2 ноября 1943 года, 12:15. Кейптаун. Городская ратуша.
Пит Гроббелаар и Ян Смэтс
Известие о том, что первого ноября на внешнем рейде Кейптауна бросила якорь сильная советская эскадра, включающая в себя несколько линкоров и авианосцев, а также большое количество кораблей помельче, всколыхнуло весь Южно-Африканский Союз. Зачем пришли сюда эти люди и как их визит отразится на жизни как простых обывателей, так и высокопоставленных особ, привыкших только себя считать главными петухами в этом курятнике? А вдруг британские власти в благодарность за помощь решили передать свою строптивую территорию под власть Советов?
Особенно неуютно в тот момент было вождям Национальной партии, собиравшимся учредить здесь, вдалеке от Европы, маленькое самодельное издание нацистского рейха. В свое время именно эти люди отдали приказ майору Гроббелаару содействовать пронацистскому перевороту в Великобритании – и вот теперь брошенный неловкой рукой бумеранг возвращается на их собственные головы.
Но все самое интересное началось тогда, когда из чрева больших десантных кораблей «Саратов» и «Новочеркасск», ткнувшихся носами в прибрежный пляж правее (если смотреть со стороны моря) устья реки Сартривер, по спущенным десантным аппарелям на сушу съехало несколько десятков армейских грузовых и легковых автомобилей в песчаной пустынной камуфлированной раскраске. Силовую поддержку высадившимся подвижным группам осуществляли несколько новейших на конец сорок третьего года пушечных четырехосных полноприводных бронеавтомобилей «Пума». Полк спецназначения «Генерал Де ла Рэй» приступил к захвату плацдарма. И Пит Гроббелаар находился в первых рядах своих людей.
Все делалось в строгом соответствии с учением Вождя Мировой Революции, и целями высадившихся моторизованных боевых групп стали портовые сооружения, банки, телеграф и телефонная станция, железнодорожный вокзал, здание парламента, а также городская ратуша, где разместился временный командный пункт минхера Гроббелаара. И именно оттуда он руководит процессом захвата власти. Никакой стрельбы или, не дай Бог, убийств не происходит, ни местная полиция, ни жители сопротивления вторжению совсем не оказывают. Да уж, последний раз его парни так веселились, когда свергали в Лондоне старого доброго короля Георга, но тут для них все свое, родное, и никуда уходить отсюда они не собираются. Для себя работают, а не для дяди – то есть сэра Освальда Мосли.
И только после того как бойцы спецназа заняли портовые причалы, туда стали подходить грузовые пароходы, сгружая на берег автомобили и солдат первой южноафриканской пехотной дивизии. А вот и генерал Дэн Пиенаар собственной персоной, во главе своих солдат. Спецназ спецназом, но десять тысяч серьезно настроенных бурских парней, не желающих своей Родине того будущего, что уготовили ей деятели из Национальной партии – это страшная сила. Они сражались с нацистами в Северной Африке, лили кровь и пот, теряли в бою товарищей, одерживали победы и терпели поражения – и что, только затем, чтобы теперь местная версия нацизма победила у них дома?
Ну и, конечно же, в сферу внимания бойцов спецназа и частей армейского усиления попали дома некоторых политических деятелей, членов так называемой Национальной партии, жизнедеятельность которой была признана опасной для молодого южноафриканского государства. Ни о каких расстрелах речь пока не шла, просто эту публику (между прочим, являющуюся депутатами местного Парламента) требовалось придержать руками, чтобы она не разбежалась.
Но тут тоже все было не так просто. Прежний лидер этой партии, Барри Герцог – бывший премьер-министр, германофил и почти откровенный нацист, один из тех, кто отдал командиру Второго Блумфонтейнского полка майору Гроббелаару приказ оказать содействие Освальду Мосли в свержении короля Георга Шестого – скончался за год до текущего момента, успев увидеть как торжество, так и начало краха своей затеи. К тому же его попытка инициировать пронацистский переворот в самой Южной Африке провалилась на корню, потому что Герцога не поддержал второй человек в его же собственной партии – Даниель Франсуа Малан.
Для этого кальвинистского проповедника режим Гитлера с самого начала выглядел резко антихристианским. Роль Германии в сдерживании британской алчности этот человек признавал, а вот идти на союз сначала с потенциальным, а потом и открытым Антихристом отказывался наотрез. Какой уж тут может быть переворот, когда его движущая сила расколота пополам. При этом сам он не замечал, что его собственные расистские убеждения входят в противоречие с одной из важнейших заповедей христианства. Таковы люди: здесь они помнят, а тут нет; этим глазом видят, а другим не замечают; эту заповедь исполнять будут, а вот эта вообще не про них. Яростный антикоммунист, он даже в самом страшном сне не мог увидеть, как в результате яростной схватки большевизм захватит всю Европу, а независимость его Южной Африке придется принимать из рук Сталина – вождя этого большевизма. С его точки зрения, ничего хорошего из этого получиться не могло, поэтому, узнав о появлении советской эскадры, он собирался бежать из собственного дома, но банально не успел.
И вот, когда о том, что произошло в Кейптауне, узнал премьер-министр Южно-Африканского Союза фельдмаршал Ян Смэтс, то он схватился за голову, а потом сел в самолет и прилетел туда из Претории[6], где находилась административная столица этого бывшего британского доминиона. Кстати, на данный момент премьер-министр являлся высшим должностным лицом Южно-Африканского Союза. Последний генерал-губернатор ЮАС сэр Патрик Дункан скончался на своем посту в июле 1943 года, а его преемника по известным причинам так и не назначили[7]. Правда, в Блумфонтейне, судебной столице Южно-Африканского Союза, обитал Верховный Судья Николаас Якобус де Вет, по совместительству исполняющий обязанности отсутствующего генерал-губернатора. Но «Акт о предоставлении Южной Африке независимости» фактически крест-накрест перечеркнул его дополнительные полномочия, из-за чего Ян Смэтс чувствовал себя главной лягушкой в этом болоте.
Первоначально фельдмаршал рассчитывал надавить на Пита Гроббелаара весом своего авторитета, как старший по возрасту и званию, оспорить его титул временного президента, но, едва прибыв в Кейптаун, понял, что этот номер не пройдет. В городе, занятом республиканскими войсками (именно так фельдмаршал про себя назвал солдат первой пехотной дивизии) царили идеальный порядок и дисциплина, будто это были не буры, а вышколенные дойче зольдатены. Давить на человека, имеющего в подчинении такую полностью лояльную ему боевую силу, выйдет себе дороже. Делового разговора в таком случае может не выйти вовсе. Старый мир, который был прежде, когда-то до войны, рухнул, и больше не вернется. Это же при личной встрече с фельдмаршалом в ратуше подтвердил и сам Пит Гроббелаар.
– Британская королева, минхер Смэтс, для нас теперь не госпожа и даже не авторитет, – сказал он, глядя на премьер-министра ЮАС холодными глазами профессионального убийцы. – Период нашего рабства у англичан остался в прошлом, и возврата к нему не будет. Наше государство признано одной из двух сущих мировых сверхдержав и является полностью независимым творцом своего счастья и несчастья. Если мы договоримся, то я буду совсем не против того, что вы продолжите находиться на посту премьер-министра и будете тянуть весь воз забот, который обычно связан с этой должностью, в то время как мне придется заняться разработкой нашей новой внешней и внутренней политики.
– Прежде чем мы договоримся, минхер Гроббелаар, – ответил Ян Смэтс, стряхнув с себя оцепенение, вызванное этим ледяным взглядом, – я должен знать, какую политику вы собираетесь проводить, и не случится ли так, что в результате ваших действий Южная Африка сменит британское владычество на русское господство…
– Нет, – покачал головой временный президент Южно-Африканской республики, – такого не случится. Русские хорошо нас изучили, и знают, что ничего хорошего из подобной затеи не выйдет. К тому же у господина Сталина в ближайшее время будет полно забот с Европой, и ему будет просто не до нас. Независимость нам предоставлена без всяких условий. Но если мы попытаемся устроить у себя режим расовой сегрегации, переходящей в апартеид, как мечтают некоторые деятели Национальной партии, то у нас будет только два одинаково плохих исхода: быстрый и медленный. При быстром исходе с нами поступят так же свирепо и решительно, как с государством Гитлера, не оставив от Южно-Африканской республики и камня на камне. В медленном варианте нас возьмут в полную блокаду, в результате чего мы и сами рухнем лет через пятьдесят, потому что маленькая белая община будет уже не в силах тянуть на себе огромную инертную массу черного населения, не годного ни для чего, кроме устройства погромов и мятежей. Не хотят русские и нашей деградации с растворением в господствующей черной массе, к чему может привести немедленное введение межрасового равноправия, за которое ратуют некоторые крайние либералы. Во всех остальных случаях, если мы попытаемся пройти между этими двумя крайностями, со стороны русских нам обещана моральная и материальная поддержка, ведь по нашим следам должна пойти и вся остальная Африка.
– Так значит, вы не хотите ни уничтожать систему расовой сегрегации, ни доводить наше общество до полностью раздельного проживания белой, цветной и черной рас? – спросил Ян Смэтс.
– Да, именно так, – кивнул Пит Гроббеллаар. – Господин Сталин сказал мне, что нам, бурам, следует относиться к каждому человеку не исходя из цвета его кожи, разреза глаз и формы черепа (ибо тогда мы будем не лучше гитлеровских нацистов), а исходя из его степени полезности для нашего общества, стремления учиться чему-то новому, трудиться для себя и окружающих и оставить свою землю потомкам в лучшем состоянии, чем он сам воспринял ее от родителей. Межрасовые барьеры должны быть проницаемы для тех черных и цветных, которые докажут свою дееспособность, и наглухо закрыты для остальных. Отнеситесь к этому как к долговременной задаче по селекции из общей черной массы ее вменяемых, деятельных и трудоспособных представителей. Именно их дети должны наследовать землю отцов, а рождаемость и выживание тупых бездельников нам придется каким-либо образом сокращать. И русские большевики тоже не будут против этого процесса, ибо их главный лозунг звучит так: «кто не работает, тот и не ест». Они требуют, чтобы мы снабжали всем необходимым только детей и стариков, а всем прочим следует зарабатывать свой кусок хлеба честным трудом или проваливать прямо в ад.