Вождь, скрипя сапогами, с задумчивым видом прошелся туда-сюда по кабинету.
– Благодаря некоторым особенностям НАШЕЙ истории, – сказал он, – Европа досталась нам почти целенькой, с работоспособной промышленностью и без существенных потерь в рабочей силе. И мы уже знаем, кого за это следует благодарить. И пусть с момента освобождения прошло всего несколько месяцев, многие европейские заводы и фабрики уже приступили к работе, поставляя свою продукцию как на местный рынок, так и по заказам наших государственных органов. Мы решили не изымать по репарациям станки и оборудование с итальянских, германских, шведских и венгерских заводов, а использовать его на месте и с местным персоналом. Новые станки, трактора и паровозы нам нужны уже сейчас, а не через несколько месяцев, необходимых, чтобы произвести монтаж-демонтаж, перевозку оборудования и обучение нашего собственного персонала, которого у нас, кстати, остро не хватает.
– Германская промышленность – это почти адекватная замена американской, – сказала Антонова, – а по интеллектуальному уровню в чем-то ее даже превосходит. Янки ведь так и не додумались ни до ракетных технологий, ни до реактивных самолетов, да и атомная программа стала возможна только благодаря гениям, понаехавшим из Европы. Своими в Манхэттенском проекте у них были только администраторы.
Верховный снова прошелся по кабинету туда-сюда и сказал:
– Нам известно, что у нас в Советском Союзе уже встал на крыло первый турбовинтовой самолет, причем полетел он достаточно давно и весьма успешно. Теперь мы хотели бы знать, как развиваются наши собственные ракетная и атомная программа, насколько далеко мы продвинулись в том, чтобы не ждать милостей от природы, а брать их у нее столько, сколько потребуется…
– И там, и там работы идут полным ходом, – сказала Антонова. – В атомной программе заканчивается строительство первой собственной установки для запуска цепной реакции, а в ракетной программе закончились испытательные мероприятия с образцами трофейной немецкой ракеты, и теперь идут работы по изделиям второго и третьего поколения.
– Третье поколение – это, насколько мы понимаем, знаменитая «семерка»? – хмыкнул вождь,
– Именно она, товарищ Сталин, – кивнула Антонова, – за счет имеющейся у нас форы, в том числе и за счет контроля над европейской промышленностью, мы планируем принять это изделие в эксплуатацию с опережением графика относительно нашей истории на пять-семь лет. Самое главное заключается в том, что и в атомном, и в ракетном проектах приоритетным является именно гражданские направление развития, ибо нам прямо здесь и сейчас не грозит немедленное вооруженное противостояние с численно превосходящим и беспощадным врагом, расположившимся по периметру наших границ. Атомные реакторы как сухопутного, так и морского назначения и космические ракеты-носители для нас сейчас гораздо важнее, чем межконтинентальные баллистические ракеты и ядерные боеголовки. Вы уже, наверное, знаете, что попытка американцев запустить свой физический реактор при неполной относительно нашего мира команде мало того что состоялась почти на год позже относительно нашей истории, но и привела к катастрофической неудаче. Начавшуюся цепную реакцию не удалось вовремя остановить, произошло расплавление материала и тепловой выброс, в результате чего участники эксперимента получили различные дозы облучения, а Чикагский стадион, где американцы устроили свой испытательный полигон, превратился в Чернобыль в миниатюре. Испытания были секретными, так что официально нам о них ничего не известно, и из-за этого мы даже не можем высказать Рузвельту свои соболезнования. А жаль.
– Не любите вы американцев, товарищ Антонова, – хмыкнул вождь, – ой не любите…
– А за что их любить? – спросила Антонова. – Кто они нам – любимые племянники, сватья-братья и женихи с невестами? Волки они кровожадные, людоеды, на которых клейма негде ставить. Попадаются, конечно, среди них приличные люди, но это скорее исключение, а не общее правило. И дальше будет только хуже. Нация, в основе которой лежит геноцид, добром кончить не может. Проверено историей.
– Ну ладно, – произнес Сталин после некоторой паузы, – получится с американцами по-хорошему, пусть будет по-хорошему. Мы люди незлые, и согласны на сосуществование двух систем. А если не получится, то пусть они пеняют на себя: мы сделали для мирного развития ситуации все, что возможно. А теперь давайте перейдем от высоких материй к хлебу насущному. Некоторые наши пока еще товарищи пишут на вас жалобы, что вы затираете молодых советских ученых и укрываете от возмездия осужденных судом врагов народа…
– Знаем мы этих «пока еще товарищей», – ответила Антонова, – и о жалобных письмах в ЦК, и предложениях «всех расстрелять» нам тоже известно. Ведь речь идет о так называемом «академике» Лысенко, не так ли, товарищ Сталин?
– Именно так, товарищ Антонова, – сказал Сталин, – и хоть нам уже известно, что проклинаемая товарищем Лысенко генетика оказалась отнюдь не лженаукой, но мы никак не можем отрицать заслуг товарища Лысенко в обеспечении продовольственной безопасности Советского Союза…
– Приняв к повторному рассмотрению дело академика Вавилова, мы первым делом не могли пройти мимо того, с чего оно началось, – резко отчеканила Антонова, – то есть доноса в компетентные органы со стороны научных оппонентов подследственного. Я понимаю, что вы, как и всякий человек, попавший в тяжелую ситуацию, были готовы поверить в обещанное чудо, но на самом деле чудес не бывает. Знали бы вы, сколько в наше время было таких вот Лысенко, только именовали они себя не биологами и агрономами, а экстрасенсами и целителями. Так что у людей нашей формации на тех, кто обещает чудесный результат, к завтрему имеется серьезный иммунитет. Мы тщательно расследовали научную и исследовательскую деятельность обеих сторон научного конфликта, а также результаты практического применения их рекомендаций, и теперь можем сказать, что научный багаж товарища Лысенко состоит только из широко надутых щек, и больше не из чего. Я знала, что в ближайшее время это вопрос может подняться во весь рост, а потому постоянно ношу с собой краткий доклад по этому вопросу. – Она достала из своей папки пачку сколотых скрепкой бумажных листков с машинописным текстом и протянула их вождю. – Вот, товарищ Сталин, читайте. Тут самый краткий катехизис, где излагаются все вопросы «про» и «контра». Если хотите знать мое мнение, то я вам скажу, что никто, кроме как академик Лысенко, не сделал так много для того, чтобы в итоге Советский Союз начал закупать пшеницу и мороженое мясо в Канаде и США…
Верховный взял бумаги из рук своего спецконсультанта и, склонившись над столом, стал перелистывать страницы. Со стороны казалось, что Сталин только бегло просматривает заголовки, но Антонова знала, что именно так выглядит скорочтение, позволяющее вождю советского народа поглощать огромное количество информации.
– Ну что же, – сказал наконец Сталин, отложив бумаги в сторону, – из наркомата земледелия нам об этом докладывали в несколько ином разрезе, смягчая и прикрашивая, а у вас тут материала хватит хоть на смертный приговор… Но я хочу спросить о другом. Неужели раньше, до вас, никто не мог подойти к нам и сказать, что товарищ Лысенко – это шарлатан и лжеученый, занимается ерундой, морочит нам головы и ставит Советский Союз в катастрофическое положение?
Антонова пожала плечами и ответила:
– Это у нас, как у пришельцев из будущего, имеющих опыт мира, уже прошедшего через тяжелые испытания, есть естественное, так сказать, право, низвергать дутые авторитеты и восстанавливать поруганную честь истинных героев. Академик Вавилов, кстати, после того как пройдет процесс реабилитации и освоит все профильные для него знания нашего мира, еще сможет сделать для Советского Союза немало полезного. А вот товарищ Лысенко – совсем другое дело. Все гипотезы, которые он высказывал, оказались неверными, и каждая его практическая рекомендация также была бесплодной. Бурьян вместо хлеба – совсем не то, что нужно нашей стране на полях. Как сказал один умный человек, «этот персонаж всю отечественную биологию поставил на карачки, тридцать с лишним лет занимался глупостями, и при этом не только развалил всю нашу биологическую науку, но ещё и вытоптал всё окрест, руками малограмотных следователей НКВД уничтожив всех лучших генетиков СССР, начиная с Вавилова…». Бойтесь тех, кто начинает говорить о какой-то особой марксистской науке в противовес науке буржуазной – такие люди идут по следам покойника Гитлера, который считал, что есть арийские и неарийские науки…
– Мы теперь тоже так думаем, – после некоторых размышлений произнес Сталин, – и непременно встретимся с товарищем Вавиловым после того, как он закончит перенимать ваш опыт. А бывшего товарища Лысенко мы отдаем вам, делайте с ним что хотите. Мы умываем от этого дела руки и даем вам разрешение на самое жестокое возмездие. Мы помним, что вы говорили о строго научно обоснованном троцкизме, и думаем, что к этому человеку оно тоже подходит.
10 декабря 1942 года, 11:05. Алма-Ата. Пассажирский вокзал.
военврач 2-го ранга (майор медицинской службы) Алена Лапина-Бережная, жена и мать.
Я еду к мужу в Алма-Ату. У меня имеются документы на месячный отпуск по семейным обстоятельствам, а потом мне предписано прибыть для прохождения службы в формирующийся во Владивостоке тыловой госпиталь 1-го Дальневосточного фронта. Уже пятнадцатого января военврач Лапина-Бережная будет представляться новому начальству. Дело в том, что после завершения войны с Германией наш Особый госпиталь в Евпатории постепенно опустел. Все наши пациенты выздоровели и отправились в свои части, а новых не поступало. И тогда меня вызвал главный врач нашего госпиталя полковник Сергачев и вручил мне отпускные документы и предписание. Он же сообщил, в каком именно городе я смогу найти своего мужа, если немного потороплюсь, а также намекнул, что служить дальше мы будем хоть и не вместе, но поблизости друг от