— Она утверждает, что мужчина, которого я держу в Сфере и которого ты называешь братом, твой любовник.
Это, безусловно, не может быть хорошо.
Джин, Имани, правда
Для Медузы ненависть к Марлен была таким же естественным процессом, как дыхание.
Сначала это чувство было сродни легкой зависти, но чем старше Медуза становилась, тем сильнее ненавидела лисицу.
Лисица была глупа. Она защищала тех, дружба с кем не приносила никакой выгоды. Она не стремилась на Млечную Арену. Она была своевольна, но ей это своеволии почему-то сходило с рук. Она была неправильная! Но!
Рей её любил, больше, чем остальных своих учениц и, безусловно, больше, чем саму Медузу. Медузу — а она была достаточно сообразительна, чтобы это понять, — Рей терпел, не более.
На стороне Марлен были высшие гонщицы. Медуза до сих пор наливалась краской ярости, вспоминая, как ей досталось от Имани за какую-то невинную шутку над дурочкой Марлен.
Шутка это была, шутка! Но Имани взбесилась и устроила Медузе публичную порку! Унизила при всех!
Но, как ни странно, обида на Имани со временем почти стерлась. Возможно, потому, что вся её ненависть была направлена на Марлен и только на неё.
Когда Медуза узнала, что Доган Рагарра выбрал Марлен себе в любовницы — умудрилась сорвать свою кровать в общей спальне с петель в полу, и перевернуть её верх дном. Это было сделать очень нелегко, а потому все, кто стал свидетелем буйства Медузы, теперь боялись ей и слово поперек сказать. Медузе это было только на руку — меньше будут лесть на рожон, когда не надо.
Медузу душил гнев. О Марлен говорили все, кому не лень, из недогонщицы она превращалась в живую, твою ж мать, легенду!
Медуза завидовала, и была достаточно самокритична, чтобы принять этот факт. Но, понимая, что завидует, она постаралась в собственных глазах очернить Марлен, дать объяснение собственному недостойному чувству. Дала.
Лисице всё давалось легко. Она будто бы и не была частью их мира, будто и не была гонщицей. Смотрела на гонщиц, как на каких-то зверушек. Сама была гонщицей, но каждым своим движением, каждым словом показывала, что выше, лучше, красивее.
А не была! Не была ни лучше, ни красивее, еще и нарывалась постоянно на неприятности!
И все же, Медуза не могла не следить за её жизнью. И хотела бы, но не могла. Взгляд Медузы, стоило Марлен оказаться вблизи, будто прикипал к ней. Вроде бы случайно, а вроде бы и нет.
Когда Медуза увидела пленников, завезенных в город, она поняла, что настал её час. Потому что в одном из пленных Медуза узнала мужчину, к которому несколько раз Марлен сбегала. И что-то ей подсказывало, что Догану Рагарре эта информация не понравиться.
Сразу после «праздника», когда всех пленных увели, Медуза направилась в ОГЕЙ-Центр. Стоило заикнуться, что у неё есть информация, касающаяся новой фаворитки Догана, как её тут же отвели в отдельный кабинет.
Медуза рассказала всё, что знала. Мужчина с усами (ящерр) её выслушал, потом куда-то ушел. Когда вернулся — продолжил допрос, в этот раз задавая много уточняющих вопросов. Затем еще и кровь на анализ взял.
Медузы не было стыдно признаваться в том, что она следила за Марлен, и именно таким образом узнала о встречах лисицы с пленником. Единственная запинка случилась на вопросе «Зачем». Зачем следила за Марлен?
Медуза и сама, не знала, зачем. Завидовала, разве этого мало?
Выйдя из праздничного, обутого в цветы ОГЕЙ-Центра, завистливая гонщица с чувством выполненного долга направилась обратно в Штольню. Пешком, так как машин ей никто не дарил! Пока!
Спустилась в поддон, откатила рукав, чтобы всем было хорошо видно её браслет. Не дошла — её резко дернули в сторону, в какую-то подворотню.
— Аааа!
Медуза начала брыкаться, но захват был слишком сильным.
— Здравствуй, девочка.
Голос был легко узнаваем. Медузу толкнули, она упала. Огляделась — её загнали в угол.
— Здравствуй, Джин, — ответила Медуза. По спине расползался страх.
Рядом с Джин находилась Имани. Молчала, но её улыбка Медузе не понравилась. Правду про неё говорили, обезьяна с гранатой.
Обе женщины взирали на Медузу сверху-вниз.
— Чего молчишь, девочка? — спросила Джин глумливо. — Язык проглотила?
— Я…
— А когда жаловаться шла, смелее была, не так ли?
Медуза испуганно шарахнулась. Мягкие слова немягкой женщины шарахнули по нервной системе.
— Ну, рассказывай, что ты им наплела. И учти: я скоро получу расшифровку вашей беседы, так что не зли меня враньём.
Медуза рассказала, приняла верное решение не злить. По мере рассказа, лица гонщиц становились все строже, злее. Но Медуза, хоть и была напугана, не понимала до конца, в чью игру влезла, чьи планы нарушила. Она не понимала последствий своего поступка.
— Знаешь, милая, — ласково сказала Джин, — зависть — это плохо.
Пока Имани перерезала Медузе горло, Джин нервно выкуривала вторую сигарету.
— Мда, — к Джин подошла Имани. Вытерла измазанные в крови руки, вытащила сигару, тоже закурила. Некоторое время женщины молчали.
— Плохи дела.
Дела были действительно плохи. Одно дело — рассказать Догану, что у Марлен есть брат, и другое — что они регулярно виделись с этим братом в доме у Дамира. Начнут рыть, как Та-Рассу удавалось попадать в город и оставаться незамеченным, а там и к Вознице…
— Начнут рыть, — апатично сказала Имани. Будто мысли читала.
— Ясное дело — начнут.
Джин докурила сигарету. Кинула её на землю и потушила острым носком туфель. Вздохнула и подумала, что ей самой надо было перерезать этой мелкой дряни горло. Может, злость бы хоть немного поутихла.
— Надо Марлен вытаскивать.
— Да уж, — хмыкнула Джин. — Надо. Он её убьет на почве ревности, если еще не убил.
Херовый день, херовый год, херовая жизнь, думала Джин устало.
— Как же всё не вовремя. И Та-Расс, и эта завистливая дрянь.
Женщины переглянулись. Обе боялись сказать вслух то, что их пугало больше всего.
Они знали: Доган лисице не поверит. Анализ крови уже был сделан, и он показал, что они с Та-Рассом не родные. А теперь еще и показания Медузы.
— А если он её действительно… — Имани не договорила.
— Тогда Возница нас прикончит, — скривилась Джин. Определённо, надо было самой эту Медузу прирезать. Вдруг бы полегчало.
— Будем Марлен вытаскивать?
Джин бы хотелось ответить утвердительно. Она беспокоилась о своей маленькой подруге. Но решала судьбу Марлен не Джин, и даже не Возница.
— Нужно с Вирославой поговорить. Она решает.
Имани вытащила из пачки последнюю сигарету.
Решение
Догану было физически плохо.
Он был почти готов поддаться своим чувствам, почти наплевал на всё, во что верил, признал ЕЁ своей.
Когда Марлен попросила спасти её брата — у него и тени сомнения не возникло, что поможет. А ведь брат так называемый — повстанец, таких вешать и обезглавливать надо без суда и следствия. А он был готов помочь, потому что она, неприхотливая, тихая, его об этом попросила. И поверил, что незнакомый мужчина действительно является её родственником, хотя её слова нельзя доказать.
Доган втолкнул свою гонщицу в спальню и резко захлопнул за собой дверь. Дверь была тяжелая, и чтобы получился громкий звук, нужно было приложить немало усилий. Именно он, этот проклятый звук, выдал ярость Догана с головой.
Лисица затравлено оглянулась. Накатила горечь: она почти научилась не бояться этой комнаты, почти поняла механизм действия искренней улыбки в присутствии Догана. И вот: снова страх. Накатила горечь.
— Сядь.
Он усадил её в кресло, а сам опустился на корточки рядом с ней. Послышался едва слышный шорох — хвост, что медленно «отделялся» от позвоночника. У Марлен от страха дух перехватило.
— Пожалуйста, — прошептала на грани слышимости.
— Что? О чем ты просишь, Марлен?
Он редко называл её по имени. Чаще использовал незамысловатое «гонщица».
— О чем ты просишь, Марлен? Не убивать твоего любовничка?
Его хвост нежно погладил её руку. Марлен ощутила структуру чешуек. Подумалось, что если бы она погладила змею, чувства, наверное, были бы такие же. Она не смогла сдержать дрожь отвращения.
— Неприятно? — его насмешливый голос.
— В чем ты меня обвиняешь? — спросила Марлен приглушенно. — Что сказала Медуза?
— Так ты знаешь ту гонщицу?
Он положил руки ей на колени, и слезка развел её ноги. А самому хотелось выть от отчаяния. Он ей почти поверил. Он был готов жить с ней, быть с ней, а она…
— Я знаю Медузу, — ответила Марлен, прикрыв глаза. По её коже то и дело пробегали мурашки. — У нас с ней случались конфликты.
— Какие? — вкрадчиво спросил ящерр, поглаживая внутреннюю сторону её бедра.
— Бытовые, — послышался нервный смешок. — Медуза считала, что мне всё давалось слишком легко.
— Возможно, так и было.
Его руки отвлекали. Это было так унизительно, он даже поговорить с ней не соизволил. Обвинил, а она до сих пор не знает, в чем именно.
— Что я сделала не так, Доган? — спросила Марлен, положив свои ладони поверх его, останавливая движение. — Что сказала Медуза? Прежде чем выносить приговор, по крайней мере, скажи, в чем ты меня обвиняешь.
— Она сказала, что несколько раз следила за тобой. Видела того мужчину у твоего дома. Более того, анализ доказывает, что вы не родственники.
— Я не спала ни с кем, кроме тебя. Ты ведь знаешь.
— Знаю, — согласился ящерр. — Но иногда, чтобы любить мужчину, не обязательно с ним спать. Ты, судя по всему, очень дорожить этим повстанцем.
— Доган, что бы кто ни говорил, он мне брат, и я не обманываю тебя в этом. Доган, послушай меня…
Она положила руки ему на плечи. Марлен была напугана предстоящим разговором, но не могла не попытаться объяснить. Надежда не умирала — вдруг получится.
— Ты не можешь не знать, что я с ним не спала… Мою жизнь контролировали с малолетства. И он мой действительно брат. Но даже если бы мы не были братом и сестрой, и я была в него влюблена… допустим.