– Роберт, а каково твое мнение по обсуждаемому вопросу? – строго спросил он, как преподаватель у талантливого, но нерадивого студента. – Ведь ты же у нас закоренелый демократ…
– Это я-то демократ? – воскликнул Хайнлайн. – Да ни в коем случае! До тех пор, пока не изжиты демагогия, воинствующее невежество, агрессивное сектантство, пещерный национализм и прочие общественные пороки, чистая, ничем не замутненная демократия раз от разу будет приводить к власти таких отъявленных уродов, что нормальным людям останется только бежать из страны или бороться против их власти с оружием в руках. Тут, мистер Ларионов, я на вашей стороне и на стороне мистера Гроббелаара. Возможность заниматься политикой должна быть не правом каждого, а привилегией достойных, а иначе вы будете иметь такую же картину, как у нас в Америке, когда президент не может провести через демократически избранный Конгресс необходимые для страны законы…
В этот момент дискуссии на политические темы неожиданно прервалась, потому что Пит подвел Геерта-старшего к своим гостям.
– Знакомься, отец, – сказал он по-английски с затаенной гордостью, – это наш премьер-министр фельдмаршал Ян Смэтс, а это русский адмирал Ларионов – один из тех, кого иногда зовут «старшими братьями», а иногда «господними посланцами». Именно эти люди помогли господину Сталину низвергнуть в прах нечестивую империю Адольфа Гитлера и убедили своего вождя добиться от короля Георга предоставления независимости нашей Южной Африке.
– С Яном Смэтсом я был знаком еще в старые добрые времена, когда он еще не был британским фельдмаршалом, – скрипучим голосом ответил Геерт-старший. – Тогда мы вместе сражались за свободу нашего народа, в то время как теперь наши места по разные стороны баррикад. Увы, сейчас я не могу ни пожать руку этому человеку, ни пригласить его в свой дом. Твой второй гость гораздо интереснее. Тогда, сорок лет назад, многие русские добровольно приезжали сражаться за нашу свободу, и не их вина, что победа тогда осталась за британцами. С тех пор я слышал о русских и хорошее, и плохое, но если они, как ты говоришь, вывернули руки британскому королю, чтобы тот отпустил нас, буров, на свободу без всяких обязательств, то тогда любой из них будет желанным гостем в моем доме. Сегодня у нас большой праздник: наши сыновья, которых мы с мефрау Астрид уже считали мертвыми, вернулись домой, под отчий кров, живыми и здоровыми.
– Погоди, отец, – сказал Пит Гроббелаар, – прошу тебя, смени гнев на милость. Фельдмаршал Смэтс не предавал нашего народа и его свободу, он просто не хотел, чтобы мы все до последнего погибли в безнадежной борьбе с бесчеловечной Британской империей. Сейчас мы с ним снова одна команда, которая должна пройти по лезвию бритвы из прошлого в будущее, когда шаг вправо или шаг влево одинаково смертельны.
– Британская империя теперь осталась в прошлом не только здесь, но и везде, – сказал адмирал Ларионов. – Ее флот потрепан и изношен, армия сгорела в боях, сражаясь за Третий Рейх. Год назад поля под Оршей были завалены десятками тысяч трупов в британских мундирах. Перейдя на сторону Гитлера, король-узурпатор Эдуард Восьмой сделал самую проигрышную ставку в британской истории. После таких потерь не исключено не только отпадение колоний и доминионов, но и распад самой Метрополии – на собственно Англию, Шотландию и Уэльс. Если это случится, то плакать никто не будет.
Пит Гроббелаар добавил:
– Господин Сталин сказал, что мы уже отомстили, окунув британцев в выгребную яму, полную продуктов их же собственной жизнедеятельности, и что теперь пепел нашей растоптанной Родины может уже не стучать в наше сердце. Пришло время думать о будущем, а не о прошлом, и фельдмаршал Смэтс – это тоже часть этого будущего.
– Постой, сын… ты, что встречался с самим Сталиным? – удивленно спросил Геерт-старший.
– Встречался, и не единожды, – подтвердил Пит Гроббелаар, – один раз – на частной аудиенции, когда решалось, быть или не быть нашей независимости, и еще один – на церемонии подписания документов, когда короля Георга заставили прилюдно совершить акт ритуального самоунижения. Тогда я остро жалел, что эту картину не видите вы с мамой…
– Ладно, сынок, – утирая рукой непрошенную слезу, растроганно произнес Геерт-старший, – хватит этих разговоров, добро пожаловать в дом. И тебя, Ян, это тоже касается. Если Пит говорит, что ты все делал правильно, то значит, так тому и быть. Он среди нас самый умный – не чета нам, простым фермерам. И вы, молодые люди (это Хайнлайну и компании), тоже проходите и узнайте, каково оно, бурское гостеприимство.
Часть 35. Канун последнего рывка
25 ноября 1943 года, 11:35. Бывшая Казахская ССР, город Алма-Ата, Красная площадь, Дом Советов.
Командующий первым мехкорпусом ОСНАЗ генерал-лейтенант Вячеслав Николаевич Бережной.
Любая операция начинается с разведки, даже если эта операция контртеррористическая или даже политическая. Иначе никак. А данные разведки, полученные мной после прибытия в пункт временной дислокации, говорили о том, что волнения на национальной почве в городе, маловероятны. Не желая обжигаться лишний раз, товарищ Сталин дует на воду. Европейское население Алма-Аты, после того как город принял поток эвакуированных, зашкаливает за восемьдесят процентов, а казахское городское меньшинство по большей части уже ассимилировано в русскоязычную среду, и таким образом выпало из системы родоплеменных отношений. Правда, это касается лишь рядовых граждан: стоит казаху выбиться в начальники, ему сразу напоминают, какого он племени и какого рода и чьи карьеры должен поддерживать. И это тоже в местных кругах не секрет, и чтобы получить такие сведения, не нужно захватывать языков, а потом их пытать. В очередях на отоваривание продовольственных карточек вам расскажут и не такое. Хорошо хоть вождь вовремя понял, что любая «коренизация» – это путь к распаду Советского государства, а «русский великодержавный шовинизм», с которым так любят бороться национальные деятели – это основа для советского патриотизма.
Но, как говорится, если суслика не видно, то это не значит, что его нет совсем. Те, чьи интересы ущемит ликвидация Казахской ССР и урезание территории национальной автономии, могут доставить в Алма-Ату националистически настроенный контингент из сельских районов. Насколько я помню истории националистических мятежей в позднем СССР, за ними всегда стояли люди, способные организовать для своих боевиков автотранспорт, импровизированное оружие, спиртное, наркотики и прочее, что может потребоваться для того, чтобы отвоевать себе еще немного личной власти. Правда, товарищ Сталин – это не Горбачев: в случае подобных событий по шапке получат и рядовые исполнители (вполне вероятно, со смертельным исходом), и организаторы, и те, кто потворствовал и не принимал мер. Так что не знаю, что и сказать. И если местный нарком госбезопасности товарищ Бабкин ни мне, ни товарищу Санаеву совершенно не глянулся (какой-то он из себя весь вторичный), то в случае беспорядков из Москвы приедет следственная группа и быстро выведет виновных на чистую воду и раздаст всем сестрам по серьгам. Никакого нового мышления тут нет и в помине.
По этой же причине и нам самоуспокаиваться тоже нежелательно. Раз в сто лет может выстрелить и незаряженное ружье… Путь решения был найден простой. Танковые и артиллерийские подразделения корпуса остались на полигонах и в полевых лагерях совершенствовать боевое мастерство, а мотострелковые подразделения я решил развести по блокпостам, чтобы в час «Ч» никого не впускать и не выпускать из города, а также отсечь доступ к центру со стороны окраин. А там будет видно. Времена сейчас суровые: если человек «при исполнении» говорит: «стой, стрелять буду», – то лучше стоять и не возмущаться, ведь ни один даже самый строгий суд не осудит человека с ружьем, если тот всего лишь неукоснительно выполнял уставы, а также приказы вышестоящих командиров и начальников.
По ходу подготовки к операции прояснилась еще одна местная проблема, которая, с одной стороны, нас впрямую не касалась, а с другой, это еще как сказать. В городе и окрестностях свирепствовал самый махровый криминал, причем совсем не местного происхождения. Как оказалось, в эвакуацию подались не только заводы и фабрики, а также партийно-административные начальники, но и разного рода воры, бандиты, карманники и домушники. Вот вам и сказка о самом идеальном в мире «сталинском порядке»… Форточники лезут в окна средь бела дня, карманники тянут у людей продуктовые карточки прямо в очереди за хлебом, после наступления темноты людей грабят чуть ли не прямо под окнами Дома Советов.
Если днем порядок в городе еще как-то контролировали постовые, то ночью советская власть в Алма-Ате отсутствовала напрочь. В то время когда взрослые мужчины призывного возраста должны быть либо в армии (ибо демобилизацию еще даже не начинали), либо в цехах заводов и фабрик, Алма-Ата была заполнена праздношатающимися здоровыми лбами, и у каждого в кармане имелась справка, что данное существо страдает тяжелой и неизлечимой болезнью. Нельзя сказать, что с этой публикой не боролись, но в связи с войной штаты рабоче-крестьянской милиции пребывали в значительно урезанном виде, и ловить эту публику было практически некому. Когда товарищ Санаев пришел в местный наркомат внутренних дел представляться и предъявлять свои полномочия «копать от забора и до обеда», об этом ему рассказал нарком Богданов.
Впрямую местные товарищи помощи не просили (да и ничем мы не могли им помочь, ибо мотострелки и танкисты плохо подготовлены к борьбе с бандитизмом), однако Колю Бесоева эта ситуация раззадорила. Так ведь и киношный Шарапов тоже был его коллегой, фронтовым разведчиком.
– Истребить это явление совсем мы не сможем, – сказал он генералу Богданову, – такое не в наших силах. А вот изрядно проредить бандитов, ликвидировать самых дерзких и заставить остальных потерять кураж – вполне возможно…
И тут мы узнали, что за то время, пока мы на фронте ломали Третий Рейх, тут, в тылу, тихо и незаметно скончалась еще одна троцкистская