— Не придумывай здесь, — выдала зло она мне и упёрлась спиной в стену.
— Я не придумываю. Я тебе говорю суровую правду. Такой, какой она будет, если надумаешь форсировать события или как-то менять их. Знай, я не потерплю никакого вмешательства. Ещё хоть один раз коснёшься вопросов моей жены, упаси боже, решишь ей позвонить, я с тебя шкуру спущу, да так спущу, что тебя потом ни один папик не возьмёт на содержание. Если ты считаешь, что ты вовремя легла под нужного мужика и теперь можешь из него верёвки вить, то ты охренеть как ошибаешься. Если ты не отупляла ситуацию того, что мы просто трахаемся, то это твои проблемы.
— А я думала, ты в меня влюблён!
— Так, — оскалился я, наблюдая за этой нелепой попыткой вызвать во мне чувство вины.
— Потому что я тебя любила, потому что я как идиотка тебе верила. Я ждала твоего прихода, смотрела, как преданная собачонка тебе в глаза.
— Угу, вот так значит, ситуацию решила раскрутить, — хмыкнул я, ощущая, что сердце бухало в ребра с такой силой, как будто бы ломало кости.
Выбешивала эта ситуация.
— Ты не маленькая девочка, — хрипло выдохнул я, приближаясь к Ольге. — Ты прекрасно все знала. Я, когда с тобой спал, я тебе не клялся в любви. Я тебе не клялся в верности. Я тебе не клялся в том, что я разведусь с женой и буду с тобой. Ты должна была понимать, что ты всего лишь любовница, заменяемый элемент моей жизни. Захочу сегодня одну, захочу, завтра другую, и я прекрасно поменяю. Но ты от чего-то решила, что в последний момент надо взять меня на пузо. Ну нет, не выйдет.
Ольга дёрнулась от меня, и я перехватил её за плечо.
— А если ты будешь настаивать… — начал я.
— А я буду настаивать на тесте днк. Я буду настаивать на установлении отцовства. Я буду настаивать на том, чтобы ты мне платил содержание за моего ребёнка, потому что я не собираюсь смотреть, как какая-то престарелая клуша будет кататься, как сыр в масле, а я должна буду жить на одну зарплату со своим дитём.
Мне кажется, у меня в этот момент сорвало все тормоза, потому что я сдавил пальцы на плече Ольги с такой силой, как будто бы старался переломать ей кости.
— И вообще, чтобы ты понимал от хороших жён мужья не гуляют, от хороших жён мужья не приходят к любовнице и не говорят сделай мне то, сделай мне это. И после всего, что между нами было, я прихожу к выводу, что у тебя жена просто холодное вобла, и тебе хоть как-то, чтобы согреться, ты решил пойти и пососать энергии из какой-то девки, зная, что тебе за эту связь нихрена ничего не будет, оборзевший от вседозволенности мажор. А жена у тебя ни на что не годная клуша, которая за столько лет всего одного ребёнка тебе родила и не смогла больше ни на что тебя раскрутить. Вероятнее всего именно из-за этого сейчас она там, как мумия, себя ведёт, а я виделась с ней. Я видела её. Она даже разговаривать нормально не может, и непонято только что ты в ней нашёл.
Ольгу несло, а я вдруг понял, что из последних сил сдерживаюсь, и все-таки не удержавшись, я взмахнул резко рукой, и ладонь прошлась по лицу.
По её лицу.
Ольга отшатнулась, ударилась плечом об стену, а я хрипло заметил:
— Рот свой держи на замке, а язык всегда за зубами. Если ты считаешь, что имеешь право что-то говорить о моей жене, то в таком случае я имею право заткнуть тебя таким образом, каким считаю нужным. Я все сказал.
Резко развернувшись, я качнулся в сторону двери. Открыл её и вышел на лестничную клетку.
Похер мне нужно к моей жене, к моей Зое.
Глава 25
Зоя
Мне казалось, что у меня безумно мёрзли ступни. И вместе с тем я понимала, что надо как-то выбираться из этой ловушки, из ловушки собственного тела, и нет ничего страшнее, когда всегда подвластная материя становится вдруг абсолютным хаосом.
— Я не знаю, не знаю, пап, — кричала в трубку Роза, и мне хотелось встать, обнять её за плечи, чтобы успокоить. — Нет, пап, пап, я не могу, ну что тебе сказать, приезжай, приезжай!
Следом раздался голос фельдшера:
— Мы сейчас грузимся, едем в больницу.
Роза охнула, я ощутила её тёплые пальцы на своём запястье.
— Мам, мам, — хрипло позвала она, но что я могла сделать, я даже вздохнуть толком не могла. И невозможно было открыть глаза, веки были набитые свинцом, в голове, словно мартышка с тарелками била.
— Простите, а что это у вас здесь? — Раздался незнакомый низкий мужской голос.
— Вы кто. — Резко зазвенел голос Розы.
— Владимир, сосед напротив. Зоя Марковна мне одолжила щётку для чистки снега…
До меня с каким-то запозданием дошло, что это, по-моему, наш нелюбимый сосед, который вообще, можно сказать, не появлялся в квартире, а когда появлялся то у него постоянно то одного, то другого не было, и поскольку большую часть времени я либо работала дома, либо просто была в квартире, то я одна походу его только и знала.
— А что здесь обморок или как? — Зачем-то уточнил Владимир, и я ощутила, как внизу живота опять поднялась пульсация. — Молодой человек, давайте как-то вы самостоятельнее. Ну, нашатырь поднесите к носу, что вы сидите?
А это он уже сказал с каким-то раздражением, не свойственным ему, потому что обычно он обращался очень мягко, с каким-то стеснением.
— Вы давление померили? — снова налетел он с вопросом. — Что вы сидите? Первое, что вы должны сделать, это поднести нашатырь к носу, когда вы приезжаете на вызов к пациенту, который лежит без сознания. Ноги поднимите, ноги ей поднимите. Она ела?
Этот вопрос уже отнёсся к Розе, и дочка дрожащим голосом выдала:
— Я не знаю, я только вернулась с учёбы. Я утром уехала, я приехала, а она вот в таком состоянии. Дверь открыта.
— На неё кто-то напал? — Снова спросил Владимир, и мне безумно сильно захотелось закричать о том, что появился какой-то полицейский, который нёс какую-то чертовщину, что я напала на девку, господи, у меня сейчас даже мозг отказывал, потому что я не могла вспомнить её имени. А потом в нос ударил настолько резкий едкий запах, похожий на смесь смородинного листа и какой-то спиртяги. Я вдруг резко и со всей силы взмахнула рукой и поняла, что этот запах отстранился.
— Вот…
— Но у неё больное сердце, — пискнул Роза, и Владимир, я услышала это по шагам, зашёл внутрь.
— Нет, — почему-то очень достоверно и твёрдо произнёс сосед, и Роза затряслась в истерике.
— Тогда что, что это?
— Это обморок. — Выдал Владимир, и я снова ощутила этот дурацкий запах перед носом. А следующий момент мне показалось, что я хочу уползти от этого запаха, это было настолько ненормально, что у меня казалось, как будто бы тело судорогой сводит, потому что я сжимала теперь уже пальцами кофту свою и старалась вывернуться, чтобы убрать только этот смердящий запах.
Ничего не выходило.
Раз за разом продирая всю носоглотку, заставляя капилляры лопаться в носу, этот запах проникал внутрь, а в горле он начинало першить.
Я открыла глаза и хватанула губами воздух.
— Мам, — взвизгнула Роза, дёргаясь ко мне, но в этот момент фельдшер её остановил.
— Тихо… тихо.
— Мам, мам.
Я снова закрыла глаза, и опять нашатырь это чёртов.
Нашатырь!
Я вспомнила, когда мы приезжали к моей матери на дачу она жаловалась на постоянные скопища муравейников, а я где-то прочитала о том, что нашатырный спирт, разлитый вдоль муравейника, мешает насекомым пробраться наружу. Я не знала, был нормальный нашатырный спирт у матери в хозблоке или нет, поэтому свинтила бутылку, и вместо того чтобы помахать рукой, я надавила на неё, выпуская пары, и мне в нос тогда такое же долбануло.
— Ну вот видите, у вас с собой аппарат экг? Давайте быстрее ставьте.
Я снова медленно приоткрыла глаза и увидела над собой лицо растерянной Розы.
— Мам, мам, ты как?
— Ребёнок, — тихо выдохнула я, едва шевеля языком, мне казалось, что у меня во рту все распухло, отекло.
— Тише, тише. — Запричитал фельдшер, и мне на запястье брызнули чем-то, а потом прикрепили эти пластиковые плоскогубцы от аппарата экг, а Роза помогла расстегнуть мне на груди кофту, и туда приляпали присоски.
Я старалась осмотреться вокруг, чтобы хоть как-то сознание вернулось в норму, но вместо этого меня периодически обратно отбрасывало, а боль в груди все нарастала.
Сердце…
— Это сердце, — выдохнула я с запинкой и поняла, что мне безумно хочется подтянуть ноги к животу, чтобы боль хоть немножко унялась, но Роза сдержала меня.
— Мам, подожди секунду, секунду, не говори.
Аппарат что-то пропищал, и я смогла наконец-таки после этого писка дёрнуться в сторону.
— Это не сердце, — растерянно выдохнул фельдшер.
— Я же сказал, — где-то сверху прозвенел голос соседа. — Но она хотя бы в сознание пришла, собирайтесь и вот теперь езжайте.
Я в непонимании перевела взгляд на врача.
— Сердца… мне больно в груди.
— Не переживайте, сейчас, сейчас все будет хорошо.
Встать я по-прежнему не могла, казалось, как будто бы все тело ватное и набито свинцом, грудь все также распирало или уже сдавливало, я не могла нормально идентифицировать эту боль.
— Господи, у вас даже нет медиков и санитаров, которые помогут добраться до машины скорой помощи! Зоя Марковна, — у меня перед глазами появилось лицо соседа, обеспокоенное, с глубокой морщиной между бровями, сжатые губы. — Сейчас я вас подниму, спустимся до скорой.
В один момент он наклонился, подхватил меня на руки, Роза пискнула:
— Подождите, подождите, мне же надо вещи собрать.
— Собирайте, — произнёс Владимир, а я ощутила, что по пояснице неприятно стрельнула какая-то вяжущая, сдавливающая кости боль, а потом вместе с врачом скорой мы оказались в коридоре.
Сознание уплывало и хотело куда-то сбежать от меня, поэтому, как только мы оказались внутри машины, где было безумно холодно, я повернувшись на бок, поджала под себя ноги и затряслась.
Глава 26
Виктор
Меня потряхивало, я никогда не позволял себе даже в мыслях предположить, что смогу поднять руку на женщину, но вместе с тем Ольга заслуживала это. Она не умела держать язык за зубами, она перешла все границы. И её поведение только следствие того, что я позволил такому вообще произойти.