Совсем недавно я готова жизнь была отдать за него! А сейчас… сейчас я его ненавижу. Самым натуральным образом придушить хочется. Ну разве что спросить у него перед расправой, за что он так безжалостно поступает со мной.
Сдержанность, равнодушие, хладнокровная жестокость. Я об этих качествах Марата и раньше знала, но обледенелость на моём сердце говорит об обратном. Я не была готова.
Что будет, когда он узнает о том, что я скрыла от него малыша? Через мясорубку меня пропустит наживую? Или в мешках из-под мусора будут меня находить?
– Я могу работать.
– Аврор, тебе только кажется, что ты справишься. Я сам был бы рад. Мне нравится, как ты ладишь с детьми, как они к тебе тянутся, но, поверь мне, я знаю, какими жестокими они могут быть. Это сейчас ты думаешь, что сможешь абстрагироваться, а когда насмешки посыпятся со всех сторон, реакция будет иная. Зачем тебе это?
– Фотографии долго там провисели? – интересуюсь.
Внимательно вглядываюсь в лицо Виталия Семеновича.
– Мне жаль, Аврор…, – его глаза вдруг расширяются в ужасе. Тут же поднимается на ноги, обходит стол и, подойдя вплотную, кладет руку мне на плечо. – Ты бледна как смерть. Давай домой тебя отвезу, – его голос пропитан беспокойством.
Сердце колоть начинает. Не обращая внимания на собеседника, растираю ладонью грудь.
– Я ещё поработаю, – тихо произношу.
– Даже речи не идет! Поняла? Почему упираешься? Тебя водитель ждет? Или позвонить мужу твоему? У меня номер должен быть где-то.
Вспоминаю, что меня действительно должен ждать человек Марата. Озноб по коже прокатывается от неприятия этого факта. Я понимаю, что все они люди подневольные, но какие же мерзкие способы! За бабло любое желание босса готовы исполнить?
До меня резко доходит, что жизнь моего малыша важнее всех этих проблем. Важнее всего.
Как я буду жить, если его потеряю из-за своего упрямства глупого. Зачем это мне?! Я так хотела быть мамой… Больше всего на свете хотела. Готова была ради своей цели и здоровьем рисковать, и мужа обманывать, а теперь что? Включаю глупую принципиальность.
– Нет, никому звонить не надо. Лучше с Вами поеду. Сейчас только вещи свои заберу.
Глава 15
Мне потребовалось всего пару дней, чтобы убедиться в правдивости слов Борисова.
Пару лет назад я, на тот момент окрыленная и воодушевленная своей любимой работой обладательница красного диплома педагогического университета, присутствовала на родительском собрании у одного из девятых классов. Одна из наиболее активных мам поведала собравшимся тяжелую историю своей жизни. Вроде стандартно: развод с мужем, отсутствие денег, большие затраты на сыновей и быт, а за душу пробрало.
Её старший сын, как раз таки девятиклассник, смышленый мальчишка, чью склонность к математике я заметила сразу. Захотелось его поддержать и подтянуть.
Марат часто мне говорил, что я излишне жалостливая, и был прав абсолютно.
Больше полугода на добровольной основе я занималась с Вадимом, так звали мальчика. Мы с ним оставались после уроков почти каждый день и по несколько часов разбирали задания повышенной сложности. Готовились к экзаменам и к олимпиадам, одну из которых он впоследствии выиграл.
Большинство коллег не поняли такого широкого жеста – зачем заниматься бесплатно, лучше уж на полноценное репетиторство время тратить. Меня же ничего не смущало. Я так коротала время в ожидании мужа. Он всегда в офисе задерживался. Ждала, пока Марат приедет за мной, освободившись.
Уверенность в правильности поступка укрепилась в тот момент, когда Вадима после олимпиады пригласили на бюджет в МГУ, где он теперь и учится.
Так вот, к чему я.
Сейчас у меня учился младший брат Вадима.
И знаете, кто стал инициатором сбора подписей среди родителей для моего отстранения?! Марина Леонидовна – мама этих двух мальчиков.
Просто прелестно, жизнь как она есть.
Не скажу, что я удивлена, но неприятное ощущение в душу закралось. Ничего ведь не стоило подойти первоначально ко мне и, так сказать, в глаза высказаться в отношении моего морального облика. Но нет.
Грустно ли мне расставаться с работой, с детьми?! Очень! Бросать их посреди учебного года совсем не хотелось.
Мы с Виталием Семеновичем ещё раз обсудили возможные варианты, и я решила, что увольнение не так уж и ужасно.
По равноценности со здоровьем моего малыша ничего не стоит и близко.
Оказавшись безработной, отчетливо ощущаю, как время замедляется. Давит на меня.
Места себе найти не удается.
За два дня, безвылазно проведенных в квартире, становится понятно – скорее сойду с ума, чем успокою свою душевную боль. На стены готова лезть от отчаянья.
Глупо, но я слишком быстро лишилась всего, что так сильно мне дорого было. Вообще всего.
Не контролируя себя, одной из ночей в истерике перебиваю в квартире посуду и зеркала…
Не отдавая отчета, без возможности с эмоциями справиться, сношу с полок и комода в спальне всё, до чего дотянуться могу. Без разбора. Боль вырывается наружу, сметая всё на своем пути.
Уже в столовой, сидя на полу, окруженная грудой осколков, понимаю, что дальше так жить не хочу. Не могу.
Это не я! Я такой не была никогда. Понятно, что в юности эмоции били нешуточно, но сейчас-то мне это несвойственно.
– Моя горошинка драгоценная, – глотая слезы, опускаю руку на ещё плоский живот. – Ты маму простишь? Я так больше не буду делать. Обещаю тебе, – сбивчиво произношу, шмыгая носом. – У нас с тобой всё хорошо будет. Мама очень… очень будет стараться. Люблю тебя… Я так сильно люблю тебя.
Замираю в моменте, словно бы ответ могу услышать. Почувствовать.
Отчего-то наполняюсь уверенностью, что крошка мне верит.
Придерживаясь за стену, встаю на ноги и иду на поиски телефона.
План созревает мгновенно.
К утру я покупаю билеты на самолет. На самолеты. В Челябинск и в Геленджик. Так тащит, что до последнего не могу с выбором пункта назначения определиться.
И солнышка согревающего хочется – внутри ведь лед, с одним ещё крошечным огонечком, и поближе к родным местам хочется. Куда угодно! В любое место, что поможет боль притупить.
Сама не понимаю, что нашло на меня. Мы с малышом лежали в постели и ели мороженое. А потом ни с того, ни с сего мне в нос ударил запах парфюма Марата, и я осатанела. Постельное ведь чистое было! Все вещи его я скинула в самую дальнюю спальню, и всё равно! Всё равно он меня не отпускает!
Казалось, что наваждение в виде чувств к нему меня никогда не отпустит. Оно въелось в кожу, пропитав всю меня.
Разбитые вещи, конечно же, не были виноваты в отвратных человеческих качествах моего мужа. Но я была так зла… Так хотела ему сделать так же больно, как он мне…
Измеряя спальню мелкими шагами, я размышляю, стоит ли ехать напоследок на праздник в честь возвращения дяди Марата. Мне хочется разорвать изменщика прямо у всех на виду, выместить всю обиду прилюдно!
Муж терпеть не может прилюдных скандалов, когда устраивают выяснения отношений при посторонних! А мне сейчас именно этого хочется!
Вовремя осознаю, что мне это не нужно. Выдохнув, опускаюсь на край кровати.
Руки так и дрожат, но сознание проясняется.
Скорее он меня разорвет, чем я его. Причем в прямом смысле этого слова.
Откидываюсь на постель, раскинув руки по сторонам, и вспоминаю, как всё начиналось. Были лишь мы вдвоем. Только я и Марат. Нам никто не мешал, и мы сполна наслаждались друг другом.
Привезя меня в Москву, первую неделю он не ездил в офис. Проводил время со мной. Часы, дни напролет. Занимались любовью, гуляли по городу, готовили… Мы всё делали вместе.
На четвертый день моего пребывания в съемной квартире Марат растолкал меня затемно и сказал собираться. Через пару часов мы уже подавали заявление в Загс.
Никогда тот день не забуду. На нас странно смотрели сотрудницы, заявление принимающие. Идеально выглядящий мой будущий муж и всклокоченная, невыспавшаяся (к слову сказать, по его вине) я. Его тогда поздравили со скорым отцовством. Женщины решили, что такой, как он, не стал бы жениться так рано без весомого повода.
О, как он тогда разозлился!
Если меня кто-то спросит, то я непременно отвечу, что те дни были лучшими в моей жизни. Тогда я была счастлива.
А сейчас, куда ни взгляни – пепелище.
На сбор багажа уходит меньше часа, почти всё необходимое и так собранно было. Оставшееся время бездумно слоняюсь по квартире, рассказывая малышу обо всем, что в этих стенах происходило. Каждое произнесенное слово болью в груди отдается. Он так и не узнает, как его мама и папа были когда-то счастливы, как хотели его, как долго ждали.
А дождалась только я одна.
Предложи Марат развестись, я бы помучилась, но согласилась. Постаралась бы его отпустить. Случившаяся же ситуация со слитыми фото никак у меня из головы не идет. Как он мог?
Он всегда так заботился о нашей частной жизни – отказывался заводить социальные сети, тщательно фильтровал вопросы для бизнес-интервью, чтоб они не касались семьи, добавлял охрану, когда мы в путешествие отправлялись. И что в итоге?
Понять я его не смогу, остается только постараться отпустить и забыть весь тот ужас, что творился последние недели.
Когда я узнала, что мои фото всплыли в широком доступе, позвонила Марату. Он не взял трубку. Не перезвонил.
Я решила, что это знак, и он меня отпускает. Похоже ведь?!
Уже перед выходом из квартиры останавливаюсь в дверях. Кольцо на пальце кручу. Ничего мне от мужа не надо. Но оно…
Что-то мне подсказывает, что на новом месте лучше быть беременной и замужней, чем брошенкой. И всё-таки ободок кожу жжет.
В порыве снимаю его, желая оставить дома. Уже тянусь к пуфику, но останавливаюсь. Возвращаю кольцо обратно на безымянный палец.
Хоть что-то на память оставить.
Глава 16
Посреди ночи просыпаюсь от странных звуков. Полуприкрытыми глазами обвожу комнату, желая источник звука определить. Тщетно.