ударила по шлему, а рассекла его. Она так чисто срезала шлем на четыре пальца, а крышку черепа – на один, что череп, мозг, наголовник, кольчужный капюшон и шлем на миг превратились в концентрические круги, уподобившись рисунку пещерного дикаря.
Второе копье угодило в левый наплечник Красного Рыцаря, соскользнуло и проехалось по плечу, а третье врезалось в нагрудную пластину, но Тоби поддержал его сзади, и он устоял, изо всех сил пытаясь справиться с удивлением.
Тоби спас ему жизнь, когда второй вражеский рядовой перехватил гиаварину за древко, которое вроде не обладало никакими особыми свойствами, и коварно пустил в ход кинжал. Тот промелькнул незаметно – разглядеть помешало забрало, и Красный Рыцарь ощутил не удар, а только нажим.
Тоби долбанул нападающего коротким копьем. Голова у того запрокинулась, а Тоби обогнул своего рыцаря, сделал длинный шаг, развернул копье и вогнал железное навершие в бармицу, раздробив противнику горло.
Стороны принялись давить друг на друга, не уступая ни на дюйм. Вокруг шел бой, а здесь происходил, по выражению старших ветеранов, сжим. Смертельное единоборство, где ценой поражения были разгром и гибель. Копейщики наседали гуще. У их противников были лучше доспехи.
Краем глаза справа Красный Рыцарь засек чудовищную желто-белую вспышку.
Он тронул Тоби латной рукавицей, не доверяя своему оружию, и тот, крутанувшись, отбил последний выпад нового противника и отступил. Красный Рыцарь пригнулся и расставил ноги пошире. Затем он принялся рубить – ударами короткими и точными, словно кинжалом. Он перерубил древко упершегося в него копья, а следом – кисть нападавшего, подсечкой, как на рыбалке.
Затем, когда очередной искалеченный противник попятился, Красный Рыцарь шагнул вперед и размахнулся.
Копья были обрублены. Люди попадали вперед, лишившись поддержки оружия, которым припирали противников при сжиме.
Он ударил снова, как будто длинный, подобный мечу наконечник преобразился в огромный топор, как у великана-нордиканца.
Все, что оказалось на пути, было рассечено: доспехи, кожа, дерево и плоть.
Во вражеской фаланге образовалась брешь шириною в его замах.
Он еще раз шагнул вперед и рубанул сбоку, сметая пятерку съежившихся людей. Двое умерли.
Гиаварина засела глубоко в теле третьего. Красный Рыцарь потянул – и получил древком в спину. В отчаянии он рванул, и копье выскользнуло, как обычное оружие, блеснув на весеннем солнышке сине-красным.
Какими бы свойствами оно ни обладало, они израсходовались. А он на шесть шагов углубился в неприятельскую фалангу.
Удары посыпались на него градом, и очередной, сокрушительный, который обеими руками нанес обезумевший воин, орудовавший древком, как двуручным цепом, поверг Красного Рыцаря на колени.
Наседающие сомкнулись вокруг него.
Другой человек вырвал у него оружие – враги были всюду, впритык, но Красный Рыцарь выхватил свой новый кинжал.
А дальше началась рукопашная.
Даже при полной выкладке он оказался подвижнее и легче, чем противники в чешуйчатой броне по икры длиной. Они несли тяжелые щиты и длинные копья – кто-то их побросал, кто-то нет, – и он, когда его прижали, пришел в исступление, как с детства учил отцовский наставник. Схватив за руку человека, который лишил его копья, Красный Рыцарь раскрутил его, сломал ему плечо, пырнул под ухо в незащищенную шею. Сгреб следующего, впечатал в голое лицо стальной кулак, удержал за плечи и клювом забрала выбил ему зубы, а стальными саботонами переломал ступни и щиколотки. Удары сыпались на спину – на правое плечо, которое обнажилось в свалке, и два из них были так сильны, что сотрясли все тело, хотя пришлись на шлем. Перед глазами у Красного Рыцаря все поплыло.
Но руки и ноги продолжили сеять смерть. Он двинул копейщику в пах, и стальной носок саботона расплющил тестикулы, а Красный Рыцарь тем временем схватился за его копье – правая рука взвилась, и налокотник из закаленной стали сорвал с лица нос второму копьеносцу, который пытался повиснуть у Красного Рыцаря на спине.
Левая нога в чем-то застряла. Это угрожало равновесию, а Красный Рыцарь дрался с такой оравой, что высвободить ее было некогда.
Он с ужасающей ясностью понял, что падает. Устойчивость терялась постепенно. Он ударил кинжалом сверху в бронированную спину врага, и треугольный клинок прошил пластины, как шило – дратву.
Он попытался использовать кинжал как упор, чтобы удержаться на ногах.
Тут в левом колене что-то подалось.
«Проклятье. Что ж, я старался!» – подумал он и рухнул.
Наемная кавалерия смотрела, как на нее надвигается безумная орда. Пехота не может атаковать конницу, всем известно, что это верное самоубийство.
Она все равно наступала.
Командир – рыцарь-южанин из далекой Окситании – повел копьем.
– Дражайшие друзья! – сказал он выспренне. – Это отважные мужи и достойные противники. Раз они рвутся в бой… – Он улыбнулся. – Придется удовлетворить их желание!
Он опустил забрало и встряхнул головой, дабы убедиться, что огромный шлем сидит прочно. Направил копье.
– За Святого Иакова! – взревел он.
Не все наемники были окситанцами, и боевые кличи слились в полифонию. Рыцари опустили копья и медленно, с грохотом тронулись навстречу полоумным топорникам.
При столкновении показалось, будто взорвалась плоть. Топоры отсекли передние ноги боевым коням, а копья пронзили многослойную броню. В первом ряду погибло целое поколение нордиканцев – смерть в мгновение ока пожрала пятую их часть.
Уцелевшие не дрогнули. Огромные топоры взметнулись вновь. Кони приняли бой – мелькнули копыта, а четверка друзей, которая встала по центру плечом к плечу, завалила двух лошадей, и остальным стало не проехать. Этот островок посреди нордиканского строя уподобился корабельному носу в бурю.
Рыцари замедлили ход, и кони стали более уязвимы. Копья были отброшены, сверкнули мечи.
Никакой щит на свете не остановит топор, которым взмахнет человек ростом с вашего скакуна. И даже если закаленная пластина выдержит, вас все равно вышибет из седла. Но в тот момент, когда смертоносный великан перемещает вес и замахивается топором для очередного сокрушительного удара, он становится весьма уязвим.
Погибли выдающиеся мужи. Воины и рыцари, ветераны с десятком ранений умерли в считаные секунды, даже не вычислив своих убийц.
Конница поднажала, и нордиканцы отпрянули.
Фракейские крестьяне сломались.
Они продержались дольше, чем кто-либо был вправе ожидать; самые храбрые из них сломя голову мчались за смеющимися вардариотами и умирали от метко пущенных стрел. Лучших убили, остались нерешительные и медлительные. В конце концов они повернулись и бросились прочь, словно стервятники, которых согнали с падали.
Вардариоты, собаку съевшие на таких боях, отступали до самых каменных построек одинокой фермы. Отпуская шуточки и меняя колчаны, они позволили оставшимся фракейцам жить дальше.
Граф Зак пересчитал коней. Он потерял одного человека.
– Где Хенгиз? – крикнул он.
– Подпруга порвалась! – отозвался хавильдар. Ему вторили смехом.
Было видно, как напротив перестраивается главная вражеская конница. Строй пришлось разомкнуть, чтобы впустить крестьян, и дело проходило неважно. Налицо была упущенная возможность, однако сопровождение крестьян вплотную могло обернуться бедой.
Зак повел плечами.
– Готовы, дорогие мои?
Воздух наполнился криками.
Он глянул налево. Там бились нордиканцы, готовые умереть, но не сдвинуться ни на шаг. Похоже, центр побеждал. Зак нахмурился.
От головного отряда блистательных схолариев подъехал сэр Георгий.
– Это было не сложнее учебной задачи, – сказал он. – Перестрелка. И…
Граф Зак просиял от удовольствия.
– Поистине высокая похвала от графа схолариев.
Враг оставался занят устрашенными крестьянами, которые столпились перед его кавалерией. «Увы!» – подумал граф Зак.
– Другое дело – теперь, – заметил Георгий.
– Ха! – рассмеялся граф Зак. – Две тысячи сельских конников? Между нами пятьсот человек. Справимся! – усмехнулся он и пожал плечами. – Если только их истриканцы не обойдут эти постройки за час, и тогда нам конец. Я себе цену знаю. А вы?
Сэр Георгий улыбнулся.
– Как начнем? – спросил он.
– А, вы доверяете мне командование? – Граф Зак был коротышка, но при этих словах выпрямился и подтянулся.
– Доверяю.
– Тогда, полагаю, начнем с сокрушительного поражения. Идет? – рассмеялся он.
Сэр Георгий подхватил его смех.
– Вот они! – крикнул Дмитрий, гипаспист-щитоносец сэра Кристоса.
Сэр Кристос наблюдал за приближением вардариотов и схолариев – людей, которыми он командовал в других сражениях. Стройность их рядов и отточенность движений, когда они извлекали луки из чехлов, разительно контрастировали с бестолковостью его деревенских тагм, которые все еще боролись с собственными крестьянами, зачастую – своими же друзьями и соседями. Землевладелец свешивался с седла и слушал причитания плачущего мужчины о том, что брат его пал лютой смертью, продырявленный красными варварами.
Все это было очень по-морейски, и он любил их за любовь к своим. Но и видел, какой бедой грозит эта возня.
– Эй, там, поживее! – взревел Кристос. – Расчистите мой фронт! Атака будет ложной – видите их луки? Они подойдут, пустят стрелы и удерут. Мы не ответим – вы меня слышите, гетайры? Ни шагу с места!
Неприятельская конница приближалась быстрой рысцой. За двести шагов, когда наемники-латиняне врезались в нордиканцев со звуком, достойным Рагнарёка, два гвардейских полка перешли на легкий галоп.
– Поднять щиты! – гаркнул Кристос.
Крестьяне, сгрудившиеся перед конницей, подняли, какие остались, щиты.
Обрушился ливень стрел. Иные вардариоты пустили стрелы со свистками, и воздух наполнился визгом.
Опытные лучники из его страдиотов ответили собственным залпом.
Люди и лошади падали с обеих сторон.