Органы общественного здравоохранения готовят свои рекомендации, оценивая все имеющиеся доказательства и объединяя их, чтобы получить картину текущего состояния научных знаний. Тщательно избегая необъективности, высококвалифицированные и умные люди используют методы, недоступные большинству из нас, и оценивают важность и релевантность всех серьезных исследований в области диет и питания. Как я уже говорил, без специальной тренировки трудно оценить качество научных доказательств, особенно если разные исследования дают прямо противоположные результаты.
Лучший из доступных нам способов оценки актуального состояния научных знаний – соединить все данные в систематический обзор. Только с помощью этого метода мы можем решить, как надо жить. И из этого следует, что нельзя есть слишком много печенья.
Ну вооот.
Все это сопряжено с проблемами.
Еще бы! Меньше печенья…
Среди исследований, которые анализируют, составляя систематический обзор, всегда будут попадаться те, что противоречат официальным рекомендациям. Их не включают в обзоры, но люди быстро хватаются за отдельные кусочки информации и верят, что именно это и есть доказанные факты, а советы органов общественного здравоохранения неверны. Это хорошо видно на примере адептов низкоуглеводных диет с высоким содержанием жира, о которых мы уже говорили. Зачастую они подкрепляют свое единственное жалкое доказательство блестящими байками. Если мы чему-то и научились по ходу этой книги, то я надеюсь, это как раз умение различать доказательства и байки и выражать недоверие к тем, кто подменяет первое вторым.
На самом деле это как раз те самые внутренние разногласия, описанные Джоанной Блитмен в статье, что я читал. Она ведь говорила не о благородных научных баталиях, которые привели к обнаружению истинных причин холеры. Речь шла о людях, которые бросают вызов общепринятым рекомендациям по питанию, ссылаясь на отдельные исследования и предвзятые, плохо составленные обзоры. Из-за этого у органов общественного здравоохранения возникает серьезная проблема. Систематические обзоры большие, требуют много времени и практически непостижимы для большинства из нас. Непросто понять, как они устроены, и хотя это лучшие научные доказательства, которые у нас есть, они совершенно непривлекательны для нашего инстинктивного мозга.
В рамках дебатов о диетических рекомендациях громкоголосый борец за диету с высоким содержанием жира доктор Асим Малхотра прокомментировал отдельно взятое испанское исследование такими словами:
«Эта крепкая работа предлагает еще больше доказательств в пользу отказа от обезжиренной и малокалорийной диеты, которая уже превратилось в какую-то мантру. Вместо этого исследование призывает сосредоточиться на здоровых и питательных продуктах с высоким содержанием жира. Средиземноморская диета с высоким содержанием жира, которой я придерживаюсь и которую я рекомендую пациентам, не приводит к набору веса, к тому же эта диетическая схема лучше всего защищает от заболеваний сердеца, рака и деменции».
А вот что говорит доктор Элисон Тедстоун, главный диетолог Департамента здравоохранения Великобритании:
«Наши независимые эксперты изучают все имеющиеся доказательства (порой это тысячи научных публикаций), организуют полноценные и всеобъемлющие консультации и проводят огромную работу, чтобы исключить любую необъективность».
Скукота. Первый парень мне больше понравился. Тот, который говорит, что нам можно есть столько жирного, сколько хочется. Мне нравится жирное.
Вот в том-то и проблема. Работы, которые становятся основой для рекомендаций от органов общественного здравоохранения, невероятно скучны, мало понятны, им не хватает глянца, азарта и внимания СМИ. Когда дебаты ведутся на публике, нас инстинктивно притягивают истории, анекдоты и «интересные исследования». А как мы уже говорили, интересные исследования зачастую оказываются ошибочными.
Дебаты в области науки важны, они жизненно необходимы для прогресса. Они интересны и достойны газетных публикаций. Проблема в том, как они подаются. Отдельные эксперименты нельзя преподносить так, будто это новые правила жизни. Мы должны уважать осознанную неопределенность, которая ведет науку вперед, и, несмотря ни на что, верить лишенным лоска и глянца сообщениям специалистов в области общественного здравоохранения и профессионалам медицинской сферы. Это никогда не будет просто, но если бы в школе вместо зазубривания фактов мы могли уделять больше времени изучению научного метода, нам было бы немного проще. Конечно, в изучении окружающего мира есть своя красота и сила, но истинная красота науки в том, как она работает, как допускает вероятность собственного невежества и неустанно охотится за истиной.
Часть IVТемное сердце
14Относительный риск
А теперь мне нужно вернуться к инстинктивному мозгу, потому что мы будем говорить о том, что ему очень нравится, – страхе, возмущении и риске.
Риск – звучит так, как будто это про статистику. Ты же знаешь, что я не люблю статистику. Надеюсь, ты не говорил опять с этим Нормом Спигел-чтототам?
Может быть. Только это профессор Дэвид Спигелхолтер, один из авторов книги «Хроники нормы».
Ну да, я так и сказал. Он мне нравится и все такое. Но статистика… буэээ.
Ее будет совсем чуть-чуть. Обещаю, что тебе не придется решать задачки.
Мы не особенно хорошо понимаем риски. Главная проблема в том, что нами легко манипулировать. Заголовки новостей, картинки, социальные медиа и компании, услугами которых мы пользуемся, – все они влияют на то, как мы воспринимаем опасность. Новаторская работа Амоса Тверски и Дэниеля Канемана в 1960-е и 1970-е показала, что люди просчитывают риск, исходя не из тщательной оценки, а из ограниченного количества информации, которая им доступна. Это называется эвристикой доступности. То есть если газеты полны сильных, эмоциональных историй про террористические атаки, эти образы оказываются самыми доступными для нашего сознания, когда мы задумываемся о риске, и мы склонны переоценивать опасность оказаться в подобной ситуации. В итоге мы можем решить, что лучше нам отправиться в путешествие на машине, чем на самолете, – несмотря на куда большую вероятность получить травму или даже погибнуть в дороге. И все это только потому, что история с тер рористами и заложниками на борту самолета быстрее приходит нам на ум – соответствующая картинка уже готова.
Кроме того, мы склонны путать страх и возмущение. Хотя многие люди погибают в авариях, в большинстве случаев это происходит случайно – страшно и ужасно, но винить тут, по большому счету, некого. То же самое касается и многих неожиданных смертей, и хронических болезней – они попадают под категорию shit happens, но это плохо сочетается с нашей любовью к причинам и следствиям. Как бы то ни было, когда смерть ассоциируется с чем-то морально неприемлемым, например с терроризмом, похищением детей, химическими утечками, ущербом для окружающей среды и корпоративной алчностью, наше возмущение выражается как более сильное чувство страха, и эти случаи выходят в нашем сознании на первый план, когда мы рассматриваем риски. Как правило, морально неприемлемые риски менее статистически значимы, но зачастую люди всю жизнь живут, обращая на них куда больше внимания, чем на другие более вероятные опасности.
В мире питания те же проблемы. Газеты кишат историями об опасности потребления разных продуктов и сенсационными байками на эту тему. Чтобы попасть в медиа, информация должна быть необычной, и в результате наше восприятие риска искажается противоречивыми мнениями и идеями. Старый, скучный, недостойный новостей научный консенсус редко освещается прессой. Весь свет софитов достается эгоистичным самозванцам, которые хотят продать свои книги.
Мы уже видели целый ряд таких примеров: с сахаром, который обзывают токсином, с насыщенным жиром, который провозглашают суперфудом, с нашим организмом, который окисляют цыплята и глютен (а он, как мы знаем, вреден всем подряд). Это нишевые убеждения, которые большинство из научного сообщества не разделяет, однако они попали в новости, а потому более доступны сознанию основной аудитории. И зачастую именно они определяют наш выбор в вопросах еды и здоровья.
Как мы уже знаем из рассмотренных нами примеров, возмущение тоже играет важную роль в подаче и восприятии информации. Лучшие заголовки – про конспирацию, тайный сговор, загадочные силы большого бизнеса, который скооперировался с экспертами, чтобы навредить общественности. Возмущение поставками загрязненных продуктов, коррумпированными учеными, выдающими ложные диетические рекомендации ради выгоды жадных и злобных корпораций, выражается в виде страха, искажает наши решения.
Научное сообщество оказывается в затруднительном положении. Многие очарованы теми, кто придерживается ложных убеждений, и вот эти сомнительные персонажи участвуют в дебатах, и все внимание привлечено к ним. Игнорировать их, когда они так часто светятся в СМИ, – значит смириться с тем, что ложные утверждения зачастую будут единственными кусочками информации, доступными и понятными публике, именно на эти кусочки и будут ориентироваться люди, принимая решения.
То же самое и с популярностью бестселлеров о новых подходах к диетам, здоровью и похудению: описанные в них концепции риска и преимуществ первыми будут всплывать в нашем мозгу, и соз нание будет придавать им неоправданно большое значение. Списки бестселлеров пестрят драматичными и сенсационными названиями, в которых говорится, что глютен – это зло, а сахар токсичен и за туманивает мозги. Очень редко вы увидите книги, которые отражают общепринятые взгляды научного сообщества. «Ешьте меньше, и вы предотвратите долгосрочный набор веса», «Защитите себя от проблем, которые возникают при избыточном потреблении сахара, сокращая потребление сахара (Только для тех, кто ест слишком много сахара. Если вы едите его не слишком много, просто продолжайте в том же духе)», «Скромные долгосрочные преимущества ограниченного потребления жирных насыщенных кислот» – все это не цепляет.