спецконсультант Вождя, положив на стол Сталину тоненькую папку. – Со вчерашнего дня товарищ Мао нам больше не товарищ. Пленум ЦК КПК снял его со всех постов, подвергнув огульной критике по обвинению в бонапартизме, отклонении от программных установок марксизма-ленинизма, левотроцкистском уклоне и преднамеренном шельмовании товарищей по партии. Насколько я понимаю, в местных условиях такие политические диагнозы медициной не лечатся. Теперь на лидирующие позиции в китайской компартии выходит товарищ Чжу Де.
Сталин, Берия и Молотов переглянулись. Уж этим знатокам верхушечной внутрипартийной грызни была прекрасно известна цена подобным обвинениям. Не так давно множество «старых большевиков» ушло в небытие, получив хотя бы одно обвинение из тех, что товарищи из китайской компартии предъявили своему несостоявшемуся Великому Кормчему.
– А вы, товарищ Антонова, опасный человек, – хмыкнул вождь. – Расскажите, пожалуйста, как у вас получилось так обработать китайских товарищей, чтобы они с потрохами съели своего вождя?
– Ничего сложного, – пожала та плечами, – немного переговорила с товарищем Чжоу Эньлаем, познакомила его с товарищем Бережным, они пообщались как мужчина с мужчиной – и результат налицо.
– А что, товарищ Бережной имеет в Китае большой авторитет? – со скепсисом спросил Берия.
– Ну как вам сказать, Лаврентий Павлович… – ответила Антонова. – Среди старых китайских бойцов, всю жизнь проведших в боях и походах, у товарища Бережного, как ни странно, имеется довольно высокий авторитет. Товарищ Чжоу Эньлай сам попросил свести его с «Вестником смерти» для обмена боевым опытом. Все знают, кто мы такие и откуда взялись в этом мире. А это тоже плюс к карме успешного военачальника. Мы лишь намекнули – а дальше китайские товарищи уже действовали сами. Никому не хочется оказываться во власти беспринципного интригана, для которого все едино: что воробьи, что люди. Также ни для кого в Яньане не секрет, что Транссиб от Оренбурга до самого Владивостока в настоящее время буквально забит эшелонами с войсками и материальным имуществом. Не надо воровать документы нашего Генштаба, чтобы понять, что это мы всерьез идем убивать Японию, и в связи с этим китайским коммунистам необходимо срочно принимать решение. А еще я думаю, что совпадение даты приема в СССР европейских стран и антимаоистского пленума ЦК КПК – совершенно не случайно.
– Вы считаете, что Чжу Де, Чжоу Эньлай и другие китайские товарищи руководящего уровня будут для нас более надежными партнерами, чем бывший товарищ Мао? – спросил вождь.
– Я в этом уверена, товарищ Сталин, – ответила Антонова. – Трудно быть более ненадежным и неумным партнером, чем Мао. Ну а дальнейшее зависит уже он нас. Будем мы совать пять пальцев в рот или поступим с китайскими товарищами по-товарищески и по-братски. Китай – это такая страна, в которой подавляющее большинство населения составляет чрезвычайно нищее, и в то же время сплоченное крестьянство, а рабочий класс находится в самом зачаточном состоянии. И это надо иметь в виду. В Европе крестьянские повстанческие движения обычно склонны к махновщине и последующему разложению и поражению, но Китай – это совсем другое дело. Там не раз и не два лидер крестьянского возмущения садился на трон с помощью своих последователей и становился основателем династии. И это не хорошо и не плохо, это надо принять к сведению. Нам нужно только то, чтобы победитель в гражданской войне оказался вменяемым человеком, способным на чувство благодарности, и не превратился бы в проблему для СССР через десять-пятнадцать лет.
– Ну что же, товарищ Антонова, ваша позиция понятна, – сказал Верховный. – У кого-нибудь еще есть сомнения, возражения и вопросы?
Вождь выдержал паузу в несколько минут и, не дождавшись реплик с мест, завершил разговор:
– Ну что же, товарищи, раз вопросов или предложений по китайскому вопросу нет, то я вас больше не задерживаю. Как-никак впереди праздник. А у товарища Сталина на сегодня есть еще одно важное дело – записать новогоднее радиообращение ко всему советскому народу. Учти, Лаврентий, мы рассчитываем, что с новым, тысяча девятьсот пятидесятым годом, мы будем поздравлять наших людей уже по телевизору.
8 января 1944 года. Токио. Дворец императора Японии Хирохито, Зал приемов.
Присутствуют:
Император Хирохито;
Премьер министр – адмирал Сигэтаро Симада;
Министр иностранных дел – Маммору Сигэмицу;
Министр армии – генерал Корэтика Анами;
Командующий объединенным флотом Японии адмирал Исороку Ямамото.
Эта встреча микадо со своими министрами проходила в тяжелой, гнетущей атмосфере, навеваемой предчувствием неизбежного разгрома. За окнами императорского дворца сгущалась тьма, выл ветер, а громыхания приближающейся грозы перерастали в оглушительное крещендо. Война, еще совсем недавно полыхавшая на просторах европейского континента, вдруг обернулась на восток своей оскаленной зубастой мордой. Советские войска на Дальнем Востоке сосредотачивались почти открыто. Транссиб гудел как басовая струна от проходящих по нему эшелонов, и всем присутствующим в этом кабинете было очевидно, что в самом ближайшем будущем Госпожа История выставит японской нации окончательный счет за весь процесс экспансии, начиная с японо-китайской войны 1895 года и до сего дня.
– Господа, – глубоко поклонившись, произнес министр иностранных дел Маммору Сигэмицу, – несколько дней назад стране Ниппон был предъявлен ультиматум, требующий передачи бывших французских и голландских владений под власть Советского Союза, вывода наших войск с территории Китая, а также начала мирных переговоров с Британской империей, после известных всем событий неожиданно превратившейся в советского вассала. Кстати, от нас тоже потребуют вернуть британские колонии. В случае нашего отказа от выполнения этих требований Сталин грозит разорвать советско-японский Пакт о Ненападении и поручить своим генералам решить все вопросы с Японской империей Путем Меча.
– Армейская разведка установила, – в наступившей тишине отчетливо проговорил министр армии Корэтика Анами, – что Советы перебрасывают на Дальний Восток и в Монголию самые отборные из своих ударных соединений. В узких кругах армейских ценителей воинского мастерства широко известны такие полководцы, как господа Бережной, Лелюшенко, Рыбалко, Буденный, Чуйков и многие другие. Эти люди научились у германских генералов всему, что те могли им преподать, а потом и превзошли своих учителей, вдребезги расколотив германский вермахт всего за два года войны.
– Поправка, Корэтика-сан, – сказал адмирал Ямамото, – господина Бережного надо ставить отдельно от этой прославленной когорты. Он – вещь в себе, пришелец извне нашего мира, тяжелый бич в руках всемогущих богов, до смерти забивший Третий Рейх. Скорее, это он учил других русских генералов тому, как следует правильно воевать, чем они сами учились у немцев. Никто из их русских оппонентов не наводил на наших германских коллег такого леденящего мистического ужаса, как этот господин.
– Я принимаю вашу поправку, Исороку-сама, – вежливо поклонившись, ответил Корэтика Анами. – Частично вы правы, и еще год назад господин Бережной был наиболее опасным из всех русских генералов. Потом командование Советов очень долго держало его в резерве, но, несмотря на это, от вермахта на всех фронтах продолжали лететь пух и перья, а темп наступления нисколько не уменьшился. Мы думаем, что этот, как вы выразились, пришелец извне уже выполнил свою главную функцию – обучить других русских генералов военному искусству своего мира, и теперь он является одним из многих военных гениев Советов, которые будут противостоять нашей армии в грядущих сражениях за Маньчжоу-Го. К сожалению, нам пока неизвестны фамилии командующих фронтами и главнокомандующего всей операцией, ибо этих господ невозможно связать ни с одним русским соединением, и на театре военных действий они появятся под чужими именами в самую последнюю очередь.
– А так ли это важно – знать фамилии русских командующих фронтами? – с горечью спросил премьер-министр Сигэтаро Симада. – Ведь вы же, мой дорогой Корэтика-сан, не будете спорить с тем, что любой из русских генералов фронтового, так сказать, уровня, превосходит в классе ваших подчиненных как минимум на две головы. Сорок лет назад все было совсем наоборот – японские генералы значительно превосходили в классе русских, которые вели себя как ленивые увальни.
– Должен добавить, – сказал адмирал Ямамото, – что, по мнению наших флотских специалистов по сухопутной войне, конфигурация государственных границ Маньчжоу-Го крайне неблагоприятна для организации обороны. Они считают, что при нанесении одновременных встречных ударов механизированными частями со стороны Монголии и Владивостока Квантунская армия окажется в безнадежном положении и будет разгромлена за считанные дни. В Европе сначала немцы, а потом русские применяли подобный прием с неизменным успехом, и Маньчжурский театр военных действий тоже не будет исключением.
После этих слов прославленного адмирала, произнесенных крайне уверенным тоном, в зале приемов наступила тишина. Слово «разгром» было сказано – и теперь его следовало осознать. Вид у участников совещания был ошарашенный, и только император Хирохито выслушивал речи своих подчиненных с той невозмутимостью, которая и должна быть присуща потомку богов.
– Исороку-сама, вы уверены в точности своего прогноза? – немного дрожащим голосом спросил премьер-министр Сигэтаро Симада.
– Уверен! – отрубил Ямамото. – На европейских полях кровавый танец с мечами продолжался больше двух лет. Времени на то, чтобы наблюдать и делать стратегические и тактические выводы, более чем достаточно. В вопросе стратегии вывод такой: даже когда побеждающей стороной была Германия, опасность для страны Ниппон была не меньше, а даже больше, чем сейчас. В то время как русские большевики сражаются за торжество идей интернационализма, во имя того, чтобы все народы на земле жили в дружбе и согласии, господин Гитлер ставил себе целью уничтожение или порабощение всех иных народов, кроме германского. В случае его победы нам пришлось бы биться с Третьим Рейхом не на жизнь, а на смерть ради продолжения существования нашего народа. Русские большевики и их покровители из другого мира сражаются за политический результат, и по его достижении оставят японскую нацию в покое. Как это бывает, можно видеть по тому, как русские поступили с побежденной Германией и ее союзниками. Тех, кто причинил им зло, они будут судить и непременно казнят, а всех остальных решено перевоспитать.