. – Ой, Денис, ой, рассмешил, уж распотешил старика. Ну, да и на блюдечке! Хитростью тебя Господь не обидел.
В Троки Давыдов явился к ночи, выехав сразу после обеда. Уже начинало темнеть, но сие обстоятельство полковника не останавливало. На все про все Кутузов дал лишь одни сутки, следовало спешить. Тем более главнокомандующий выдал сопровождение и сани с возницей – для перевозки задержанной. Впереди, освещая дорогу факелом, скакал юный уланский вахмистр, следом за ним ехали сани со связанной шпионкой и двумя дюжими пехотинцами в серых шинелях. Замыкал процессию сам Денис на трофейной лошади, выданной штабным каптенармусом по личному указанию Кутузова.
К ночи подморозило, и полозья саней быстро скользили по снегу. Никаких привалов Давыдов в пути не делал, и уже часам к девяти вечера впереди показались огни – Новые Троки.
На улицах уже зажгли фитильные фонари. Выскочивший на въезде в город будочник – седоусый ветеран, – узнав Дениса Васильевича, вытянулся и отдал честь. Вот уже показался монастырь доминиканцев… базарная площадь, улица… знакомый синий дом…
Спрыгнув с лошади, Денис взбежал по крыльцу…
– Вот и господин полковник! – радостно поднялся из-за стола штабс-ротмистр Бедряга.
Коленька Розонтов радостно хлопнул в ладоши:
– Что я говорил?! Денис Васильевич к ночи вернется. Вернулся же, ага!
– А давайте-ка с дороги – пуншика! – потерев руки, весело предложил поручик Бекетов. – Кстати, хозяйка-то твоя где-то подзадержалась. И обед не сготовила… Мы уж тут сами.
От пуншика Давыдов не отказался, выпил, намахнул стакан, озвучил перед всеми приказ Кутузова. Затем же, позвав с собой Бедрягу, отправился в расположенный неподалеку флигель, куда поместили задержанную, наскоро рассказав на ходу обо всем, что с ним случилось.
– Шпионы, говоришь? – штаб-ротмистр задумчиво покачал головой и недобро прищурился. – Ничего, допросим. К утру все знать будем! Тут уж, Денис Васильевич, без церемоний надобно. Времени-то у нас нет. Кстати, урядник казачий, Ситников, ловко плетью управляется. Позовем?
– Позовем, – хмуро согласился полковник. – Коли так, подобру, не сладим.
В старом флигеле было холодно и промозгло. Перед дверью, на часах, стояли солдаты, при виде Давыдова отдавшие честь.
– Открывайте, – приказал Денис. – Ты, с факелом – вперед. Да! И свечей в доме возьмите…
Нахохлившаяся, словно только что выбравшийся из лужи воробей, шпионка сидела в углу, забравшись с ногами на старую оттоманку и обняв руками коленки, тоскливо смотрела в окно.
Завидев вошедших, девчонка неожиданно улыбнулась, серые глаза ее сверкнули, только на этот раз не ненавистью, а, скорее, нахальством:
– Пытать будете? Плетьми бить или… еще как?
– С чего ты взяла? – усаживаясь на край оттоманки, презрительно усмехнулся Дэн. – Это вы, враги, пытаете, убиваете… А мы – Родину защищаем.
Настена дернулась:
– Ага, ага… ну-ну… Я тоже – за Родину… Только она у нас с вами разная, господин хороший. И на вашей Родине таким, как я, места нет. Не очень-то мне хочется обратно в рабство!
Молвила, как отрезала – и не поспоришь. Уж конечно, свобода лучше рабства, и, есть ли у крепостных рабов Родина – бабушка надвое сказала.
– Как бы то ни было, ты покажешь нам дорогу к вашему хутору, – Денис взял у солдата горевшую свечку и принялся раскуривать прихваченную из дому трубку.
К его удивлению, шпионка не стала спорить, так что и пытать ее, слава богу, не пришлось.
– Покажу, что ж, – Настя потянулась и зевнула, верно – от волнения или от усталости. – Прямо сейчас, ночью, поедете? Так заплутаем. А факелы будете жечь – так их издалека видно.
Вот тут она была права, факелы-то увидят, а без них ничего не видать, на лесных-то дорожках луна особо не светит, да и не видно нынче луны – пасмурно.
Отправив Бедрягу распоряжаться подготовкой утреннего рейда, Давыдов выгнал и часовых, приказав не мешать допросу.
Девчонка вытянула ноги и зябко поежилась.
– Приказать растопить очаг? – участливо осведомился Дэн.
Пленница безразлично пожала плечами:
– Зачем? То, что я сделала, у вас называют изменой.
– Да не у нас называют! Везде!
– Так что лучше расстреляйте меня сразу, – Настя пригладила волосы… Надо сказать, эта прическа, с обрезанными косами, ей очень шла, делая похожей на современницу Дэна, какую-нибудь студентку или, скорее, школьницу. Еще бы джинсы да свитерок – так вообще!
– Тебе лет-то сколько?
– Зачем вы спрашиваете? – зыркнула глазами шпионка. – Ну, шестнадцать… и что?
– Так… – Дэну все ж таки хотелось ее как-то утешить… хотя – как? И, главное, зачем?
– Ты в самом деле думаешь, что мы тебя расстреляем?
– Не хотелось бы, чтоб повесили, – вздохнув, тихо призналась пленница. – Я видела, как вешают. Часто. Гнусное зрелище.
– Да уж, – согласно кивнув, Денис поднялся на ноги и, подойдя к двери, велел принести чаю. Потом вновь подошел к оттоманке: – Встаньте и повернитесь. Я развяжу вам руки. Небось, затекли?
– Добренький какой… – презрительно скривив губы, девчонка между тем встала, повернулась спиной, и Давыдов быстро освободил ее запястья от стягивающих ремней… И впрямь, затекли. Покраснели. Что же она терпела-то?
– Сейчас велите раздеться? – резко обернувшись, Настена ожгла взглядом. – Ну да… Почему бы не потешиться? Прежде чем расстрелять… или повесить.
– Потешиться? Да нет, – усмехнулся Давыдов. – Успокойтесь, Настя. Я вовсе не собираюсь учинять над вами насилие. Слово офицера!
Девушка насмешливо скривилась:
– Слово, данной крепостной рабе, ничего не стоит…
– И тем не менее… У вас правильная речь, – заметил Денис. – Слишком правильная для простой крестьянки.
Настя сразу же напряглась:
– Меня учили… кто – не ваше дело. Впрочем, вы, верно, уже догадались – кто.
– Любите его?
– Люблю! Пусть даже вы, дворяне, и отказываете нам во всех чувствах. Держите за диких зверей… хуже зверей… Ничего, ничего… Будет еще и другой Пугачев! Явится, помяните мое слово…
На крыльце послышались шаги, в дверь постучали – солдат принес небольшой самовар с чаем, связку бубликов и варенье.
– Тут еще, ваш-бродь, и приборы… чашки-ложки, розетница…
– Хорошо… поставь все на стол, и отправь напарников в дом, поспать да подкрепиться. Потом пусть тебя сменят… сами уж это решайте.
– Слушаюсь, ваш-бродь!
Давыдов лично разлил кипяток по чашкам… насыпал заварки…
– Пейте.
– Не боитесь, что вас обварю… да – в окно?
– А смысл? Там часовой – словит. Нет, вас не расстреляют, – сделав глоток, полковник поставил чашку на стол. – И не повесят. Вы же поможете нам, покажете дорогу… Суд учтет.
– Хм… суд!
– Сибирь, ссылка – вот это вас ждет точно.
– Вы забыли про рваные ноздри, батоги… Мы ведь рабы, с нами все можно.
Настена зыркнула с такой ненавистью, что полковник невольно попятился – еще и впрямь кипятком брызнет, с этакой-то дурищи станется!
– Боитесь? – ненависть тотчас сменилась насмешкою.
– Скорей, опасаюсь, – мягко улыбнулся Дэн. – Вы ж особа неадекватная.
– Какая-какая?
– Ну… не такая, как все…
Девчонка опустила глаза и покусала губы, видать, этими своими словами Денис Васильевич что-то такое задел, какие-то тонкие струны души.
– Я и впрямь не такая, как все… Говорят, дед мой цыганом был. Но то история темная. Я-то его не знала…
– Так вы ворожея, гадалка? – насторожился Денис.
– Бывало – гадала, – Настена не стала спорить. – Иногда угадывала. Но только чужим. Хотите, вам погадаю?
– Хочу… – Денис уселся поближе, заглянув в серые сияющие глаза.
– Дайте руку… – шепотом попросила девушка. – Ну…
Жемчужно-серые очи приблизились… стали большими-большими, сверкающими, словно луна… да что там луна – словно само солнце!
Забранное решетками окно. Светлый кабинет со стеллажами. Выкрашенный зеленой краской сейф в углу, на заваленном бумагами столе – включенный ноутбук… Дэн всмотрелся в экран – «Протокол допроса свидетеля»… Ага! Значит, протокол допроса… А вот и сам свидетель… вернее, свидетельница – худосочная девка на стуле. Рваные грязные джинсы, полосатая майка, пирсинг в пупке. На левом плече – разводы татушки. Что-то непонятное, что там сейчас модно у молодежи…
– Значит, Ратникова Анастасия Валерьевна, – повторил про себе Дэн… Денис… Только уже не Васильевич, а… Тьфу ты… Дэн уже и сам забыл собственное отчество. Ну вот вылетело из головы. Никто ведь его по отчеству-то не звал… тогда… а там… там отчество было другое. Вернее, не там, а здесь! Здесь, где кабинет, где ноут…
– Так, значит, гражданина Горюнова Игоря Сергеевича мы не знаем?
– Я же сказала, нет! – с ненавистью выкрикнула девица. Серые глаза ее зыркнули…
Брюнетка… Большие серые глаза… зовут Анастасия… Настя… Красивенькая, ничего не скажешь… и грудь под маечкой такая аккуратненькая, упругая, и талия. И животик плоский…
– Спокойней, спокойнее, Анастасия Валерьевна… Я же вас ничего такого не спрашиваю. Исключительно в рамках порученного мне дела.
– Да вы сто раз уже про Игоря этого спрашивали!
– Я лично?
– Ну, не вы… ваши…
Денис улыбнулся:
– Вы имеете в виду оперативных сотрудников? Так они не от нас, не от следственного комитета. Они – полиция.
– Ага – сами по себе. Так я и поверила! – девчонка дернулась и, откинувшись на спинку стула, демонстративно заложила ногу за ногу.
– Так не знаете? А вот я фотографию покажу… вот, взгляните…
– Впервые в жизни вижу!
– Так-так… Впервые в жизни, значит? Ладно…
Денис нажал иконку «печать» и, вытащив из принтера листок, протянул его девушке:
– Ну, раз не знаете, неволить больше не буду. Напишите «с моих слов записано верно, мною прочитано». И подпись поставьте… вот здесь.
Настя размашисто чирканула подпись и вскочила на ноги:
– Так я свободна? Могу идти?
– Можете. Можете… Ну, что вы стоите, Анастасия Валерьевна? Идите же, вас никто не держит.