— Маш, мне жаль.
— И это ты будешь говорить нашим дочерям, что разлюбил их маму, — глухо рычу я.
А затем я срываюсь на крик. Просто кричу на Виктора, который медленно сглатывает, принимая все мое отчаяние и ярость.
— Двадцать лет! И вот так ты решил мне отплатить?!
Я кидаюсь на него, толкаю в грудь, и слезы застилают глаза мутной пеленой.
— Влюбился?!
— Маш…
— У нас три дочери! Нам под сорок! Тут не влюбляться надо! — бью его в грудь! — Мерзавец!
Я отталкиваю его и бросаюсь прочь из кухни.
— Маша! — он следует за мной твердым шагом. — Ты куда?!
— Пошел к черту!
Лучшие годы потратила на него! Какая банальность и какая правда в этих словах! И я не могу описать то, что чувствую сейчас. Меня просто рвет на части. На кровавые ошметки.
Виктор полюбил другую.
— Прекрати, — он хватает меня за руку в прихожей и рывком разворачивает к себе, чтобы потом прижать к стене. — Возьми себя в руки.
— Ты возьми себя в руки! — кричу ему в лицо, и слюна брызжет на его мрачное и бледное лицо. — Хотя уже поздно! Самое время валить к своей прошмандовке! Либо ты уйдешь, либо я! Видеть тебя не хочу!
— Я тебе не изменял!
— Да лучше бы изменял! Лучше бы у тебя была тупая молодая содержанка для хорошего настроения!
— Не в моем характере!
Под мои крики тащит в гостиную, игнорируя мои неловкие и слабые удары.
— Маша! — кидает меня на диван. — Я тебе из дома не выпущу в таком состоянии! Ты взрослая женщина! Успокойся!
— Заткнись! — взвизгиваю я. — Взрослая женщина?! Да! Невероятно взрослая! Под сорокет! Решил оставить меня с тремя дочерьми, а сам навстречу новой любви?! К свободной женщине!
— Я так не могу жить! — повышает голос. — Понимаешь?! Я хотел переболеть! Но у меня не выходит, Маша! Меня переклинило!
И смотрит на меня так, будто ждет, что я взмахну волшебной палочкой и исцелю его от наваждения. Или как минимум с пониманием улыбнусь ему. Или дам зеленый свет на любовь на стороне.
Он этого ждет?
— Это развод, Виктор, — шепчу я. — И люби кого хочешь.
— Мы должны сейчас оставить эмоции в стороне.
В груди дыра. Черная, бездонная дыра, которая засасывает меня в дикое отчаяние.
— И я не отказываюсь от дочерей, Маш.
— Ты отказываешься от меня, — шепчу я, вглядываясь в его темные глаза. — Нет. Ты уже отказался. Я столько прошла с тобой, столько пережила… А ты…
— Сердцу не прикажешь, Маш, — садится на подлокотник кресла и закрывает глаза. — К этому разговору я шел полгода.
Глава 3. Ты мать моих детей
— Я и от тебя не хочу отказываться, — Виктор хмуро всматривается в мои глаза. — Ты останешься для меня близким человеком, другом и матерью моих детей. Двадцать лет не вычеркнешь из жизни.
— Да ты ополоумел… После всего остаться друзьями?
— У меня не было романа на стороне, — Виктор медленно выдыхает. — Я повторяю это в который раз. Я ценю и уважаю тебя, поэтому я пытался переболеть, но у меня не выходит. Я не приходил к тебе от другой женщины! Ясно? Я честен с тобой!
Меня продолжает трясти. Я хочу проткнуть себе барабанные перепонки, или даже пробить череп и уйти в нокаут, чтобы не слышать слова Виктора.
— Ты не должна видеть во мне врага, Маша. И это все касается только нас двоих, Маша, — Виктор медленно выдыхает. — Я не хочу войны между нами. Услышь меня. Я обещал тебе, что не потащу грязь в нашу постель. И ее не было. Никакой интрижки на стороне, ни тайных встреч. Ничего этого не было.
— Но ты этого хотел! Ты представлял другую женщину, когда было со мной! — нервно смеюсь.
— Да, ты уже сказала, что поняла бы измену, но тогда к чему были все эти разговоры о том, что я должен быть честным с тобой?! А? Что лучше признаться и разойтись без грязи?
Я аж задыхаюсь. Меня бросает то в холод, то в жар.
— Вот я и хочу, чтобы ты сейчас оставил меня, — шепчу я, а затем вновь повышаю голос. — Мы расходимся! Ты молодец! Честный молодец! Не сунулся в чужую дырку! Я восхищена! — пальцы дрожат, поэтому сжимаю кулаки. — Я горжусь твоей стойкостью и принципиальностью!
Когда я говорила, что мужчина должен быть честен с женщиной в вопросе измен и душевных метаний, то я была лишь теоретиком. Рассуждать с умным видом — это не то же самое, что прожить жизнь. Я же не думала, что мой муж остынет ко мне.
Я была в себе уверена. Я не та женщина, которую можно разлюбить.
Я — умница, красавица и далее по длинному списку моих достоинств.
Я думала, что наши чувства с ним прошли проверку временем, а оказалось, что я жестоко ошиблась.
— Господи, — накрываю лицо руками и медленно выдыхаю, пытаясь сдержать в себе слезы.
Как горько.
Как обидно.
Как больно.
Некоторые любят говорить, что мы не должны винить тех, кто разлюбил и что такое случается. Это жизнь и она непредсказуема. Вероятно, это люди не сталкивались с реальностью, в которой муж после многолетнего брака говорит о любви к другой женщине.
И мне надо с пониманием к этому отнестись? И согласиться, что в жизни всякое случается и не надо видеть в нелюбви мужа трагедию, потому что мы такие сложные существа?!
Откинь, Маша, все годы и подари мужу мягкую улыбку, ведь ты должна быть благодарна ему за прошлое, которое теперь ничего не стоит.
— Ты должен уйти, — сглатываю болючий ком и вытираю щеки от слез, — либо я уйду.
Виктор огрел меня по голове кувалдой, и сейчас кроме паники и боли рядом с ним я ничего не чувствую.
Если прожить такую новость, то в одиночестве.
— Я понимаю, но я боюсь оставлять или куда-то отпускать тебя сейчас одну, — Виктор хмурится.
— Засунь свою заботу себе в одно место! — я срываюсь на крик и вскакиваю на ноги. — Козел!
А дальше меня клинит. Я ухожу во тьму, в которой слышу грохот, свои крики. Я громлю гостиную.
Срываю шторы с окон, скидываю вазы и статуэтки с комода, из которого вырываю ящики.
Я кричу и кричу.
И эти крики — поток крови из моей души, которую вспорол Виктор честным признанием.
Скидываю с подоконника горшки с цветами, которые сегодня утром поливала из симпатичной фарфоровой чашечки и мычала под нос незамысловатую мелодию.
Еще утром я была счастлива, а сейчас умираю на острых ржавых прутьях.
Виктор внимательно и напряженно следит за мной.
Конечно, кто-то скажет, что когда мужчина говорит, что разлюбил, надо держать себя в руках, но пошли-ка они далеко и надолго.
Не буду я милой и спокойной, когда меня мягко толкнули в обрыв. Моя жизнь разрушена, мое сердце раздавлено под носком туфли из кожи австралийского бычка, а на шею накинули удавку из шелкового галстука, который я сегодня с улыбкой завязывала Виктору.
Вот почему он сегодня и в другие дни так смотрел на меня. Задумчиво и пристально.
Я принимала этот взгляд за любование моим прекрасным ликом, а на деле он видел во мне осточертевшую ему за двадцать лет бабу.
Бабу, которая потеряла юность. Бабу, которая перед сном мажет лицо антивозрастным кремом после питательных масок. Бабу, которая обсуждает с тобой бытовые вопросы и тиранит, что, наверное, пора делать в доме ремонт, и ему надо искать бригаду и хорошего прораба.
Бабу, чье тело он изучил за все эти годы вдоль и поперек.
И нет. Красивое белье и соблазнительные платья с чулками не помогли мне сохранить его любовь, как к женщине. Все эти хитрости, о которых пишут якобы гуру отношений, не нюхали пороха и понятия не имеют, о чем говорят.
И туда же в топку летят свиданки, которые Виктор устраивал нам пару раз в неделю последний год. Видимо, начитался всего этого дерьма и пытался реанимировать наш брак.
Я-то была в восторге.
Я наслаждалась нашими вечерами в ресторанах, близостью в номерах отелей, прогулками, цветами и с выдумкой наряжалась в кружева, пыталась удивить Виктора смелыми ласками, и верила, что у нас новый виток страсти. Зрелой, глубокой и настоящей.
— Проваливай! — с рыком выныриваю из красно-кровавой ярости посреди хаоса. — Оставь меня! Христом Богом прошу, Виктор!
— У нас есть две недели до возвращения наших дочерей, Маша, — Виктор не отводит от меня взгляда. — За эти две недели мы должны прийти в себя. Кричать друг на друга, бегать… Это не выход. Нам должны помочь перешагнуть через все это.
Слышу будто сквозь толстое ватное одеяло трель домофона.
— Я знал, что ты вряд ли согласишься после такого разговора поехать со мной на встречу с психологом, — Виктор одергивает рукав пиджака и смотрит на наручные часы. — Поэтому она состоится в родных стенах, — поднимает взгляд. — Прошу, Маш, давай будем разумными людьми.
Глава 4. Все хорошо было у меня
— Я так понимаю, сложный разговор состоялся, — в гостиную входит полная женщина лет пятидесяти. — Я Лидия.
Лицо круглое, мягкая улыбка, крупный нос, очки в тонкой металлической оправе, брючный костюм из светло-серой шерсти.
— Как вы, Мария?
— Вы должны уйти, — шепчу я. — Немедленно.
— Первый гнев вы выплеснули, — гостья оглядывает гостиную и через несколько секунд уже сидит в кресле. — Я не враг.
— Убери ее отсюда! — рявкаю на Виктора, который застыл мрачной тенью в проеме двери. — Это касается только нас! Ты сам это сказал!
— Вам важно выговориться.
— Выговориться?! — перевожу дикий взгляд на Лидию и криком повторяю. — Выговориться?! Да у меня только маты на языке!
— Я и их выслушаю.
— Мой муж меня разлюбил!
— И что вы чувствуете?
— Я хочу его убить! — тычу в ее сторону пальцем. — Вот что я чувствую! И он еще смеет стоять тут!
— А где он должен быть?
— У той, кого любит! У той, от которой его душа поет! — рычу я. — Пусть валит к ней, а не мучает меня! Я не за этим вышла за него замуж, чтобы в тридцать восемь лет получить вот такое!
— Вы боитесь? — мягко спрашивает Лидия. — Чего?
— Вы об этом на полном серьезе спрашиваете? — в растерянности вскидываю бровь. — Не придуриваетесь? Мой муж, которого я люблю, — отрезаю каждый слог четко и зло, — полюбил другую женщину! А меня можно выкинуть на помойку, как отработанный материал!