Ну вот, успокоил себя перед делом, ввел в боевой настрой, а теперь можно идти встречать «гостей». Из-за отсутствия в непосредственной близости от города подходящего аэродрома японская делегация прибыла на четырехмоторной летающей лодке «Кавасаки» – в одном лице и воздушный, и морской транспорт. Видимо, экипаж данной конкретной каракатицы уже не раз летал по этому маршруту, потому что посадка он совершил довольно уверенно, и летающая лодка без всяких дополнительных указаний сразу подрулила к причалу, заглушив моторы. Наши морпехи, ничуть не меняясь в лице, закрепили брошенные швартовы и подали на летающую лодку трап. Добро, как говорится, пожаловать на переговоры о капитуляции.
Официальным главой японской делегации считался маршал Хадзимэ Сугияма – насколько я понимаю, эта участь была суждена ему японским императором за какие-то прошлые грехи. Но я вижу, что этот человек – всего лишь ярко разряженная кукла с говорящей головой. Главную роль в японской делегации играл Минору Гэнда – всего лишь капитан первого ранга, и в то же время человек бесконечно более авторитетный и пользующийся доверием неофициального диктатора адмирала Ямамото. У маршала Сугиямы, насколько мне известно, в военное время не складывалось ни с тактикой, ни со стратегией, а Минору Гэнда был разработчиком тактических планов первого и второго ударов по Гавайям, а также высадки в Панаму. В нашей делегации, помимо меня, в переговорах принимали участие Леонид Брежнев и Иса Санаев. С ними мы начинали свой путь два года назад в Крыму, с ними же и заканчиваем его на корейской земле.
После обязательной церемонии приветствия (все же мы не варвары, и понимаем, что такое этикет) японской делегации были поданы автомобили для поездки к месту расположения моего штаба. При этом с маршалом Сугиямой я поздоровался по-европейски, холодно, лишь с минимальной долей вежливости, а вот настоящего главу японской делегации приветствовал поклоном и словами – частью по-японски, частью по-английски:
– Коничива, Минору-сан, я очень рад, что вы здесь, и теперь мы больше не смотрим друг на друга через прорезь прицела. Вы великий воин, деяния которого вызывают большое уважение.
– Здравствуйте, Вячеслав Николаевич, – на ломаном русском языке сказал Минору Гэнда, но потом перешел на английский, – я тоже рад приветствовать великого воина, победившего огромное множество врагов. Хотелось бы спросить: вы тоже не любите янки и лаймиз?
– А кто любит людей, которые хотят соблюдать только свои интересы? – вопросом на вопрос ответил я. – В этом мире путем стечения некоторых обстоятельств и совместными усилиями двух наших стран нам удалось оставить их запертыми на американском континенте, а вот у нас дома эта расплодившаяся саранча стала угрозой для всего живого.
– Так вы считаете, что в какой-то мере наши страны даже были союзниками? – удивился мой собеседник. – Так почему же вы тогда объявили нам войну, убили множество японских солдат и сокрушили Квантунскую армию?
– А потому, дорогой Минору-сан, что наши интересы совпадали только в плоскости противостояния Североамериканским Соединенным Штатам, а во всех остальных проявлениях своего существования Японская империя представляла для нас смертельную угрозу. Мы помним как о вероломном японском нападении на Россию сорокалетний давности, так и о совсем недавней Нанкинской резне, когда множество мирного китайского населения было убито японскими солдатами безо всякой пощады. В нашем распоряжении есть материалы секретного «отряда 731», готовившего планы наступательной бактериологической войны против Советского Союза. Нет, с такими оппонентами, как вы, переговоры можно вести только после того, как у них будут переломаны руки и ноги, а также выбиты все зубы.
– А вы суровы, Вячеслав Николаевич, – покачал головой Минору-сан, – но я принимаю ваши аргументы – настоящие самураи всегда оплачивают долги чести и смело смотрят в лицо поражению.
– Все дело в том, Минору-сан, – сказал я, – что у меня тоже есть долг чести перед моими детьми. Я должен оставить им спокойный и безопасный мир, а не горнило бушующих войн и повсеместных американских интервенций. Представьте себе: вот была мирная страна, которая ни на кого не думала нападать, не устраивала Перл-Харборов и Нанкинских инцидентов, но однажды над ней появляются американские бомбардировщики и вбивают мир и покой в прах – только потому, что эта страна владеет чем-то, что требуется американским капиталистам, и не хочет отдавать это по-хорошему. Чтобы противостоять такому, мы готовы на самые тяжелые меры.
– Вы ударили нам в спину, чтобы не допустить нашей капитуляции перед янки? – с горечью в голосе спросил Минору Гэнда. – Ну что же, я признаю и этот ваш аргумент. Теперь скажите, к чему нам готовиться и насколько суровы будут ваши требования при заключении мира?
– Наши требования просты и интуитивно понятны, – сказал я. – Японская армия уходит со всех оккупированных территорий, включая Формозу-Тайвань, передавая власть нашим деколонизационным администрациям, после чего полностью демобилизуется, а Южный Сахалин и Курильские острова отходят к Советскому Союзу по праву завоевания. Во всем остальном мы собираемся вмешиваться в вашу внутреннюю жизнь лишь самым минимальным образом. Мы требуем, во-первых, включения вашей страны в оборонную и экономическую сферу Советского Союза. Во-вторых – принятия прогрессивного трудового законодательства и разрешения деятельности коммунистических и социал-демократических партий. В-третьих – люди, совершившие военные преступления должны быть преданы суду Международного трибунала. В убийствах и истязаниях безоружных и беззащитных нет никакой воинской доблести, а потому эти люди должны быть подвергнуты справедливому суду и неизбежной казни. Впрочем, нас устроит, если по японскому обычаю они сами осудят себя, сами вынесут приговор и принесут извинения даже не вашему императору, а всему миру, которому они причинили зло. В-четвертых – мы требуем отставки ныне действующего правительства и парламента, назначения временной военно-гражданской администрации и после окончания переходного периода проведения новых выборов. При этом, заключая соглашение на текущем рубеже, мы не покушаемся на устои японского общества и не требуем отказа от признания божественного происхождения вашего императора. Пока мы стоим на своем берегу Японского моря, а вы на своем, мы не потребуем жесткой оккупации японских островов. Наши военные миссии будут наблюдать за соблюдением указанных вам правил поведения, и не более. Японская нация достаточно дисциплинированна для того, чтобы мы могли положиться на ее добросовестность.
– Скажите, а что вы планируете сделать с нашим флотом и лучшими в мире морскими летчиками? – спросил Минору Гэнда.
– Насколько мне известно, ваш флот устарел и сильно изношен, – сказал я. – И в то же время мы признаем, что японские моряки и морские летчики имеют значительный опыт противостояния сильному врагу. Поэтому часть флота, уже не способная играть хоть сколь-нибудь значащую роль в войнах будущего, будет демобилизована и пущена на иголки, другая часть останется в строю, только их команды наряду с присягой вашему императору должны будут поклясться в верности Советскому Союзу. Те, что не захотят это сделать, должны демобилизоваться и искать себя в мирной жизни.
– Хорошо, Вячеслав Николаевич, – поклонился мне Минору Гэнда, – такие условия почетного мира с сильнейшей державой мира нас вполне устраивают.
Переговоры на этом можно было считать законченными. Представитель императора Хирохито и адмирала Ямамото сказал свое слово – значит, все прочее будут играть заданную нами мелодию. Осталось вскрыть красный пакет № 1, извлечь из него Проект мирного соглашения, и подписать в нужном количестве мест при минимальном обсуждении. И все, потом все смогут выдохнуть, потому что война будут окончена.
25 февраля 1944 года. 17:35. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.
Присутствуют:
Верховный Главнокомандующий – Иосиф Виссарионович Сталин;
Председатель Совнаркома и Нарком иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов;
Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия;
Специальный консультант Верховного Главнокомандующего – комиссар госбезопасности третьего ранга Нина Викторовна Антонова.
– Итак, товарищи, – торжествующе сказал Верховный, – сегодня утром на связь вышел товарищ Бережной и сообщил, что подписал с представителями императора Хирохито почетную капитуляцию Японской империи и преламинарный мирный договор. Вторая Мировая Война закончена решительной победой советского народа и коммунистической идеи.
Антонова, услышав эту новость, лучезарно улыбнулась, а Берия и Молотов, которые были не в курсе интриги с почетной капитуляцией в паузе между первым и вторым этапом боевых действий, ошарашенно переглянулись. Молотов даже издал какой-то сдавленный звук, будто хотел спросить: «Как же так, почему без меня?»
– Не кипятись, Вячеслав, – остановил Сталин возмущение своего старого соратника, – это мы дали товарищу Бережному соответствующие полномочия и необходимые инструкции, а он исполнил то, что необходимо, не отклоняясь ни на полшага. Это была специальная операция такого высокого уровня секретности, что о ней на советской стороне знали только три человека: товарищ Сталин, товарищ Антонова и товарищ Бережной. На японской стороне список посвященных был не длиннее: император Хирохито, адмирал Ямамото и их доверенный человек, капитан первого ранга Минору Гэнда, который съездил в Москву и провел тайные переговоры с товарищем Антоновой, а уже она поставила в известность товарища Сталина. Люди, обратившиеся к нам с японской стороны, были готовы обойтись вообще без всяческой войны, ибо трезво оценивали сложившуюся ситуацию и соотношение сил. Но японцы – это хоть и большие, но очень жестокие дети, и намерение их властителей уступить, даже не попытавшись оказать сопротивление, привела бы к бунту и потрясению основ. Поэтому мы решили, что для Японской империи есть четыре варианта развития событий. Почетный мир – до начала нашей десантной операции, жесткий вариант – после высадки десанта, безоговорочная капитуляция – если наши войска будут стоять у порога вражеской столицы, и полная ликвидация государства – после захвата Токио и подавление остатков сопротивления. Как видите, микадо выбрал первый вариант, потому что никакого сомнения, что мы сумеем довести дело до конца, не было ни у нас, ни у японцев. Судьба Германии была у всех на виду.