И в тот момент, когда я размечтался о новой послевоенной жизни, на наших позициях появилось большое начальство. Ну точно как в прошлый раз, в Константинополе. С тыла к командному пункту бригады по дороге, идущей между двумя холмами-фортами, подъехала легковая машина-вездеход, вся изляпанная белыми камуфляжными пятнами, и гусеничная боевая машина пехоты с охраной, небрежно рассевшейся поверх брони. Моему опытному взгляду видно, что солдаты на бронемашине бывалые, как бы не из ОСНАЗа, и сопровождать в поездках генералов для них отнюдь не главное занятие. Из машины выходят трое, и навстречу им – Антон Иванович. Поручкались они, значит, и все четверо направились по тропе в сторону моего НП – обозреть, стало быть, окрестности. А охрана осталась на месте разминать затекшие с дороги ноги.
Однако, доверяет нам господин-товарищ Горбатов, старый противник по препаскуднейшей Гражданской войне… С тех пор унтера и фейерверкеры Великой Войны, взводные, ротные и эскадронные командиры Красной Армии, выросли до генеральских чинов, а мы так и остались престарелыми поручиками и штабс-капитанами. Из старых командующих с красной стороны в строю остался только Буденный, которого большевистская пропаганда чтит как нового Дениса Давыдова, а из белых генералов, не утративших верности Отчизне, на слуху только Антон Иванович Деникин. И все; те, что пошли за Гитлером, оказались такими мелкими мразями, что люди, служившие с ними когда-то в одних полках, теперь стыдятся этого факта.
– Знакомьтесь, господа-товарищи, – сказал Антон Иванович, когда гости вскарабкались на наши верхотуры, – ранее штабс-капитан, а ныне майор Одинцов Петр Петрович – героический офицер, прошедший с нашей бригадой весь путь от изначального евпаторийского сидения через Болгарию, Белград, Константинополь и Загреб до сей позиции на взятой с боя японской укрепленной высоте.
От таких речей можно и загордиться, тем более что, кроме комфронта генерала Горбатова, моим гостем оказался командующий первым мехкорпусом ОСНАЗ генерал Бережной. Об этом человеке раньше я был только премного наслышан, и вот теперь увидел его своими глазами. На первый взгляд господин Бережной скорее похож не на типичного большевистского генерала, а на одного из нас, старых добровольцев, но это впечатление обманчиво. Он, как и сопровождавший его офицер кавказской наружности в чине полковника, не то и не другое. Ходят упорные слухи, что они пришли к нам из какого-то ужасного мира будущего, чтобы исправить самые очевидные ошибки и, как говорят большевики, сделать сказку былью. Впрочем, в долгие разговоры господин Бережной с нами не вступал, осмотрел в бинокль нижележащую местность, вполголоса пообщался со своим спутником и засобирался обратно. Мы свое дело, значит, сделали, а его работа только начинается. Помнится, кто-то говорил, что первоначально нашу бригаду планировалось включить в состав его корпуса, но красный император Сталин решил по-другому. Мол, не стоит использовать старых добровольцев на территории Советской России и будить тем самым призраки паскудной гражданской войны. И правильно. И призракам лучше оставаться там где они лежат и боевая слава у нас своя собственная, заработанная пролитой кровью, а не чужая, пусть даже такая громкая, как у механизированного ОСНАЗа генерала Бережного.
10 февраля 1944 года, 10:45. Первый Дальневосточный Фронт, полоса входа в прорывПервого мехкорпуса ОСНАЗ, городок Хуньчунь.
Командующий мехкорпуса генерал-лейтенант Вячеслав Николаевич Бережной.
Укрепрайоны, которые со всем возможным тщанием строились в течении пятнадцати лет Красная Армия вскрыла всего за одни сутки. При этом особое внимание наша авиация и артиллерия оказали Пограничненскому Уру, где сейчас входил в прорыв на Харбин Шестой мехкорпус ОСНАЗ генерала Рыбалко, и Хуньчуньскому УРу, через который на Корею должен наступать мой корпус. Расположенные в промежутке Дунинский и Дунсинчжоуский УРы обрабатывались авиацией с меньшим приоритетом, поэтому там, на позициях, до сих пор имелись определенные недоделки: кое-кто еще шевелится и даже пробует потихоньку оказывать сопротивление. Нет, наши солдаты там тоже воюют вполне по-взрослому, со всей пролетарской ненавистью, просто вчера пикировщики на вызовы для подавления узлов сопротивления к ним прилетали не сразу, и значительно меньшими группами, чем в местах прорывов механизированных соединений, где от японских укреплений осталась только бетонная крошка. И это неудивительно, ведь над тем, чтобы открыть путь танкам и мотопехоте, работают, помимо подчиненной командованию фронта 9-й воздушной армии, сразу целых два авиакорпуса ОСНАЗ. Прорыв мехкорпуса Рыбалко обеспечивает авиакорпус Полбина. А действия моего корпуса «по старой памяти» сопровождает авиакорпус генерала Савицкого. Для подчиненных он – великий и ужасный «Дракон», а для меня – просто Женя, молодой советский генерал и прославленный пилот-ас, который до сих пор поднимает в небо своего «яшу», чтобы схватиться в бою с японскими самураями.
Японская 79-я пехотная дивизия, занимавшая позиции в Хуньчуньском УРе, была не просто разгромлена, а вбита в прах бомбовыми ударами пикировщиков Ту-2 из его корпуса. На то, чтобы после их работы расчистить дорогу от бетонных глыб и битого камня, а также чтобы навести мосты через реки Хуньчунь и Туманная, у саперной бригады разграждения ушла вся ночь и большая часть утра. При этом разные мелкие недоделки на рубеже вражеской обороны устранили бойцы штурмовых бригад. Вчера, в ходе рекогносцировки, я побывал на взятых с бою японских позициях, и оказалось, что дорогу через японский укрепрайон для нас прокладывала знаменитая в узких кругах реэмигрантская штурмовая бригада генерала Деникина. Я об этом экзотическом формировании был премного наслышан, но лично до этого момента с господами офицерами не сталкивался. Впечатление у меня сложилось весьма благоприятное: господа офицеры и их молодняк, добровольно пошедший на войну, выглядели вполне бодро, а их командир над огромной, еще дымящейся воронкой, оставшейся от вражеского форта, в сердцах сказал мне:
– Знаете, Вячеслав Николаевич, только ради того, чтобы поучаствовать в этом деле, стоило идти на службу к господину Сталину. Ведь подумать только: сначала этот человек сторицей вернул все долги германцам, а потом решил рассчитаться с теми, с кого все и началось. Как говаривал генералиссимус Суворов, «мы русские – какой восторг!»
Я пожал плечами и ответил, благо нас никто не слышал:
– Служим мы, Антон Иванович, не товарищу Сталину, и даже не партии большевиков, которая сегодня сильна и могуча, а через пятьдесят лет может впасть в ничтожество. Наблюдал я этот процесс в своем мире. Служим мы с вами матушке-России, которая будет стоять так же вечно, как небо над головой и земля под ногами. И наш долг – обустроить ее наилучшим способом, победить ее врагов и встать на страже, чтобы и мысли ни у кого не возникло хоть в чем-то угрожать России. Я для себя все решил в самом начале. Голову оторву любому обормоту, и скажу, что так и было.
– Вот в этом вы правы, – вздохнул Деникин, – большевики – они такие: вчера они были одни, сегодня с Божьей помощью стали другими, а завтра их может и вообще не быть, а России стояла и будет стоять вечно, отныне и присно и во веки веков.
На этой оптимистической ноте мы тогда и расстались. Я увидел то, что мне было надо, и, коротко переговорив с Колей Бесоевым, вернулся в расположение своего корпуса, чтобы отдать команду готовиться к маршу, а Антон Иванович Деникин вместе с господами офицерами остались на занимаемом рубеже. А сегодня они снова идут в бой, который грохочет к западу от населенного пункта Хуньчунь, где наспех собранные японские резервы пытаются преградить нашим войскам путь к Кэнхынскому Уру, прикрывающему узел железных дорог. Там в воздухе непрерывно висят бомбардировщики и штурмовики, грохочет артиллерийская канонада, и штурмовые бригады идут в атаку, чтобы добыть себе славу, а всему советскому народу – Великую Победу. А мы, как и всякие нормальные герои, пока идем в обход. Эту дорогу через Тумэнь с возможность подвоза всего необходимого железнодорожным транспортом тоже разблокируют, но на два-три дня позже, и без нашего непосредственного участия. Мы к тому моменту уйдем далеко вперед, превращая поражение Квантунской армии в полный разгром всей Японской империи.
Если не считать Тайвань, Корея была первой японской колонией на материке; отсюда самураи сосали кровь и трудовой пот, здесь набирали в свои походные бордели женщин для утешения. Товарищ Ким на ломаном, но вполне понятном русском языке много чего рассказал нам с Леонидом Ильичом о привычках и обычаях «солнечных человеков», когда им не надо соблюдать европейские правила приличия. Одно дело читать такое в книжках, написанных профессиональным историками сухим академическим языком и совсем другое – слушать рассказы непосредственных свидетелей и участников событий. С одной стороны, мороз по коже, а с другой – желание вдавить эту мерзость гусеницами танков в местную землю, чтобы не было ее нигде и никак.
Посоветовавшись с Ильичом, мы решили правильно сориентировать бойцов, для чего устроили товарищу Киму и тем из его бойцов, кто хоть чуточку лепетал по-русски, цикл выступлений на политинформациях на общую тему «Кого мы идем воевать». Успех был ошеломляющий. Русский человек вообще отзывчивый, когда надо повоевать за справедливость, и к тому же в бойцах и командирах еще не остыла память о том, как мы давили такую же мерзость европейского разлива. Так что вперед и только вперед – до самого Пусана, конечного пункта нашего рейда.
И вот у нас все готово для того, чтобы на корню пресечь японские безобразия в Корее. Разведбат сбил японский заслон за рекой Туманной, саперы навели надежные мосты, по которым могут пройти тяжелые ИСы и восьмидюймовые штурмовые артсамоходы, а посему корпус входит в прорыв. Ревут моторы танков и БМП, по мерзлому каменистому грунту лязгают траки гусениц. Товарищ Ким сидит рядом со мной на броне командирской машины и крутит головой по сторонам. Пролом в японском УРе, учиненный для нас пикирующими бомбардировщиками и штурмовыми бригадами, приводит его в состояние непонимания и изумления. Корейским там, или китайским, партизанам с винтовками, ручными гранатами и в лучшем случае легкими минометами тут делать было нечего, а вот тяжелые штурмовые бригады при мощной артиллерийской и авиационной поддержке прорвали этот оборонительный