амня на камне…
Берия только развел руками, как бы признавая свою вину в том, что не доглядел и согласен принять за это положенную кару.
– Ну да ладно, – сказал Сталин, – сейчас не время вдаваться в рассуждения о том, кто из нас в чем виноват. Кто бежал – тот бежал, кто убит – тот убит. В других местах в Средней Азии и на Кавказе обстановка, скорее всего, не лучше, а ведь в тех республиках преобладает как раз коренной, а не русский национальный элемент, поэтому действовать придется гораздо аккуратнее…
– Начинать преобразование Советского союза надо со школьного образования, – сказала Антонова. – Дело в том, что уже сейчас представители национальных советских элит предпочитают отдавать своих детей не в национальные, а в русские школы, потому что качество образования в них выше, и по их окончании имеется возможность поступать не только в местные национальные, но и в общесоюзные вузы. А национальные школы – это для детей простонародья, которые выше тракториста или полевого бригадира не поднимутся. Русский язык там тоже учат, но на таком уровне, что потом в армии сержанты вынуждены проводить обучение заново, приводя новобранцев к общепонятному состоянию. Вот и получается, что в глухих аулах и кишлаках русский язык является секретным языком взрослых мужчин, ибо его не понимают ни женщины, ни дети. А еще наивные дети природы верят, что Всевышний не понимает по-русски, а потому матерятся на нем напропалую…
– И что вы, товарищ Антонова, в связи с этим предлагаете? – пряча улыбку в рыжеватые усы, спросил вождь. – Запретить националам материться по-русски?
– Отнюдь нет, – ответила та, – пусть себе матерятся, только негромко. Я предлагаю чисто национальной оставить только начальную школу, и главной ее задачей сделать подготовку к дальнейшему обучению ребенка на русском языке. Если нам предстоит сломать различные местные национально-культурные доминанты, заменив их одной общесоветской, то школа является наилучшим местом для этой ответственной работы. Результат наступит не скоро, лет через двадцать или даже сорок – но он будет радикальным, и Советский Союз после такого переустройства простоит еще многие сотни лет, а не всего лишь полвека.
– Пожалуй, вы правы, товарищ Антонова, – немного подумав, сказал Верховный, – мы и сами собирались предложить нечто подобное, только вы сформулировали это раньше. Поэтому так мы и сделаем, а те, кто будет противиться этому решению, пусть сами винят себя в своих же несчастьях.
7 декабря 1943 года. 22:45. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.
Присутствуют:
Верховный Главнокомандующий – Иосиф Виссарионович Сталин;
Специальный консультант Верховного Главнокомандующего – комиссар госбезопасности третьего ранга Нина Викторовна Антонова.
Пятого декабря в Норвегии, Дании, Голландии, Бельгии, Франции и Италии прошли выборы в учредительные собрания будущих советских республик. И два дня спустя, как только из кабинета Сталина вышел Василевский, который доложил график движения эшелонов, везущих на Дальний Восток все необходимое для проведения Маньчжурской наступательной операции, туда с тоненькой папкой вошла товарищ Антонова. Нельзя сказать, что Верховный доверял ей абсолютно (настолько он не верил и самому себе), но пока ее рекомендации приносили одну политическую победу за другой, к ним каждый раз неизменно прислушивались.
Двадцать три месяца назад, узнав о крахе, который постиг Советский Союз и коммунистическую идею, Верховный поставил перед собой три задачи. Первая – выиграть войну с таким результатом, чтобы соревнование двух систем проходило бы в более-менее равных условиях. Вторая – скрепить Советский Союз нерушимым внутреннем единством, превратив конгломерат наций, находящихся на разных этапах общественного развития, в единый советский народ. Третья – превратить марксизм-ленинизм из подобия религии с непререкаемыми догмами, пророками и прочим чисто религиозным понятийным аппаратом в полноценную социальную науку, способную объективно описать как жизнь отдельного человека, так и функционирование сложных общественных формаций. Если это не удастся сделать, то его, Сталина, последователи потеряют возможность адекватно реагировать на изменения экономической и общественной обстановки.
В настоящий момент первая задача уже выполнена. Красная Армия прочно стоит в Европе, и нет в мире такой силы, которая могла бы ее оттуда сдвинуть. Прошедшие два дня назад выборы – это только легитимация достигнутого состояния, без всякого риска неудачи, ибо от избирательных процессов были отстранены все силы, замеченные в политике умиротворения агрессора в довоенный период и в пособничестве местным фашистам и германским нацисто-сатанистам во время войны. Собственно, Сталин мог бы подождать с выборами еще пару лет – до тех пор, пока ситуация в этих странах окончательно не устаканится, но легитимные просоветские правительства нужны ему были, как говорится, «еще вчера». Это Германия – побежденная страна, которая вошла в состав СССР на основании акта о безоговорочной капитуляции и ликвидации преступного нацистского государства. Остальные страны Европы должны проделать этот путь добровольно под руководством законно избранных властей. А уж потом от лица советского правительства Японская империя получит ультиматум, требующий возвращения колониальных владений, принадлежавших Франции и Голландии, а заодно и ассоциированной с СССР Великобритании. Можно, конечно, объявить войну Японской империи (просто потому, что «так хочется»), но гораздо полезнее будет сделать все «по правилам».
С первого же взгляда на Антонову вождь понял, что в Европе все прошло без особенных накладок. С таким видом не докладывают о неудаче – с таким видом начальству приносят отрубленную голову злейшего врага. Европа, еще не пришедшая в себя после пережитого ужаса нацизма-сатанизма, упала в советские объятия вся и сразу. Самый высокий результат Народный фронт получил во Франции, где за него проголосовало почти три четверти пришедших на избирательные участки. Чуть хуже результат был в Италии – около семидесяти процентов голосов у альянса коммунистов и популяров. Две трети избирателей проголосовали за союз коммунистов и центристов в Бельгии и Голландии, и по пятьдесят пять процентов – в Дании и Норвегии. В Швеции, Испании и Португалии, а также в странах Восточной Европы, утративших свою прежнюю государственность, выборы пройдут через два года, как раз к сорок пятому году. Официальное членство этих территорий в Советском Союзе для Сталина сейчас отнюдь не предмет первой необходимости.
Кстати, перед войной в скандинавских странах были сильны социал-демократические партии, но Сталин не считал этих деятелей правильными борцами за права трудового народа. Даже снаружи эти люди выглядели не красными[12], а лишь слегка розоватыми, социалистической фразеологией они, будто фиговым листком, прикрывали свою неприглядную буржуазную сущность. Собственно, по этому поводу никто не удивлялся: ни местные товарищи, ни пришельцы из будущего – недаром же товарищ Ленин в свое время костерил идейных предшественников современной социал-демократии как политических пгоституток и «пгодажных девок импегиагизма». За прошедшие годы ситуация не улучшилась, империализм окончательно заматерел, а сервильные способности псевдосоциалистических лидеров развились до максимума. Дошло до того, что до самого освобождения в оккупированной Дании у власти оставалось довоенное социал-демократическое правительство. И теперь социал-демократические деятели, ранее входившие в состав шведского и датского правительства, стараются объяснить следователям из ведомства Лаврентия Берия, как они дошли до жизни такой…
Просмотрев представленные документы, Вождь сказал, что это тоже победа – ничуть не меньшая чем та, что была достигнута летом сорок второго года на Курско-Белгородской дуге, только на этот раз победить удалось без единого выстрела и без пролития капли крови.
Антонова чуть искоса посмотрела на вождя и ответила:
– Результат этих выборов, товарищ Сталин, это всего лишь монетизация в политическом поле предыдущих военных побед, одержанных Красной Армией: от контрнаступления под Москвой до последней операции «Прометей», поставившей точку в существовании Третьего Рейха. Все вместе – это и есть обретающая сейчас политические контуры та самая Большая Победа, которую весь советский народ как мог приближал все два года тяжелейшей войны. Теперь нам осталось обустроить восточный фасад, а потом усиленно заниматься национально-политической интеграцией и развитием Советского Союза, ибо, несмотря на все приложенные усилия, совершенно непонятно, в какой момент североамериканской буржуазии надоест дружить и она решит пойти на конфликт с первым в мире государством рабочих и крестьян. И Рузвельт ничем не сможет помешать такому развитию событий. В крайнем случае, самый популярный президент за всю историю Соединенных Штатов скоропостижно скончается либо от сердечного приступа, либо от пули, выпущенной в упор каким-нибудь маньяком-одиночкой.
В ответ на это Сталин хмыкнул и сказал:
– В грядущем году надо будет очень внимательно присмотреться к персонажам, которых перед выборами будут пропихивать Рузвельту в вице-президенты вместо товарища Уоллеса. А вдруг среди них мелькнут знакомые вам лица, и вообще – такая замена будет означать, что старика Фрэнки уже списали с политического баланса…
– На ЭТОТ РАЗ Америке не удалось добиться политических триумфов ни в Токио, ни в Берлине, – сказала Антонова, – правда, приобретенная на этой войне Канада – тоже весьма весомый приз, который внезапно упал американцам на головы, как некогда яблоко Ньютону. Сейчас американская буржуазия занята пережевывание этого жирного куска, но когда он закончится, с ее стороны следует ожидать истерики. Возможностей нагадить нам сейчас у них совсем немного, все наши поставки по ленд-лизу и за живые деньги были рассчитаны до весны сорок четвертого года, но возможное желание определенных американских кругов, и в этом мире устроить нам некое подобие Холодной войны следует иметь в виду.