн на этом моменте рассыпали.
Как вышвырнуть из своей головы бывшего мужа, если у вас общие дети?
Ответ — никак, если он невероятно принципиальный папаша, который не собирается исчезать с горизонта жизни дочерей.
Мы разошлись, а он будто вот тут рядом сидит и, сволочь, смеется надо мной, закидывая в рот попкорн.
Бархатно и низко так смеется.
Я, конечно, могу запретить девочкам говорить о Викторе, но… Опасность в том, что они могут отдалиться и от меня, и важные моменты они тоже начнут замалчивать.
Совместная опека — это полная жопа.
И мне не переехать с дочерьми в другой город, чтобы избавиться от бывшего мужа.
Этот момент я должна буду обсудить с Виктором. Это прописано в условиях совместной опеки, как и многие другие нюансы наших родительских обязанностей и прав.
Мне остается только верить, что Лариса не упустит своего, раскрутит Виктора, и они поженятся.
Только их свадьба может качнуть чашу весов в мою сторону.
— Мы хотели еще один фильм посмотреть, — вздыхает Даша, — но папа не разрешил.
— Нельзя сбивать режим, — Надя копирует интонации Виктора, и по моему сердцу бежит капля крови.
Я хочу закричать, чтобы они прекратили говорить о Викторе, но с улыбкой прикусываю внутреннюю сторону щеки.
Они любят папу.
И я бы могла начать настраивать их против него, но тогда я точно проиграю.
Такая низкая игра только для отчаявшихся и слабых женщин, которые сплелись воедино со своей обидой и гневом на мужчину.
А я не обижаюсь.
Я хочу так думать.
Да и начну капать на мозги дочерям, отворачивая их от Виктора, то неизвестно, что сама получу в итоге.
Нет. Это Виктор должен отвернуть от себя дочерей. И ему в этом должна помочь Лариса.
— Мам, мы должны и с тобой посмотреть этот фильм, — говорит Лиза. — Он, правда, смешной. Гном — просто улет. И папа так смешно пародирует его голос.
Девочки смеются, а я на грани от крика.
— Обязательно посмотрим, — улыбаюсь. — Но не сегодня. Уже поздно. И я не обещаю, что смогу спародировать гнома.
— Будешь феей, которую любит гном, — Даша пожимает плечами.
У меня, кажется, сейчас даже глаз дернулся.