– Останься, – сказал он.
Купец из Хоека поклонился, не вставая.
– Я сэр Антон ван дер Кент и прибыл с целью достигнуть договоренности между нашими союзами. – Он ободряюще улыбнулся.
Рядом с ухоженным воротилой из Хоека, который был воплощенное совершенство, мастер Пиэл выглядел жалким и неопрятным.
– Мессир, я не лезу в политику, мне приходится управлять лавкой, и у меня великое множество заказов. Вчера же – быть может, вы знаете – у нас случились неприятности. Убили двоих подмастерьев. – Мастер Пиэл откинулся на спинку, расфокусировав взгляд водянистых глаз.
– О, мне крайне прискорбно об этом слышать. Законы в Харндоне уже не те, – ответил сэр Антон. – Такие случаи оскорбляют величие королевства и чрезвычайно огорчительны.
Взгляд мастера Пиэла преобразился. Эдмунд видал такое в сумраке кузницы, но за столом, уставленным сластями, – ни разу.
– Вам об этом что-то известно? – спросил тот резко.
– Мне? – удивился сэр Антон. – Поистине, мессир, мне следовало бы оскорбиться таким предположением. Какое отношение могу я иметь к подобным вещам?
Эдмунду почудилась заносчивость в его тоне.
– Как бы там ни было, сэр Антон, я не связан ни с какими сообществами, – сказал мастер Пиэл. – А посему вынужден пожелать вам всего доброго.
Сэр Антон улыбнулся.
– Не вы ли новый мастер королевского монетного двора? – спросил он. Мастер Пиэл склонил голову набок.
– Ах, вот оно что. Вот в чем дело.
– Я готов предложить вам подряд на изготовление семидесяти полных комплектов вашей брони и четырехсот шлемов, – объявил сэр Антон. Он вынул из поясного кошеля восковую дощечку – красивую вещицу, заключенную в черную эмаль и золото. Расчехлил ее. – Полагаю, что, даже если расширить лавку, для выполнения заказа вам понадобится чуть больше года. Мои заказчики ждут, а потому за срочность я заплачу сверх.
Мастер Пиэл почесал за ухом.
– Это сто тысяч флоринов, – заметил он. – Целое состояние.
– Так и есть, – улыбнулся сэр Антон и подался вперед. – Я даже гарантирую, что впредь никто не вмешается в работу вашей лавки.
Мастер Пиэл закивал.
– Мне, конечно, придется отказаться от чеканки.
– Значит, мы поняли друг друга, – кивнул и сэр Антон.
– Я отлично вас понял, – ответил мастер Пиэл. – Убирайтесь из моей лавки, пока я вас сам не прикончил.
Гость из Хоека вздрогнул, хотя был вооружен прекрасной шпагой, а его противником оказался сгорбленный человечек со слезящимися глазами.
– Не посмеете. Я могу купить вас…
Пиэл издал свой забавный смешок.
– Не можете, как только что выяснилось. Теперь проваливайте.
Тот пожал плечами. Грациозно поднявшись, он направился к двери, похожий на большого, черного с позолотой кота.
– В конечном счете вы пожалеете, – сказал он.
Эдмунд уже не видел в нем совершенства. Теперь гость казался вульгарным.
Когда он ушел, Пиэл обратился к Эдмунду:
– Всю работу прекратить. Всех мальчишек и девчонок – во двор. Постой-ка, Эдмунд…
Тот остановился в дверях.
– Если я вдруг умру, чеканка должна продолжиться. Понятно? – Вид у мастера Пиэла был откровенно безумный.
Но Эдмунд кивнул.
Во дворе собралось почти сорок человек: прислуга из дома и лавки, подмастерья и опытные ремесленники.
Мастер Пиэл взгромоздился перед ними на небольшой ящик.
– Слушайте все! – призвал он. Немного помолчав, продолжил: – Мы ведем войну. Ее нелегко объяснить, потому что она похожа на бой в темноте, и если не посветить, нам даже не разобраться, с кем мы деремся. Ясно, что за нашего короля мы сражаемся, но страну не защищаем и церкви от неверных не охраняем. Толком и не поймешь, чем мы заняты.
Он посмотрел на собравшихся, и взгляд его кротких глаз выдал скорее любопытство, чем запал.
– Этой весной королевство получило от Диких серьезный удар, – сказал он. – А сейчас, если не принимать в расчет скромные успехи, мы рискуем лишиться меховой торговли, и это опять же удар. Королевскую валюту подделывают, а это все равно что обворовывать короля – тоже удар. Мы собираемся изготовить для короля новые монеты. Вам, мальчикам и девочкам, может подуматься, что это не тянет на горделивую стойку под шелковым стягом посреди поля боя, но клянусь кровью Христовой – это она и есть, малыши. Если мы, упаси нас Господи, потерпим неудачу – если провалим это дело, то короля ждет новый удар. И все в конце концов рухнет, и у нас ничего не останется. – Он выпрямился и приосанился. – Когда мир катится к чертям, знать чувствует себя довольно неплохо в прочных доспехах и за стенами замков. Страдать приходится нам. Тем, кто в середке. В городах и селах, мастеровым и торговцам. Что мы едим? Как защищаемся? – Он поджал губы. – В ваши годы я, бывало, говаривал, что не пошел бы король к едрене матери.
Подмастерья виновато захихикали.
– Ну да, какое-то время я даже был повстанцем.
Тишина.
– Но повстанцы не дали нам ничего, а король дает закон. Поэтому мы воюем. За закон. Тот, который хранит нас и простолюдинов. Мы не рабы. И не сервы. Теперь же – в следующем месяце – на нас нападут. Я только предполагаю, но придется туго. На девчат набрасываются, когда они идут за молоком. Ребят избивают, когда они ходят в аббатство за письмами. Двор поджигают. – Он выдержал паузу. – В Харндоне я плачу самое высокое жалование и накину еще с поправкой на тяжелые условия. Кто участвует?
Вызвались все.
– Они сегодня храбрецы, – заметил Пиэл своему мастеровому. – Подождем пару недель, пока кто-нибудь не окажется мертв, – тогда и поглядим.
Два дня спустя бандиты напали на группу девушек, которые направлялись к колодцу, что находился за аббатством в конце их квартала. Лизз Персон разбили лицо, и только случайное заступничество рыцаря ордена Святого Фомы, который вез в церковь зимнюю одежду для бедных, спасло девиц от изнасилования или рабства.
Молодой рыцарь выпил с Эдмундом и мастером Пиэлом вина в их конторе.
– Сэр Рикар Ирксбейн, – представился он. В его глазах плясали чертики.
С десяток подмастерьев ссорилось во дворе за право наточить его меч.
– Мы перед вами в долгу, – старательно выговорил Эдмунд.
Он обнаружил, что худшим в пребывании между детством и зрелостью было общение со взрослыми. Заикался он сильнее, чем хотел, а поклонился – неуклюже.
Сэр Рикар был молод, с грубоватым лицом и носом таким огромным, какого Эдмунд в жизни не видел. Он выглядел карикатурой на святого Николая – вооруженного, широкоплечего и с бедрами, которые в обхвате с талию обычного человека.
Пока вострили его меч, юный богатырь осушил два кубка вина и ничего не сказал – только назвался, да пару раз ослепительно улыбнулся.
В конечном счете мастер Пиэл рассмеялся.
– Вы дали обет молчания, сэр рыцарь?
Лучистые глаза моргнули, сэр Рикар встал и поклонился.
Мастер Пиэл кивнул.
– Быть может, сэр Рикар, вас к нам приставили, чтобы присматривать?
Сэр Рикар улыбнулся в свой кубок и на мгновение предстал куда более хитрым, чем сначала. Затем он посмотрел мастеру в глаза и пожал плечами. И осклабился, как деревенский дурачок.
Эдмунд проводил его до ворот, где рыцарь сердечно кивнул ему и вынул из поясного кошелька клочок пергамента. Он вложил его Эдмунду в руку и улыбнулся. Эдмунд заметил, что глаза у молодого рыцаря так и бегают. Теперь, когда оба вышли наружу, он зыркал на все подряд.
Эдмунд выпустил рыцаря с его наточенным мечом на улицу и развернул пергамент.
Там было написано: «Будь начеку».
Эдмунд отдал его мастеру Пиэлу, и тот кивнул.
– Скверные времена, – сказал он. – Служанку королевы отлучают от двора.
Благодаря местным девушкам, которые служили в башне, о делах королевской семьи знала вся округа. Эдмунд вздохнул.
– Что же нам делать? – спросил он.
– Ничего, – огрызнулся мастер Пиэл. Он тяжело сел. – Ненавижу все это. Я люблю металл. Люди глупы. – Он налил себе и плеснул Эдмунду вина с пряностями. – То, что называют политикой, для меня – дурость. Вот это все – почему король не изгоняет галлейцев? Почему он не поддерживает жену? Он друг мне, но в этом смысле – круглый болван. Я пишу письмо мастеру Айлвину и еще одно – сэру Джеральду Рэндому. Надо поговорить с женой Рэндома – она голова в этом доме. Он сорвался по какому-то безумному делу, а она знает, когда он вернется. Если рыцари Святого Фомы будут за нас, то положение не так плохо, как могло быть. Но нам необходимо сплотиться, иначе галлейцы разгромят нас поодиночке.
Бланш Голд присела перед королевой и протянула корзину с чистым и безупречно выглаженным бельем. На коленях у королевы был открыт часослов; сама она сидела в чахлых лучах зимнего солнца, которые лились в переплетчатое окно ее личных покоев. Волосы были распущены и сияли медным светом.
– Разговаривай с Диотой, – приветливо молвила королева.
Она знала Бланш – то есть знала ее о существовании; о том, что она хороша собой, верна и претерпела какие-то тяготы в руках галлейских оруженосцев. Но королева не разговаривала с прислугой напрямую – она предоставляла это Диоте.
А потому просидела целую минуту за чтением, пока хорошенькая белокурая девушка стояла перед нею на коленях.
– Милочка? – пробормотала королева.
Бланш вынула из корзины и подала королеве надушенный носовой платок. Внутри была сложена записка.
Королева поймала себя на дрожи в руках. Но она развернула неподатливый пергамент, и ее сердце затрепетало.
– Ах… благодарю тебя, дитя, – выдохнула королева.
Бланш, исполнившая свой долг, поднялась и упорхнула. Часом позже, когда галлеец-оруженосец прижал ее к стенке и полез под юбку, она подумала: «Мы тебя закопаем». Она попыталась упереться ему в пах коленом, но его наставник в боевом искусстве такое предусмотрел. И она решила: пусть лапнет за грудь; затем она воткнула левый указательный палец ему в ноздрю и, как учила мать, чиркнула ногтем.
Тут же и выскользнула из его рук, пока фонтан крови не замарал ее красивое платье.