После этих слов Мехмеда Османова в гостиной наступила гробовая, какая-то даже испуганная, тишина. Доселе такие фундаментальные вопросы семейство Романовых-Куликовских с наместником Советов в Зоне Проливов не обсуждало. Просто не было повода. А тут, слово за слово, и тема вдруг встала ребром.
– Да ладно вам, Мехмед Ибрагимович… – смущенно кашлянул Николай Куликовский, стряхивая всеобщее оцепенение, – все это мы понимаем, не маленькие. Вы лучше скажите нам, что там дальше будет с Японией? Мы тут внимательно следим за сводками с Маньчжурского фронта, и, мягко выражаясь, не понимаем того что там творится.
И он указал гостю на большую настенную карту, где красной шерстяной нитью и английскими булавками была зафиксирована линия фронта на утро пятнадцатого февраля, в соответствии с сообщениями Совинформбюро.
– А чего тут может быть непонятного? – удивился полуобернувшийся старший майор Османов. – Обстановку вы нанесли верно. Оборона Квантунской армии в нескольких местах прорвана на всю глубину стратегического построения. Резервов для парирования нашего наступления у вражеского командования нет. Каждая японская группировка изолированно пытается сопротивляться неизбежному, а Сахалин и вовсе очищен от всяческого присутствия неприятеля. Еще несколько дней, и падут Цицикар, Харбин, Гирин, Мукден и Пусан, после чего настанет время готовить десанты на территории Японских островов. Ни пролив Лаперуза между Сахалином и Хоккайдо, ни Цусимский пролив между Кореей и островом Кюсю препятствием для нашей морской пехоты не являются. Вы сами были свидетелями тому, как оно все бывает. Раз-два, одна нога здесь, другая там. Командованию в Токио и самому императору о том тоже ведомо. И вот тогда безнадежность положения Японской империи станет понятна даже самому упертому генералу или министру, потому что, насколько нам известно, непосредственно на территории островов японских войск почти нет, большая часть японской армии или сражается на Бирманском фронте, или размазана по оккупированным территориям. Конец Второй Мировой войны, господа, виден уже невооруженным глазом.
– Мехмед Ибрагимович, вы думаете, что Япония просто выйдет из войны и капитулирует, не вступая в решающую схватку на своей территории? – спросил Куликовский.
– Мы не просто так считаем, – ответил Османов, – мы это знаем. Японский микадо – это не Гитлер, и воевать до последнего своего подданного он не будет. Почетная капитуляция перед силой неодолимой мощи входит в базовый культурный код японского народа.
Ольга встала и размашисто перекрестилась.
– Господи! – сказала она, воздев очи горе. – Благодарю тебя за то, что дал мне дожить до этого момента и увидеть, как будут отомщены все жертвы Цусимы и руины Порт-Артура…
17 февраля 1944 года. 22:45. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.
Присутствуют:
Верховный Главнокомандующий – Иосиф Виссарионович Сталин;
Начальник генерального штаба – генерал-полковник Алексей Иннокентьевич Антонов;
Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия;
Специальный консультант Верховного Главнокомандующего – комиссар госбезопасности третьего ранга Нина Викторовна Антонова.
После того как Василевский убыл на должность главкома Дальневосточно-Тихоокеанского направления, на его место в Генеральном штабе был назначен генерал-полковник Алексей Иннокентьевич Антонов, прежде (с начала июня 1942 года) занимавший должность начальника Оперативного Управления Генштаба. Если Генштаб – это мозг армии, то его Оперативное Управление можно сравнить с лобными долями, в которых сосредоточен весь армейский интеллект. Прежде чем занять этот пост, генерал Антонов выполнял обязанности начальника штаба Юго-Западного направления (операция «Полынь») и Представителя Ставки на Брянском фронте во время проведения Брянско-Орловской наступательной операции. Вот это была настоящая синекура: Горбатов и Бережной все сделали сами, и Представителю Ставки оставалось лишь своевременно осведомлять Верховного Главнокомандующего о ходе событий.
А дальше, уже в должности начальника Оперативного отдела Генштаба, генерал Антонов принимал непосредственное участие в разработке всех стратегических операций советско-германского фронта – от плана «Орион», осуществившего коренной перелом в ходе войны, до операции «Прометей», поставившей жирную точку в существование Третьего рейха. И Маньчжурскую наступательную операцию разрабатывал тоже он, а потом, заняв высший пост в армейской иерархии, с первого дня осуществлял непосредственный контроль за ее проведением. Начиная с девятого февраля, генерал Антонов каждый вечер приезжал в Кремль с докладом о текущих изменениях обстановки. С самого начала все пошло именно так, как и задумывалось, а кое-где наступление осуществлялось даже с опережением графика.
В центре полосы ответственности Второго Забайкальского фронта мехкорпус ОСНАЗ генерала Лелюшенко в первый день войны пересек фактически неохраняемую границу в районе н.п. Нобон-Сумэ, и, не имея перед собой значительных сил противника, сразу же вышел на оперативный простор. Охранявшую границу с Монголией 2-ю японскую кавалерийскую дивизию при попытке отступить настигли передовые подвижные отряды на БМП-42 и при поддержке с воздуха полностью ее уничтожили. Уже к исходу одиннадцатого числа (то есть через двое суток после начала операции) передовые бронегруппы сбили японские заслоны на перевалах через хребет Большой Хинган и установили за ними полный контроль. И сразу же за танкистами и мотострелками по проложенным в промерзшей степи путям походными колоннами на американских грузовиках «Студебеккер» двинулись вперед войска 53-й армии. К исходу четырнадцатого февраля ее стрелковые дивизии развернулись в боевые порядки на линии Байчен, Тюцюань, Лубэй, Линдун, а механизированные части корпуса Лелюшенко, остановившиеся на этом рубеже на дозаправку и техосмотр, рванули дальше, к следующим рубежам и грядущим победам. На втором этапе наступления половиной своих сил[25] мехкорпус Лелюшенко наступал в направлении на Чаньчунь-Гирин, а второй половиной- на Шэньян (русскому читателю более известный как Мукден).
Одновременно с мехкорпусом Лелюшенко на правом фланге Второго Забайкальского фронта монгольскую границу пересекла конно-механизированная армия Буденного, усиленная двумя дивизиями монгольских цириков, а следом за ней по проторенным путям в походных колоннах двинулась вперед 17-я армия, к четырнадцатому числу развернувшаяся в боевые порядки на рубеже Линдун, Лунчси, Долоннор. В сражениях на перевалах южного Хингана советско-монгольская конно-механизированная группировка при поддержке авиации нанесла поражение 1-й японской кавалерийской дивизии, отбросив ее остатки к опорным пунктам в городах Кайлу и Чифын.
При этом на правом фланге, в окрестностях города Долоннор, советско-монгольские авангарды столкнулись с кавалерийскими частями, подчиняющимися правительству марионеточного «монгольского» государства Мэнцзян[26], и после хорошей трепки отбросили их в сторону Калганского УРа. Дело решило массовое применения на советской стороне легкой самоходной артиллерии и боевых машин пехоты в качестве средств огневой поддержки, при том, что в составе прояпонских марионеточных войск, предназначенных для подавления крестьянских бунтов, полностью отсутствовало любое тяжелое вооружение и артиллерия.
Вследствие этого боестолкновения в армии Мэнцзяна произошел бунт, и большая ее часть перешла на сторону китайской народно-освободительной армии, части которой с началом советского наступления также двинулись в северо-восточном направлении из советского района Шэнси-Ганьсу на Пекин. В том же направлении после короткой перегруппировки и отдыха конского состава выступили части советско-монгольской конно-механизированной группы. Именно в Пекине должны были произойти историческая «встреча на Эльбе» союзников по антияпонской коалиции и одновременно провозглашение претензий коммунистического правительства на власть во всем Китае. Никакого продолжения гражданской войны на территории великого южного соседа послевоенные планы товарища Сталина не предусматривали. Американцы в момент разборки Японской империи на запчасти находятся очень далеко, а потому господину Чан Кайши дали понять, что ему лучше по-хорошему собирать манатки и уматывать в эмиграцию в любом угодном ему направлении, ибо так решили Коминтерн и советское правительство.
На левом фланге Второго Забайкальского фронта в тылу наступающих войск остался Халун-Аршанский укрепрайон, с первого дня операции подвергавшийся ударам советской авиации. В дальнейшем, в течение трех суток с начала операции, этот УР был полностью блокирован стрелковыми и штурмовыми частями 39-й армии, фланговые ударные соединения которой, замыкая кольцо окружения, соединились в городке Улан-Хото (Ванъемяо). Полная ликвидация окруженной японской группировки завершилось уже к утру тринадцатого февраля, а утром четырнадцатого походные колонны высвободившихся советских стрелковых дивизий приступили к совершению рокадного маневра в общем направлении на Шэньян (Мукден) и далее на Порт-Артур…
На правом фланге Первого Забайкальского фронта, в полосе ответственности 36-й армии, уже к вечеру одиннадцатого февраля вокруг японских войск в Хайларском выступе сомкнулось кольцо окружения. В то же время в течение первых трех суток операции приграничный Чжайланор-Маньчжурский УР был разбит артиллерией особой мощности вдребезги, взят штурмом и зачищен. По прошествии пяти дней, понадобившихся в основном на ремонт железнодорожных путей и подтягивание транспортеров с морскими орудиями особой мощности, такая же судьба постигла и Хайларский УР, где на утро семнадцатого февраля еще велись бои за отдельные оборонительные сооружения (но все это уже бессмысленное трепыхание). Советские войска полностью подавили организованное сопротивление частей японского гарнизона, идет зачистка территории штурмовыми бригадами, гарантирующими, что после них японцы будут только мертвыми или пленными. Основные силы 36-й армии после перегруппировки на рубеже, сбив с позиций на перевалах войска 119-й пехотной дивизии, продолжают наступление в общем направлении на Цицикар, взятие которого ожидается к вечеру семнадцатого числа – то есть это город уже должны были взять, только эта информация до Кремля пока не дошла.