Мальчишка, что был повинен в аварии, при столкновении оказался повален на землю. Но он быстро поднялся, и испуганно уставился на ящерра.
— Извините меня!
Подросток засуетился, подходя к Догану и по-панибратски руками начиная осматривать его плечи на предмет ранений. Марлен, видя это, мысленно содрогнулась: ой, что сейчас будет. Она видела, как к ним сквозь толпу приближается приставленная к ним охрана.
— Пожалуйста, извините, — вещал тем временем мальчишка. — Давайте я вызову скорую? Пожалуйста, извините…
У Марлен в голове пластинку заело: что сейчас будет, что сейчас будет, ой, что сейчас будет…
И тут лисица увидела невероятное: Доган дал почти незаметную для глаз команду своим людям, чтобы те не приближались, и растянул губы в приветливой (Доган — в приветливой!!!) улыбке. Глянул на мальчишку покровительственно.
— Ты чего такой неосторожный? — спросил главный судья Мыслите у виновника аварии. — Как так можно?
— Извините, — покаялся мальчишка. — Я только сегодня купил доску, копил на неё долго, и не рассчитал… пользоваться пока нормально не умею.
Марлен пригляделась к подростку: он был земной, и он, несомненно, чувствовал вину за причиненные неудобства, но чего в его глазах не было, так это страха. Мальчишка был огорчен, но не напуган. Именно это так сильно поразило Марлен.
Страха не было.
Если бы нечто подобное случилось в Мыслите… Да не случилось бы подобное в Мыслите! Те земные родители, что могли себе позволить купить ребенку доску, ни за что бы этого не сделали, чтобы не вызывать у толпы чувство зависти. Состоятельных земных людей в Мыслите было немного, а те, что были, старались не жить напоказ, тщательно скрывая свой достаток. Зависть толпы — это разрушительная сила, которая чуть что — сорвется с берегов.
Но если бы по глупости, в Мыслите земной ребенок таки врезался в ящерра — это было бы нечто на грани катастрофы. Здесь же это оказалось действительно всего ишь недоразумение. Никто парнишку в тюрьму не тащил, да и сам Доган, казалось, совершенно не злился.
Марлен подошла к своему ящерру и тронула его за плечо. Она испытывала какую-то странную растерянность.
Доган еще раз небрежно отругал мальчишку, тот в ответ пообещал вести себя осмотрительнее и, еще раз извинившись, ушел, напоследок оставив своей номер страховки «на всякий случай».
У Марлен же был шок. До неё дошло, что есть на планете город, где земные люди не бояться ящерров. Не бояться!
— Я не понимаю, — произнесла она растерянно. — Я не понимаю, как такое возможно.
Доган взял её за руку, и поцеловал.
— Ты можешь сделать нечто подобное в Мыслите. Как оказалось, для этого нужно менее четверти столетия.
Обескураженная Марлен смотрела на Догана, безуспешно пытаясь усмирить яркую проклятую мысль: а что, если… если она даст ему тот самый шанс, о котором Доган просит? Что, если согласиться?
Другой, чужой Доган
Затем Доган повел её в какое-то кафе, где советовал, какую выпечку выбрать. Продавщицы за прилавком были земными женщинами, они приветливо улыбались что Марлен, что Догану. Никакого раболепия, лишь вежливая учтивость, свойственная работникам сферы услуг.
Лисица (в тот момент они уже сделали заказ, и ящерр пошел забирать заказанную выпечку) чуть не поперхнулась чаем, увидев, как Доган флиртует с кассиршей. Флиртует! И девчонка ему отвечала, пусть робко, но глаза её горели.
Что за хрень творится! — думала лиса. Она пыталась анализировать собственное поведение, но как тут анализировать, когда Доган продолжает эту дурацкую беседу с девчонкой, вместо того чтобы забрать свой поднос, и вернуться к ней, к Марлен.
Когда он таки вернулся, она швырнула в него салфеткой. Доган лишь хмыкнул в ответ.
— Тебе налить чаю?
— Ты больной?
— Неплохой вывод, — снова хмыкнул, а затем — скотина такая — усмехнулся. — Не переживай, я тоже иногда ревновал, Вира и об этом позаботилась.
— Точно больной, — резюмировала женщина. — Что это за цирк?
— Насчет цирка… Марлен, ты хочешь пойти в цирк?
Лисица швырнула в него еще одной салфеткой.
— А не пошел бы ты..!
Они пошли на выступление в цирк. Так были акробаты, там были гонки, там были певицы и певцы, и даже целый хор. Там была непривычная для Марлен еда. Ей там было хорошо. Она увидела Догана с другой стороны, очень новой и очень интересной. Оказывается, живодер умел шутить! Во время шоу, его комментарии вызывали у неё приступы неконтролируемого смеха. И стирались понемногу те барьеры, что Марлен со всех сил пыталась на себе удерживать. Будто болты, отвинчивались ограничения от её тела и мыслей.
После шоу, когда Доган спросил у лисицы о впечатлениях, Марлен довольно зажмурилась и, доев остатки сладкой ваты, резюмировала:
— Это было недурно… но и в подметки не годится Млечной Арене. Мы все же — лучшее развлечение.
Он вмиг из легкомысленного юнца (плевать, что хвост и кожа с серебристым отливом) превратился в того Догана, который судья.
— Марлен… на Арене больше никто не будет умирать. Всё можно изменить.
Она заглянула ему в глаза (в последнее время она это делала слишком часто), и сказала невпопад:
— Доган, ты хочешь меня?
Чего кто хочет
Лисица, прятавшаяся внутри её тела, довольно потянулась, наблюдая, как вытягивается лицо скупого на эмоции судьи.
— Что?
— Тебе непонятен мой вопрос?
— Ты знаешь на него ответ, — спокойно ответил Доган, и лишь он знал, как тяжело ему этот «покой» дался. — Марлен… Я бы не хотел, чтобы ты перегибала палку, играя со мной в игры. Именно это ты сейчас пытаешься делать.
Марлен подошла к ящерру, наклонилась к его шее, и резко втянула в себя его запах, чем вызвала у ящерра еще большее удивление.
— Пытаюсь. Но ты, как оказалось, тоже любитель поиграть. Зачем ты так себя вёл в той кофейне? С той девушкой? Пытался заставить меня ревновать? Если да, то это было глупо.
— Мне было важно увидеть твою реакцию.
— Ну вот и мне важно…
— Хочешь знать, хочу ли я тебя? До сих пор не знаешь? А ты дай команду — мигом поедем в мой дом в Гнезде, обсудим это там.
— Команду тебе, значит, дать, — повторила лисица задумчиво. — Хорошо, вези…
Удивление, удивление, такое яркое и вкусное ящерриное удивление.
— Марлен, если ты думаешь, что я буду играть в твои игры, что отступлю в последний момент — не отступлю. Я без секса черт знает сколько времени, и мне крышу снесет, если ты в последний момент…
Видеть его, раздражённо объясняющим собственные поступки, было неожиданно приятно. Лисица была довольна, Марлен — тоже. В тот момент отступили последние сомнения. Она не знала, чего захочет завтра, но наконец-то поняла, чего хочет сейчас, сегодня.
— Вези, Рагарра… вези меня в свой дом… Я оценю обстановку.
И он повез.
Сравнивая Экталь и дом в Гнезде, она не могла не признать, что Экталь — величественнее.
У порога, он первым пустил её в дом, а сам застыл у порога, давая осторожной, готовой сбежать в любой момент лисице, шанс осмотреться.
— Ты голодна? — спросил спустя какое-то время.
— У тебя здесь есть еда?
— Должна быть. Я просил, чтобы привезли.
Он усадил её на стул в кухне, сказал «Жди», и… принялся готовить ужин.
— Надо же, — хмыкнула лисица, чтобы не показать, каким волнительным оказался этот вечер. От мысли, что именно она ему пообещала, на что согласилась, по коже бегали голодные нетерпеливые мурашки.
— Не ожидала?
— Думала ли я, что ты умеешь готовить? Конечно, мне подобное и в голову не приходило. Не ожидала — это очень большое преуменьшение. Я думала, ты только гонщицам умеешь цветы раздаривать да в постель их тащить.
— Одну гонщицу как раз планирую сегодня затащить.
— Интересная мысль.
— Думаешь? — он подлил ей в бокал вина. — Спасибо, что поддержала.
Он наклонился к ней через стол и пальцами слегка прикоснулся к её губам. Лисицу будто кипятком изнутри ошпарило. Но отстранятся не стала, слишком увлекательным было это прикосновение.
— Ну и когда тебя можно будет тащить в спальню? — спросил ящерр, осторожно прикасаясь к её мягким манящим губам.
— Покорми меня сначала, — ответила лиса, прикусывая палец Догана. — Ведь я же … голодна, — и лизнула ему палец.
И мужчину, и женщину в тот момент жгло изнутри яркое сильное желание. Им это нравилось.
Марлен непривычно было думать о Догане в подобном ключе: не как у мужчине, который берет, а как о мужчине, у которого хочется взять, который привлекателен сам по себе.
Они ужинали, он подливал ей вина… Ей казались, его глаза светились некой… теплотой. Марлен ловила себя на мысли, что ей с ним совершенно не страшно.
Уютная гостиная была поставлена на беззвучный режим. Ни музыки, ни шума за окном. Марлен сделала смачный глоток вина, и подошла к рядом сидящему Догану. Легкое состояние похмелья добавляло смелости. Или, быть можем, пьянил день, пьянила ситуация?
В Гнезде ей было спокойнее, дышалось легче. Гнездо — это не Мыслите, в Гнезде больше свободы. В Мыслите — никакой свободы нет, потому что так захотел сидящий рядом мужчина. Но он был готов всё менять… чтобы добиться благосклонности желанной женщины.
— Это ничего не изменит, Доган, — прошептала Марлен ему в губы, обвивая его шею руками. — Ничегошеньки.
Мужчина перехватил инициативу: положил руки ей на талию, и притянул к себе.
— Это всё изменит, лисица.
Он подхватил её под ягодицы, и понес в гостиную. Медленно положил на диван, и начал снимать с неё одежду. Голодный, нетерпеливый, не сдерживающийся — Марлен могло бы быть страшно, если бы не охватившее её возбуждение. Быть настолько желанной — чем не афродизиак?
Он ничего не говорил. Склонился, поцеловал Марлен в губы, пока руки жадно поглаживали живот. Он ничего не говорил, за него говорило тело, руки, но прежде всего — взгляд.
— Нет-нет, — запротестовала Марлен.
— Лисица, если ты попросишь остановиться — я сойду с ума! — бормотал Доган, целуя её живот. — Это меня добьет.