– Они захватили мир или его большую часть, – сказал герцог.
Плохиш Том выплюнул колбасную шкурку.
– Я б с ними подрался. – Он кивнул на своего кузена. – Они б нам дали жару. Готов поклясться на святой книге.
Герцог наградил своего богатыря кривой улыбкой.
– Не знаю, Том, какие из них были воины, – сказал он. – Они построили замечательные дороги и мосты да хорошенько позаботились, чтобы их не превзошли числом, когда дошло до драки.
– А, – отозвался Том, теряя интерес. – Откуда ты знаешь?
– Они оставили книги, – ответил герцог. – А я их читаю.
– Что?! – Принцесса на миг утратила власть над голосом и взвизгнула, как девка с причала, которая торгует рыбой.
Леди Мария, закаленная опытом жены, матери и придворной дамы, сохранила выдержку.
– Армия ушла, ваше высочество.
Ирина сунула голые ступни в туфли овечьей шерсти – даже в приступе страха и ярости она невольно отметила, как неприлично принцессе, рожденной в пурпурных покоях Великого дворца, согревать ноги крестьянскими шлепанцами. Древние дворцовые полы были оснащены системой отопления, им полагалось нагреваться от печей в погребах. Но те уже много лет не работали, и только крысы обитали в туннелях, где некогда тек теплый воздух.
– Хочешь сказать, что варвар-еретик забрал и увел мою армию, не поставив меня в известность? – выпалила она.
Леди Мария кивнула и присела в глубоком реверансе.
– Похоже на то, ваше высочество.
– Бросив меня голой на откуп изменнику? – В комнате лютовала стужа, а на Ирине была только тонкая льняная сорочка, и перспектива предстать перед врагами нагой казалась довольно реальной и недалекой.
– Действующий спатариос Черноволосый остался, и у него сохранилось больше половины нордиканской гвардии. Во дворце есть две манипулы схолариев, на стенах – тоже бойцы. – Леди Мария снова присела. – Новым матросам на военно-морской верфи заплачено, и они вооружены. Мы не совсем беспомощны.
Ирина подошла к большой арочной двери с выходом на балкон. Падал снег, но она посмотрела на север, на горные вершины Фраке.
– Что он делает? – спросила она.
Черно-белая птица величиной с большую собаку села на руку мужчины в зеленом. Он гарцевал на лошади посреди поля, утыканного заснеженными соснами, и рисковал утратить равновесие под весом птицы, но удержался. Вынув из шерстяной сбруйки футляр с посланием, он скормил птице почти целого цыпленка, из-за чего весь покрылся кровавыми ошметками; затем подбросил ее как можно выше – мол, возвращайся в город, что лежит более чем в сотне лиг на юге.
Джулас Кронмир прочел послание, и его паника обозначилась лишь легчайшим изгибом губ.
Он развернул лошадь и погнал ее по первому снегу во дворец Лоники.
Аэскепилес сидел за большим дубовым столом напротив Джуласа Кронмира, пил крепкий сидр и хмурился.
– Придется его убить, – сказал Кронмир. – Вы должны убедить герцога Андроника.
Он еще раз перечитал послание.
– Андроник уверен, что с узурпатором разговор один – разобраться с ним в чистом поле. – Кронмир поднял чашу и выпил. – Прошу вас, магистр, доложите герцогу немедленно. Время решает все.
– Вы до того скрытны, мастер Кронмир, что я не пойму, о чем вы говорите. – Аэскепилес вытянул ноги, подставив сапоги открытому огню. – Не думал я зимовать во Фраке. – Это скромное признание он буквально швырнул в спокойное, как водная гладь, лицо главы разведки.
Ничто не всплыло на поверхность.
– Вы окажете мне любезность и доставите во дворец эту новость? – осведомился Кронмир подчеркнуто терпеливо, как говорит с ребенком родитель.
– Час ничего не изменит. Мне никогда не удается с вами поговорить, а вы возглавляете нашу городскую организацию. – Чародей подался вперед. – Не нужно ли вам чего?
Кронмир ненадолго задумался. Если он и был раздосадован проволочкой магистра, то хорошо это скрыл.
– Хотелось бы мне знать, сумеете ли вы изготовить кое-какие мелкие устройства, – ответил он.
– Большинство людей преувеличивает возможности герметических устройств, – сказал Аэскепилес. – И я не делаю воспламеняющих. Что вам угодно?
– Мне хочется иметь возможность предупреждать агентов. Что-нибудь вроде кольца или маятника, которые зажужжат, или нагреются, или охладятся. Желательно нечто совершенно невинное, не вызывающее подозрений.
Аэскепилес отпил сидра.
– Предупреждать – зачем?
– Чтобы успели сбежать. Наверняка вам известно, что схватили одного из моих лучших посыльных. Я потерял всего одного агента, но пошел на отчаянный риск, когда начал предупреждать остальных.
Кронмир поведал об этом с таким равнодушием, что магу пришлось повторить услышанное про себя, чтобы уяснить его важность.
– Ваша поимка для нас нежелательна, – согласился он.
– Это было бы в высшей степени неприятно. И для меня, и для вашего дела. – Кронмир выпил еще вина. – Поимка любого моего ценного агента станет не менее катастрофичной.
– Как много они знают? – спросил чародей.
Кронмир состроил непонимающую мину:
– Простите?
– Я о том, что если они слишком хорошо осведомлены, то не лучше ли просто от них избавиться? – пояснил герметист.
– Так вот каковы ваши взгляды? А ведь эти люди честно послужили герцогу.
– Разумеется, – пожал плечами Аэскепилес.
Кронмир встал.
– Мне кажется странным, что я – шпион и наемный убийца – пекусь о наших людях больше, чем вы с Деметрием, благородные борцы за благородное дело.
Речь Кронмира осталась ровной, как будто он иронизировал, и маг предпочел именно так и понять.
Он рассмеялся.
– Даже если и так, я сделаю эти вещицы. Такое мне по плечу. И повторю вопрос: вы властны над жизнью Красного Рыцаря?
Кронмир не улыбнулся. Взгляд его холодных, как у ястреба или ящерицы, глаз впился в глаза герметиста, и Аэскепилес испытал секундное отвращение.
– Да, – ответил шпион.
– Ошибка невозможна? Ваш агент уверен, что сможет подобраться к узурпатору? – спросил Аэскепилес.
– Ошибка возможна всегда, – сказал Кронмир. – Для нас это не пустая игра королей.
– Агент надежен?
Кронмир откинулся на спинку.
– Вы не настолько облечены доверием герцога, господин чародей, и для меня это неожиданность. Я вам больше ничего не скажу. – Он отвернулся. – Герцогу нужны эти сведения.
Аэскепилес, отчасти рискнувший своим положением из-за мятежников, покачал головой.
– Проклятье, Кронмир, я вовсе не враг. Мне просто хочется знать, есть ли шанс на победу. У меня имеются веские причины предать императора. Провал восстания ни на йоту не приблизил меня к цели.
На лице Кронмира наконец проступила эмоция – удивление.
– Ладно. Это было сказано честно, господин чародей. Со своей стороны я ничего не гарантирую. Я простой наемник и работаю по контракту. Мы с герцогом не первый день сотрудничаем, и я согласился заниматься этим делом на определенных условиях. Кто император – мне безразлично.
Аэскепилес раздосадованно развел руками.
– Я-то думал, что вы приближены к герцогу и вхожи в совет!
Кронмир поднялся и закутался в плащ.
– Даже если и так, я бы вам не сказал. И если нет – не сказал бы тоже. Значит, лучше вообще ничего не говорить. Всего хорошего, господин магистр.
Он отошел от стола, а затем, взмахнув плащом, вновь вырос рядом с колдуном.
– В каких вы отношениях с университетом? – спросил он вдруг.
– Примерно в таких же, как вы с герцогом, – ответил Аэскепилес. – С той же ремаркой.
Кронмир рассмеялся. Аэскепилес подумал, что впервые слышит, как смеется этот шпион.
– Сам напросился, – признал тот. – Что с посланием?
– Незамедлительно, шпион.
Кронмир поклонился и вышел.
Аэскепилес потратил уйму времени, сбивая снег с капюшона, пока бестолковые слуги суетились вокруг его сапог.
– Будь ты проклята! – окрысился он на служанку. – Мне нужно видеть герцога Андроника.
Мажордом дворца Лоники отвесил низкий поклон.
– Магистр, великий герцог находится с деспотом в палате посольств.
Дворец Лоники во многом являлся зеркальным отражением Великого дворца Ливиаполиса – великолепные мозаичные потолки, золоченые колонны; покои, полные мебели, инкрустированной бриллиантами и слоновой костью. Но все устроено по меркам земным – сам дворец был не больше харндонской ратуши, а слуг насчитывалась всего сотня. Кроме того, в силу сравнительного богатства герцогов Фраке меньшие размеры дворца означали, что печи в исправности, полы нагреваются, дымоходы труб в альбанском стиле чисты и тепло просачивается даже в наружные коридоры, а пребывание в главных покоях трех основных этажей поистине приятно.
Придворный мажордом проводил магистра по двум величественным лестницам в большой зал, где было темно, зато теплее, чем снаружи. Они молча шагали по прогретым мраморным плитам. В тишине Аэскепилес различал далекий рев огня в подвальных печах.
Они миновали низкий арочный коридор, после чего мажордом постучал в маленькую мозаичную дверь. Красивый юноша, открывший ее, глубоко поклонился.
Аэскепилес вошел в комнату, обшитую деревянными панелями, где каждая из них являла иллюзию себя самой, но распахнутой, и были как бы видны шлемы, секстанты, рисовальные кисти, кинжалы и свитки – мужская фантазия об идеальной коллекции, запечатленная в красивой резьбе, слоновой кости и золоте. По сути, это было факсимиле императорского кабинета Влахернского дворца.
Аэскепилес считал эту поделку воплощенной вульгарностью, но она, ненавистная, всякий раз притягивала его взор.
Герцог Андроник и его баловень-сын восседали за великолепным столом из северной вишни, бивня мамонта и золота, на стульях слоновой кости. Они играли в шахматы. Фигуры были мастерски вырезаны из кости амронта и редкой черной кости.
– Аэскепилес! – воскликнул Андроник с радушием откровенно фальшивым.
Придворная политика истребила в герцоге человеческие чувства, и его отношение к чему бы то ни было угадывалось с превеликим трудом.