Мои раздумья прерывает шум. Музыки не слышно, не уловить мелодии. Лавиной врывается в зал глухой барабанный стук на каких-то немыслимых скоростях, словно кто-то торопится убить целое полчище людей. Господи, что же это такое?!
Как по команде, люди повскакивали из-за столиков, и под бешеный ритм толпа задвигалась. Нет, они не танцевали, они кривлялись, раскачивались то вправо, то влево по амплитуде, которую определяло буханье.
Неистовый стук, казалось, колотит в самое сердце, пытается расколоть мою голову… Будто в глубоком гипнозе все качаются теперь вперед и назад. В какой-то момент мне чудится, что вот-вот они все упадут, так сильно они изгибаются, следуя глухому стуку…
Когда же появится музыка?! Мелодия? Только она сможет вернуть им человеческое. Мой взгляд натыкается на огромные глаза Саши Тарасова (я узнаю его по белой футболочке с синими полосками)… Что с ним такое? И тут я замечаю, что не только у него, но у них у всех оловянные глаза. Как страшно! В глазах нет мысли, вот почему они у всех одинаковые…
В душе у меня будто что-то перевернулось, как перед жуткой катастрофой. Немедленно вырубить звук, – мелькает спасительная мысль. Протиснувшись к стене, я пробираюсь к столику, где стоит аппаратура.
Тишина обухом обрушивается на зал. Несколько человек падают, все как в оцепенении, словно не могут отойти от летаргического сна.
Незаметно я вынимаю кассету и сую в карман. Я уже точно знаю: в ней все зло, в страшной музыке без мелодии. Да, в такие моменты и начинаются драки, ибо разум отсутствует, он парализован, тогда и возникает звериный инстинкт, который топчет тонкую психику. И она рвется. Надолго. Иногда навсегда. В ту пору я понятия не имела о минусовых полях, об энергии, которая может убить человека, о голосе, который может ранить, как острый топор. Однако чутье подсказало мне, что именно так и надо поступить, чтобы спасти моих ребятишек.
Я не вернула кассету. Спустя несколько лет, уже в Ленинграде, узнала, что та «музыка» была фашистским маршем, аранжированным каким-то негодяем для танцевальных вечеров. Думаю теперь, что он был посланцем сатаны.
Вот пишу, а в голове стучит кувалда, та самая… Руки-ноги озябли от таких воспоминаний. Вы же знаете, поле, образ никуда не исчезают, даже мысли о худом прошедшем могут угнетать наше с вами поле. Поэтому я вам все время и советую: думайте почаще о светлом, гоните печали.
Примемся за веселое и красивое! Согласны?
Сдается мне, что все, кто одарен от природы добрым голосом, должны быть именно врачами. Однако наше здравоохранение не принимает такие данные во внимание. И напрасно!
Поднимите руку те, кто без страха относится к бормашине? Правильно, никто не потянул руку вверх, потому что ее все боятся как огня. Оттого и зубы у многих гнилые, что запускают их, не в состоянии заставить себя отправиться в кабинет, где стоит зубоврачебная аппаратура.
А между тем даже от страха можно избавиться при помощи ласковых слов, сказанных добрым голосом. Не верите? Почитайте дальше!
Однажды мне ремонтировала прохудившийся зуб прелестная молодая особа. Ковыряет там в дупле, а сама тем временем рассказывает мне кое-что из своей детской жизни (которая была, как я поняла, совсем недавно – молоденькая врач-то).
И вот вместе с нею я оказываюсь в заброшенной деревушке в летний период. Иду по полю и вижу пастушка с коровами. Разговорилась с ним и не замечаю, как бык, который был при стаде, черный и огромный, приметил мой красненький сарафан (врачихин, конечно) и стал странно косить на меня лиловым глазом.
Не прошло и пяти минут, как по непонятной причине бык слегка опустил голову, отчего громадная его голова с толстенными рогами оказалась на одном уровне с моей (то есть врачихиной) белобрысой головенкой, и шагает прямо ко мне этак браво, не скрывая своих намерений.
– Ну, главное позади, – слышу я, словно издалека (ибо, как вы поняли, все еще пребываю в деревеньке), голос стоматолога. – Осталось только пломбу поставить. Быстро я ваш зубик почистила и нерв вынула. Вы просто молодчина, не шелохнулись…
А я сижу и только об одном у меня мысли в голове: боднул ее, моего милого доктора, черный бык или сумела убежать шустрая девчонка в красном сарафанчике, которая в данную минуту обозревает мой рот с высокого стула…
Тут мы с нею заметили, что дальнейшей судьбой городской девчушки заинтересованы буквально все, кто сидит с открытым ртом в просторном зубном кабинете.
Как оказалось, бык застрял в бревенчатых воротах изгороди, а девочка юркнула в промежуток между бревнами.
Так девочка в красном сарафанчике спаслась от страшного преследователя, а я благодаря рассказу – от не менее страшной бормашины. Надо сказать, что слова о золотых ручках приветливой волшебницы разнеслись окрест, и многие стремились попасть именно к ней. Позднее я поняла, что дело вовсе не в ручках, а в ее милом журчащем как ручеек голосе, который, представьте себе, напрочь снимал ужасную боль (сами знаете, что такое, когда вынимают нерв). Многие из вас, мои дорогие читатели, обладают такими целительными голосами, уверяю вас. Только вы не знаете, какой дар вы получили от рождения. Расскажу о себе.
Работая на радио, я часто получала письма почти одинакового содержания.
– Как зовут корреспондента, которая вела репортаж вчера в шесть тридцать утра? Дайте нам, пожалуйста, ее телефон. Мы с мужем ждем ее голоса, он нас успокаивает…
– Девушка, нельзя ли с вами познакомиться (мне в ту пору шел 33-й год). Вы в среду вели передачу о народном контроле таким красивым голосом. Он дал мне заряд на весь рабочий день, а у меня работа трудная…
– С тех пор как мы встретились с вами в парткоме нашего завода, невидимая ниточка пролегла между нами. Ваш голос забыть невозможно…
Десятки писем о моем голосе.
Мы в редакции весело смеялись, особенно над «невидимой ниточкой», которая возникла в партбюро… Конечно, ни я, ни мои коллеги не брали в толк, что же происходит.
А между тем очень давно моя трехлетняя дочка все мне объяснила. Но я не обратила внимания на ее слова, забыла, что устами младенца глаголет истина.
Она воспитывалась у бабушки, потому что болела на севере, виделись мы всего два месяца в году. Готовясь к встрече, я выучивала много сказок, но неизменно слышала, когда укладывала ее на ночь:
– Расскажи про Иванушку и Аленушку.
– Но я знаю другие, тоже интересные, – говорила я.
– Нет, я хочу только про Иванушку и Аленушку…
И все двадцать дней каждого отпуска я ходила с сестричкой и братцем по лесным тропинкам, блеяла ягненком, когда колдунья заколдовала Иванушку, плакала, как Аленушка, о судьбе братца, попавшего в беду.
Не раз я пробовала вызвать интерес к другим персонажам.
– Жил-был на свете Буратино… – начинала я.
– Нет, не хочу про Буратино, лучше расскажи о Иванушке с Аленушкой.
– Но я вчера ее рассказывала, – сопротивлялась я.
– Ну мама, как ты не понимаешь: важно не то, что ты рассказываешь, а то, как ты рассказываешь, – произнесла, глубокомысленно морща лобик, моя девочка трех лет от роду.
И так до окончания сказочного периода.
Только спустя 30 лет, сильно хворая из-за приступа, который наступил после прослушивания песен московского барда, много размышляя о разных голосах, я поняла суть ее меткого замечания о моем голосе. В те дни припомнились мне и письма на радио, и высказывания друзей в течение всей жизни.
– Приди, расскажи что-нибудь, – просила невестка. – У нас целая неделя мирная после тебя, все как-то налаживается.
– Я слышу ваш голос даже и тогда, когда вас нет рядом, – говорил мне молодой друг. Хотя он был врачом, но не понимал, что происходит. Тогда слово считалось критерием общения, и никто не помышлял, во всяком случае никто не говорил о том, что есть более глубинные связи между людьми, по биополю… А голос – живая основа его…
Как-то мы долго гуляем с ним по парку, я рассказываю о том, что произошло, пока мы не виделись (мы были в ссоре), об интересных встречах и людях, и вдруг замечаю, что он не слышит моих слов, отвечает мне невпопад.
– Юра, ты куда-то исчез, ты совсем не здесь, да?
– Нет-нет, я рядом, намного ближе, чем когда-либо, вы только не молчите, говорите, говорите!
Я, помню, обиделась тогда. А позднее поняла, как он был прав.
Поистине чудеса может делать человеческий голос. Да, не только смысл слов, а сам по себе звук иного голоса может воздействовать на другого человека, и не на одного… Расскажу еще одну, довольно забавную историю, которая произошла почти 30 лет назад.
Моя дочка отдыхала в пионерлагере в Бабушерах, недалеко от Сухуми. Ко мне обратился директор:
– Выручите! Воспитательнице надо срочно выехать в Тбилиси – заболела мама. Целая группа малышей остается без присмотра!
– Но они не понимают по-русски! Как я с ними буду общаться? – спросила я.
– Не знаю, что и посоветовать, попытайтесь как-то наладить контакт, – сказал он растерянно.
И вот они сидят на низеньких скамеечках возле своего корпуса и черными глазенками внимательно рассматривают меня. Все они курды с окраин старого города.
Я прихватила с собой книгу со сказками, сама не знаю почему. Однако не успела я прочитать и двух абзацев, как наступила неожиданная тишина. Они перестали задирать друг друга, прекратились разговоры.
И что же?! Дочитав первую сказку, я мельком взглянула на свою черноголовую аудиторию и изумилась. Ротики у всех были полуоткрыты, а глаза неотрывно глядели на меня, они словно застыли.
И только слова, сказанные в рупор дежурным по лагерю: «Дети самой младшей группы идут купаться», – оборвали тишину. «Наверное, русское слово “море” им знакомо», – подумалось мне.
– В море, в море! – скомандовала я.
Что тут началось! Мы вместе бежим к воде. Я хватаю самого шустрого, который в мгновение ока скинул свою маечку, и кладу его на спинку. Секунду он лежит неподвижно на моих руках, а в следующую начинает грести руками и ногами, как заправский пловец!