Пока Молотов усваивал полученную информацию и приходил в себя, Берия призадумался. Впервые после его возвышения до уровня наркома внутренних дел Сталин не стал ставить его в известность об операции такого масштаба. Что это – знак недоверия или простое нежелание расширять круг посвященных сверх насущной необходимости? Ведь он захотел бы перепроверить информацию, соответствующим образом сориентировал бы своих людей, и этот интерес могла бы обнаружить японская разведка. Вот тогда число причастных к тайне стало бы расти в геометрической прогрессии. И вообще, никакая это уже была бы не тайна. Но все равно, однако, неприятно – вплоть до холодка между лопаток. А вдруг? Незаменимых у нас нет, как говорит сам Коба. Точнее, незаменимым он считает только себя, и пришельцы из будущего лишь укрепили в нем это убеждение. Из круга старых соратников Сталин теперь доверяет только самому Берии и Молотову, и то, как показывает последняя его выходка, весьма ограниченно. Новые люди в окружении, новые идеи – точнее, возрождение и усиление старого замысла Красной Империи, казалось бы, надежно похороненного под толстыми наслоениями марксизма-ленинизма… Будет ли в этой Красной империи место для него и подобных ему националов? Конечно, будет, ибо и сам Вождь, и приближенные к нему пришельцы делят людей не по национальным, а по идеологическим сортам…
– Лаврентий, – прервал эти размышления вождь, – а ты почему молчишь?
– Я в восхищении, – развел тот руками. – Провернуть такую масштабную операцию при полном сохранении тайны дано не каждому…
– Мы, старые большевики, умеем хранить тайны, – сказал Сталин, – да и японская нация тоже не из особо разговорчивых. Император Хирохито предложил нам взаимовыгодную игру, мы ее приняли. Есть мнение, что немалое влияние на умонастроение японского императора и его верного клеврета адмирала Ямамото оказала затеянная товарищем Антоновой игра в Совладение. Японское руководство поняло, что по завершении войны в Европе мы не собираемся вступать в немедленную схватку за господство над миром с Североамериканскими Соединенными Штатами, но, вполне вероятно, захотим очистить свой задний двор от разных неприятных личностей. И именно осознание этого факта заставило японского императора искать выхода из безвыходной ситуации. А нам в то же время нужна была победа и спокойствие на дальневосточных границах, но не нужны были дополнительные потери в людях и полное разрушение страны, в любом случае отходящей в сферу нашего политического, экономического и военного влияния. Вы только представьте себе, сколько похоронок не придет в наши советские семьи благодаря этой блестяще проведенной военно-дипломатической операции…
– А я, Коба, – сказал Молотов, – представляю, как на это отреагирует Рузвельт. Для него это известие будет как удар лопатой по затылку. Военная истерия в разгаре, основная масса линкоров и авианосцев в достройке – и тут в связи с наступлением мира Конгресс резко урезает военные расходы. И все – здравствуй, новая Великая Депрессия, ибо мир больше не нуждается в поставках американских товаров ни военного, ни гражданского назначения, ведь европейская и японская промышленность достались нам в почти не поврежденном виде и день ото дня только наращивают производство. Кстати, что мы будем делать с техникой, поступившей в Советский Союз по ленд-лизу – отдадим обратно или будем оплачивать?
– Проблемы Рузвельта нас волнует в наименьшей степени, – хмыкнул Сталин, – примерно так же, как проблемы негров беспокоят старого американского шерифа. Сумеют выбраться из этого положения – молодцы, не сумеют – плакать никто не будет. Что касается техники, полученной нами по ленд-лизу, то мы должны оставить себе все, что можно использовать в мирное время в народном хозяйстве, а остальное можно возвращать, поскольку для решения всех возможных оборонных задач нам хватит оружия собственного производства.
– И авианосцы с эсминцами тоже вернуть? – быстро спросил Молотов. – Флотские будут резко против. Своих кораблей такого класса у Советского Союза еще совершенно недостаточно.
– Корабли возвращать не надо, – веско сказал Сталин. – Тем более что они уже оплачены передачей американцам некоторых технологических секретов гражданского и военного назначения, а иначе не видать бы нам их как собственных ушей. А теперь я хотел бы услышать, что нам по этому поводу скажет товарищ Антонова…
– Этот день, товарищ Сталин, мы приближали как могли, – ответила Антонова. – Многие из наших товарищей погибли, другие были ранены, но теперь, оценивая случившиеся мировые изменения, я могу сказать, что мы хорошо сделали свое дело. Победа в войне одержана, теперь надо, не расслабляясь, выиграть для Советского Союза мир.
– И это верно, – кивнул Сталин, – нам предстоит такая тяжкая работа по переустройству и усилению Советского Союза, что любая война на ее фоне покажется легкой прогулкой. Главные трудности у нас еще впереди.