В течение последнего часа птицы летали из города и обратно – расстояние до столицы составляло менее пятнадцати миль. Подъехав к капитану, Алкей покачал головой в шлеме.
– Ни слова от вардариотов, – сообщил он. – Императрица отправила к ним своих доверенных лиц, но, возможно, пройдет несколько часов, прежде чем мы узнаем их ответ.
– У меня этих самых часов и нет, – ответил Красный Рыцарь. – Поехали.
– А что, если они откажутся?
В темноте мало что можно было разглядеть, но, судя по лязгу доспехов, капитан пожал плечами.
– Тогда мы потеряем возможность заработать, а легкая победа утечет из наших рук, словно песок сквозь пальцы, и нам придется следовать трудным путем. – Он снова пожал плечами. – А еще этой ночью поспать нам не удастся. Поехали.
ГЛАВА ПЯТАЯДЖАРСЕЙ – ЖАН ДЕ ВРАЛЬИ
Граф Э лицезрел сверкающую, закованную в сталь спину своего кузена – колонна рыцарей и тяжеловооруженных всадников двигалась по королевскому тракту из Харндона в Джарсей. За ним громыхали двадцать новых повозок королевы, охраняемые сотней егерей и гвардейцев в длинных хауберках, с топорами через плечо, распевавших походную песню. Сравнительно небольшая армия под командованием его брата, зато состоящая из отборных альбанских войск, выступавших теперь в качестве сборщиков податей.
Гастон почесал бороду и пожалел, что он не дома, в Галле. Тайком от своего благородного кузена он написал письмо отцу Констанции д’Эво, графу д’Эво, попросив ее руки. Возможно, совсем скоро ему придется вернуться домой, чтобы жениться на ней. А оказавшись как можно дальше от бесконечной погони за славой своего брата, он уложит жену в постель, опустит полог и проведет остаток жизни…
Перед его внутренним взором возник образ Констанции, погружающейся в ледяные воды озера. Недаром все трубадуры пели, что истинная любовь – страстная любовь – делает человека настоящим героем, и Гастон был вынужден признать, что воспоминание о ее обнаженном теле, готовом к прыжку…
– Стоять! – крикнул его кузен.
Выдернутый из грез граф Э увидел, что верховые королевские егеря захватили двух охотников. Молодые люди кипели от негодования за спинами своих пленителей. У старшего на запястье сидел ястреб.
– Кто дал вам право разъезжать вооруженными по Джарсею? – осведомился старший.
Капталь де Рут улыбнулся, словно святой на картине:
– Король.
– Лучше отправьте гонца за разрешением от моего дяди. – С юношеским высокомерием охотник подался вперед. – Вы тот самый чужеземец, да? Де Вральи? Вероятно, вам незнакомы наши порядки…
Лицо Жана де Вральи побагровело.
– Замолкни, мальчишка, – приказал он.
Но в ответ получил лишь смех.
– Это Альба, сэр, а не Галле. Теперь, – произнес юнец, глядя на королевских егерей по обе стороны от себя, – попрошу вас приказать этим замечательным людям отпустить меня, чтобы я смог вернуться к охоте.
– Повесьте его, – велел де Вральи егерям.
Старший из егерей, одетый в королевскую ливрею, заартачился.
– Милорд? – переспросил он.
– Вы меня слышали.
Гастон пришпорил своего коня.
– Троньте хоть один волос на моей голове, и мой дядя зажарит вас живьем, засунув ваш же хрен вам в рот, – огрызнулся парнишка с ястребом. – Кто этот сумасшедший?
– Вот это дерзость! Каков наглец! Повесьте его, – повторил де Вральи.
Егерь в ливрее глубоко вздохнул и выставил руку, сдерживая своих спутников.
– Нет, милорд. Только не без суда и надлежащего разбирательства.
– Я командующий короля в Джарсее! – взревел галлейский рыцарь. Гастон взял коня своего кузена под уздцы. – И он оскорбил меня! Что ж, хорошо, я вижу, куда вы клоните. Вы молоды, и у вас есть меч. Я окажу вам честь, предположив, что вы умеете им пользоваться. Я вызываю вас на дуэль. Вы оскорбили меня и задели мою честь, я не смогу жить дальше, не стерев этого пятна.
Юнец с ястребом вдруг осознал всю опасность сложившейся ситуации, и его лицо покрылось красно-белыми пятнами от страха.
– Я не хочу сражаться с вами. Я хочу домой.
Де Вральи спешился.
– Раз вы настолько глупы, что разъезжаете повсюду без доспехов, я сниму свои. Оруженосец! – позвал он.
На его зов явился Стефан и двое пажей с повозкой, и с капталя начали снимать доспехи: сперва латные рукавицы, затем наплечники, наручи, нагрудник с наспинником, сабатоны и, наконец, двухстворчатые наголенники.
Юнец с ястребом тоже спешился. Его спутник, очевидно, слуга, что-то прошептал ему.
– Да пошел он, – отмахнулся племянник графа. – Я не трус, да и меч у меня не какой-то прутик.
Гастон попытался усмирить своего упрямого и заносчивого брата.
– Кузен, – мягко начал он, – помнишь, сколько было неприятностей, когда ты убил оруженосцев сэра Гэвина?
– Разве? – удивился де Вральи. – Я их не убивал. Одного убил он сам, а второго, полагаю, ты.
Гастон едва сдержался.
– По твоему приказу.
– В любом случае никаких неприятностей не было, – пожал плечами капталь.
Граф Э аж опешил.
– Никаких? Разве ты не видел, в какое положение поставил короля перед его людьми в Лорике?
– То, что он слаб, меня не касается. Сегодня я лишь защищаю собственную честь и ничего более. – Он уже снял гамбезон и чулки, но все равно походил на сошедшего с небес ангела или, скорее, на падшего ангела. – А теперь не мешай. Защитить свою честь – мой священный долг. Ты бы поступил точно так же.
Гастон покачал головой:
– Я бы никогда не поставил себя в такое положение…
– То есть ты считаешь, что я сам виноват? Позволь сказать тебе, дорогой кузен, я так и не дождался от тебя той преданности, на которую имел все основания рассчитывать, будучи твоим сеньором.
– Может, ты и со мной драться пожелаешь?
– Ты сомневаешься, что я лучше тебя? – осведомился де Вральи.
Граф Э стоял неподвижно, прокручивая в уме с дюжину ответов. Наконец он кивнул и очень медленно произнес:
– Да, сомневаюсь.
В ответ де Вральи усмехнулся и положил ладонь на плечо кузена. Гастон вздрогнул. На губах капталя играла улыбка.
– Господь сделал меня лучшим рыцарем в мире. Но я не достойнее всех прочих, поэтому вполне естественно, что даже ты – тот, кто любит меня больше всего, – смею ли я сказать? – завидуешь оказанным мне милостям. Я прощаю тебя.
Гастон поклонился и отодвинулся осторожно, как только мог. Его руки дрожали.
Слуга о чем-то умолял юнца с ястребом, но тот не слушал. Скинув крестьянскую котту – как и большинство аристократов, отправляясь на охоту, он надевал простые неброские вещи, – парень остался в дублете из бумазеи, чулках и высоких сапогах. Племянник графа Тоубрея расстегнул ремень, бросил его на вытянутые руки слуги и обнажил меч.
Егерь в ливрее снова расстроенно покачал головой. В поисках союзника он окинул взглядом отряд чужеземцев, затем королевских гвардейцев и, наконец, остановился на графе Э.
– Милорд, – вежливо обратился он. Руки мужчины тряслись. – Без специального разрешения короля дуэли запрещены.
Гастон поджал губы.
– Как же королю удается предотвращать дуэли? – из чистого любопытства поинтересовался он.
Егерь наблюдал за приготовлениями.
– Они происходят все время, милорд, но я служитель закона и лишусь своей должности, милорд. Этот парнишка – племянник графа Тоубрея. Мои парни сглупили, задержав его, но эта дуэль – чистое безумие.
– Мой кузен отстаивает свою честь. – Гастон тщательно подбирал слова, с трудом разжимая стиснутые зубы. – Я сделал все, что было в моих силах.
Юнец встал правильно: чуть согнул ноги, чтобы центр тяжести приходился на бедра, одной рукой сжал седельный меч и отвел его под углом немного назад. Гастон знал эту защитную стойку – она выглядела неуклюжей, но позволяла физически более слабому человеку отразить почти любой удар более сильного противника.
Де Вральи взял свой седельный меч, обнажил его, отдал оруженосцу ножны, затем направился к вытоптанному пятачку буро-зеленой травы на пересечении дорог. Он приблизился к юнцу, вскинул над головой клинок и, как только парень оказался в пределах досягаемости, обрушил вниз. Племянник графа Тоубрея закрылся, взмахнув мечом снизу вверх. Однако удар де Вральи оказался ложным: его меч сверкнул по дуге и глубоко вонзился в незащищенную шею парня, мгновенно убив его.
Не сбившись с шага, капталь вернулся к оруженосцу и передал ему меч. Стефан тут же достал промасленную полотняную тряпицу и начисто протер лезвие. На его лице не дрогнул ни один мускул – с таким же выражением он мог бы вытирать с мебели пыль.
Слуга покойного упал на колени подле трупа и зарылся в грязь лицом.
Егерь в ливрее покачал головой.
Де Вральи начал облачаться в доспехи.
Королевский егерь последовал за Гастоном в конец колонны.
– Вы понимаете, что это означает, милорд? Вместо того чтобы просто взыскать с графа неуплаченные налоги, которые он бы непременно выплатил, ведь мы действуем от имени закона, он теперь поднимет своих приближенных и будет сражаться, вопрос чести не оставит ему другого выбора.
Гастон вздохнул.
– Полагаю, мой кузен будет только рад. Славная небольшая война, чтобы хоть как-то развлечься под конец лета.
Егерь снова покачал головой.
– Я отправлю к королю гонца.
Королева Альбы крутилась перед зеркалом, рассматривала свой живот – не округлился ли уже?
– Я уверена, – заявила она своей няне Диоте.
Но та лишь помотала головой.
– У вас были месячные…
– Сорок один день назад, бесстыжая. Я даже могу тебе сказать, когда это произошло и где. – Дезидерата потянулась. Она обожала свое тело, и ей не терпелось увидеть, как оно изменится при беременности. – Когда можно будет узнать, мальчик ли там?
– Не стоит пренебрегать женским полом, госпожа.
Королева улыбнулась.
– Женщины превосходят мужчин во многих отношениях, но, чтобы в королевстве воцарился мир, нужна рука, способная держать меч, и мозги под шевелюрой. Тем более, король хочет мальчика.