Ресницы Виктора вздрагивают, зрачки расширяются, и в уголке левого глаза вспыхивает слеза.
— Девочки, — перевожу взгляд на дочерей, — я вас сегодня не ждала. Если бы знала… то, — пожимаю плечами, — этого бардака бы не было. Я не хотела вас пугать, — сердце в груди бьется тихо и слабо. — Я жива, папа жив. И да, мы разводимся, потому что… так случается. Я не знаю, что вам еще сказать. Мне больно, обидно и очень страшно, но я теперь тоже не вижу смысла быть с вашим папой.
— Девочки, — шепчет Виктор, — я не хочу вас терять…
Дочки смотрят на него испуганными белочками, медленно выдыхают и по их щекам катятся слезы.
— Нет… — шепчет Лиза. — Это все неправда…
Валентина стоит в стороне, крепко прижав ладонь ко рту, и плачет.
— Вы не можете… — сипит Надя.
— Не уходи, папа, — Даша всхлипывает. — Не надо. Папа… Нет… — смотрит на меня в ужасе, — мам… нет… не надо…
— Другого выхода нет, девочки, — тихо отзываюсь я. — Наша жизнь меняется. И никто от вас не отказывается. Мы будем обсуждать совместную опеку. Например, неделя со мной, неделя с папой. Если захотите больше времени быть с папой, я не стану этому препятствовать. Он ваш отец.
— Фигня! — Лиза вскакивает на ноги и зло смотрит на меня, а затем на Виктора. — Фигня! Козел!
А затем испуганно замолкает, потому что она впервые бросила в отца грубость и оскорбление. Даша и Надя тоже поднимаются на ноги, встают рядом с Лизой, поддерживая ее слова.
— Справедливо, — Виктор выддерживает их взгляд.
— Ты должен любить только маму!
— А мама тебя!
— Только друг друга!
А затем кричат и бросаются прочь из гостиной. Прилетает и Валентине, которую они отталкивают в сторону. Она тихо охает. Топот ног по лестнице.
Виктор закрывает глаз. Прячет лицо в ладонях, упершись локтями о колени, когда со второго этажа доносятся новые крики и громкий хлопок двери.
— Ты адвоката нашел?
Убирает руки с лица, смотрит на меня с некоторой озадаченностью.
Наверху грохот и крик. Валентина делает шаг, и твердо шепчу:
— Пусть.
— Но.
— Ты и привезла, Валь, раньше времени, — не отвожу взгляда от Виктора. — Никто из нас не был к этому готов. И они дочери своей матери. Пусть крушат все вокруг. Имеют право.
— Но если навредят себе?
— У меня и в мыслях не было вредить себе, — перевожу на нее усталый взор. — Уничтожить все вокруг — да, но не навредить себе. И ты сейчас попытками их утихомирить ничего не добьешься. И какие тут разговоры, объятия и правильные слова, когда больше нет мамы и папы. Теперь будет мама отдельно и папа отдельно.
— Ненавижу!
— Ненавижу!
— Ненавижу!
Бам! Бабах! Опять крики и вновь грохот. Сердце сжимается. Виктор молча встает и шагает к двери
— Уходишь? — Валя возмущенно вскидывает бровь.
— Нет, — ослабляет галстук, — проконтролирую.
— Оставь их, — вздыхаю я.
— Тут наши мнения расходятся, Маш, — оглядывается. — И нет, я не буду лезть к ним сюсю-мусю.
— Ты можешь просто переждать в стороне, — пожимаю плечами.
— Это не последняя их истерика, — усмехается. Взгляд бесцветный. — И они мне нужны любыми. Злыми, колючими, с ненавистью ко мне. Пусть в меня швыряют вещи, а не в стены. Это не стены с тобой разводятся, а я.
Глава 15. Приложили головой
— Тебе надо сходить на свидание, — говорит Валя, и я отвлекаюсь от телефона.
У меня сейчас голова забита ремонтом в студии маникюра, поиском талантливых мастеров и организации рабочих мест для них.
На прошлой неделе я получила документы о разводе.
Виктор согласился выкупить у меня половину его бизнеса, и я эти деньги пустила на свое дело.
А еще он оставил дом.
Я хотела его продать.
Но не стала.
И не из-за Виктора или из-за того, что там бродит его тень.
Ничего в этих стенах не бродит.
Этот дом хотела я. И я его выбирала, и я добивалась его покупки. Мне нравится район, мой сад и соседи.
И я в нем была счастлива. Стены не виноваты в том, что мой муж меня разлюбил. Эту боль я принесу и в новый дом, потому что тень Виктора живет в моей груди.
— На свидание, Маш, — Валя делает глоток тыквенного латте.
— Обязательно, — киваю я и откладываю телефон.
И да. У нас с Виктором совместная опека.
В тот день, когда мы сказали о разводе, он пробыл с девочками до самой ночи.
Как я выжила тогда? Как не сошла с ума?
Девочки так кричали.
Они не только бросали в него вещи. Они его били.
Когда он ушел с рассеченной бровью, порванными пиджаком и рубашкой, они всю ночь выли.
Меня к себе не пускали, но пустили Валю.
Затем Виктор опять пришел.
Сценарий повторился.
И повторялся, повторялся, повторялся…
А он упрямо приходил. Каждое утро на весь день. Я не лезла.
Пришло осознание того, что мне с этим мужчиной не быть, и я не должна больше видеть в нем мужа.
Только отца моих дочерей.
И этот отец дочерей убирал хаос в доме, который навела я, готовил завтраки, обеды и ужины для девочек, которые в один день все же спустились и сели с ним за стол.
А затем насупленные поехали смотреть квартиру, которую он снял. Она им не понравилась.
Я думаю, что только из-за упрямства.
Виктор принял их решение, и они вместе устроили поиск новой квартиры. Без новых слез, истерик, конечно, не обошлось.
Теперь он живет в двухэтажной квартире с джакузи и даже небольшой компактной сауной.
Чего не сделаешь ради детей, да?
Я знаю, что мои дочери не смирились с нашим разводом. Они все еще обижены, потому что истерики прорываются, и в знак протеста они часто уезжают к Вале. Как от Виктора, так и от меня.
А Валя заняла нейтралитет. Наверное, она и правда ко мне испытывает теплую привязанность и уважение.
— Точно пойдешь на свидание? — она щурится. — Маш? Ты, конечно, сейчас из себя вся такая деловая и важная, но ты еще и девочка. Развеяться не мешало бы. Отдохнуть, отвлечься, покрасоваться…
— Схожу.
— Когда там твоя студия откроется?
— Скоро.
— Я буду первой клиенткой, — протягивает руки, — а то посмотри, с каким ужасом хожу. Кошмар же! Я к тебе и своих бабок притащу, — щурится, — будут просить скидки, а ты не давай. Никаких скидок, Маш.
— Хорошо, — улыбаюсь и подпираю лицо кулаком. — Вот будет забавно, если прогорю.
— Ты и прогоришь? — Валентина хмыкает и отмахивается. — Ой, перестань. Кто угодно, но не ты. Ты не та отличница, которая зубрежкой получала пятерки, — стучит по виску, — а умом. Живым умом.
— Спасибо.
Она замолкает на секунду, подносит кружку с латте к губам и шепчет:
— Какой же он дурак, господи.
— Валь, прекращай.
В груди саднит. Там уже ничего не брызжет фонтанами кровью, не горит и не пульсирует.
Саднит. И саднит постоянно. Без передышки. Даже во сне.
— Извини, — Валентина вздыхает. — Я не хотела. Вырвалось. И вырывается, Маш. Сейчас реже, — отставляет кружку, берет меня за руку и вглядывается в глаза, — ты замечательная. И я рада, что у меня есть ты. Была невесткой, а теперь подруга. И… я честно с удовольствием погуляю на твоей второй свадьбе.
— Как мы быстро перескочили со свидания на свадьбу, — тихо смеюсь я.
— И платье помогу выбрать. И тост такой скажу, что мой сын, идиотина такая…
— Валь.
— Ну, ты меня поняла, — сжимает мою ладонь крепче. — Я рядом. И еще скажу быстренько, но ты не кусайся… Никого больше я так к себе близко, как тебя, не подпущу. Пусть любит кого хочет, Маш. Я не буду возмущаться или переть против его новой бабы, но… такая Маша у меня будет одна.
Касаюсь экрана, смотрю на часы и вздыхаю:
— Мне пора, — встаю, — поеду девочек забирать. Может, опять к вам навострят лыжи.
— В этот раз они девочки от Виктора ко мне не рвались со слезами, — Валя поднимает взгляд. — Я ждала.
— Это подозрительно, — подхватываю сумку с соседнего стола. — И в этот раз без особых психов поехали к нему. Ничего не разбрасывали.
— Может, все-таки не зря платите детскому психологу?
— Очень на это надеюсь, — закидываю сумку на плечо. — Ну, либо они что-то задумали.
— Если честно, то можно даже предположить что, — Валентина устало смотрит на меня. — Чтобы мама и папа были вместе.
— Увы.
— Надежда умирает последней, Маш. А детская надежда она самая живучая.
— К ним придет смирение, — слабо улыбаюсь. — Тогда, когда ваш сын наконец-таки познакомит их со своей любовью. Чего он тянет жилы?
— Он у меня тугой, — Валентина откидывается на спинку стула. — Я сама сижу и жду его новую лябовь. Тоже что-то не торопиться знакомить, — в ее голосе проскальзывает раздражение. — Может, там и нет любови, а? Может, он у просто так придурочный, и акушерки его уронили вниз головой, пока я этого не видела? И сильно так приложили, похоже. Несколько раз.
— Есть, — стискиваю ремень в пальцах. — У него есть роман с той женщиной, Валь. Я с ней встретилась на днях.
Глава 16. Мир тесен
Два дня назад
— Да, я буду на месте где-то через час, — выхожу из цветочного.
Под подмышкой у меня — горшок с фикусом.
— Принято, — воркует девичий голосок. — Я тогда собираюсь и выезжаю.
— Может, Настюш, тогда мы с тобой и в другие помещения заглянем, а? — шагаю по тротуару. — В этих двух я уверена, а с остальными не особо.
— А сколько у вас в планах студий?
— Пока пять, — уворачиваюсь от толпы подростков. — Сейчас точно одну открываем, срочно ремонт, людей ищу, а остальные… местечки ищу хорошие. Ты их замеришь, накидаешь дизайн… и понятное дело, что все в одном стиле.
— Конечно, Мария. А бригаду ту же оставляем? Вы ими довольны? — Настя чем-то шуршит.
— Пока довольна, — сворачиваю за угол и кидаю взгляд на вывеску кондитерской. — Пока работают без нареканий. Я бурчу для порядка, ясное дело.
Хочу я или не хочу заварного пирожного?
Прислушиваюсь к себе. Нет, не хочу. И в поисках желания полакомиться сладеньким опять натыкаюсь на нозящую тоску.