Разыскания о жизни и творчестве А.Ф. Лосева — страница 23 из 65

Вып. VI. Кн. Евг. Трубецкой. Россия в ее иконе.

Вып. VII. С.Н. Булгаков. [О духовной Руси].

Вып. VIII. С.А. Сидоров. Юродивые Христа ради.

Вып. IX. А.Ф. Лосев. Рихард Вагнер и Римский-Корсаков (религиозно-национальное творчество).

Вып. X. С.Н. Дурылин. Апокалипсис и Россия.

Предложено еще около трех номеров. Общие основания:

Каждая рукопись около 3½ печ<атных> листов (по 40.000 букв).

Издание исключает всякую минимальную возможность какой-нибудь партийной точки зрения.

Взгляды авторов анти-марксистские, но исследование везде ведется в тоне свободного, вне-конфессионального религиозного сознания.

Покорнейше прошу, Михаил Васильевич, не счесть за труд ответить мне в возможно непродолжительном времени и назначить час личного свидания.

Глубоко уважающий Вас

А.Лосев.

Москва. Воздвиженка, 13, кв. 12. Алексею Федоровичу Лосеву.

NB. Название серии „Духовная Русь“ предложено Вяч. Ивановым. Оно может быть изменено в связи с пожеланиями издателя, т.к. оно не у всех и участников серии встречает полное сочувствие» 27.

Издание серии оказалось вполне безнадежным предприятием, конечно же, из-за мало благоприятствующей ему общественно-политической ситуации. Хотя «идея была замечательная, и соорганизовались быстро», и Лосев тогда как редактор «получил от многих, заинтересованных в подобных книгах, поддержку» 28, дело не пошло дальше издательских коридоров. Причин тому было достаточно: 18 марта 1918 года Совет Народных Комиссаров уже принял постановление «О закрытии московской буржуазной печати», а 23 декабря того же года по указанию ЦК РКП(б) в структуре Реввоенсовета был учрежден отдел цензуры, призванный положить конец всем иллюзорным надеждам авторов с «анти-марксистскими взглядами» на возможность высказываться по «религиозно-национально-философским» вопросам, да еще «в тоне свободного, вне-конфессионального религиозного сознания», пусть и без «партийных точек зрения и злободневно-публицистических дискуссий».

Казалось бы, от серии, как говорил Лосев, не осталось «никакого намека». В самом деле, нет следов подготовки книжек ни в «Перечне изданий, находящихся в разных стадиях производства в издательстве М. и С. Сабашниковых» по состоянию на декабрь 1918 года, ни в издательской «Картотеке рукописей», поступивших в работу вплоть до 1929 года 29. И все же теперь, спустя восемьдесят лет, мы можем не только перечислить, исходя из письма А.Ф. Лосева к М.В. Сабашникову, имена участников серии и заявленные ими темы, но и указать на некоторые тексты, которые должны были бы быть напечатаны под общим названием «Духовная Русь». А о содержании некоторых других попытаемся построить определенные предположения.

Из перечисленных в письме к М.В. Сабашникову десяти выпусков серии два – «О русской национальной музыке» и «Рихард Вагнер и Римский-Корсаков (религиозно-национальное творчество)» – должны были принадлежать перу самого Лосева. Однако в лосевском архиве сохранилась только одна страничка рукописи, вероятно имеющая отношение к первому из названных выпусков, – она посвящена русскому национальному мелосу. Потому только, судя по другим музыковедческим статьям Лосева, мечтавшего в эти годы о создании «философии музыки» (см. его «Очерк о музыке» 1920 года 30), мы можем примерно представить, в каком направлении автор мог бы разрабатывать эти темы. Возможно, речь шла бы и об особой «объективности славянского мелоса» 31 у Римского-Корсакова, и о том, что современный человек живет музыкой Вагнера и Скрябина оттого, что теперь «как раз сгустились над нашей головой мировые тучи» 32, что музыка Скрябина – отнюдь не славянский мелос, хотя в ней порой «воскресает чеховская Россия с ее надрывом и бессилием» или слышится «родной наш русский хлестаковский смрад души» 33. Вот почему скрябинская «причудливая смесь языческого космизма с христианским историзмом» есть не только «наивысшее напряжение западноевропейской музыки», но и очевидный знак «заката Европы», гибели ее «мистического существа» 34, в то время как Вагнер, подобно Скрябину познавший «мировые трагедии, возвещаемые дионисийской музыкой», сумел все-таки прийти к ясности «Парсифаля», дал «пережить этот мировой Мрак и музыкальную сладость бытия, чтобы потом наилучше поднять нас до великой простоты и светлого царства Христова» 35.

Подобным же образом могли бы мы реконструировать и общую направленность брошюры Георгия Чулкова «Национальные воззрения Пушкина», который, пройдя путь от «мистического анархизма» к «мистическому национализму», к изданию газеты «Народоправство», размышляя о судьбе России, стал писать и о Пушкине: о Пушкине и славянах, о Пушкине как зачинателе русского театра и так далее вплоть до чисто биографической работы, появившейся к столетию со дня гибели поэта 36.

Однако с гораздо большей уверенностью можно говорить о текстах, которые не только писались, но и были напечатаны. Первой укажем статью Н.А. Бердяева «Духи русской революции», фигурирующую в лосевском списке в качестве второго выпуска серии. Не как отдельная книжечка (брошюра), а в составе собранного П.Б.Струве сборника «Из глубины» она печаталась в том же 1918 году, когда и задумывалась «Духовная Русь». О том, что это не просто дословное совпадение названий, свидетельствует перечень имен, указанных в лосевском списке в скобках и раскрывающих содержание статьи. Имена Гоголя, Достоевского, Толстого – они в точности повторяют рубрикацию бердяевской статьи в сборнике «Из глубины»: «Гоголь в русской революции», «Достоевский в русской революции», «Толстой в русской революции».

Логическим продолжением идей Н.А. Бердяева о положительных и отрицательных сторонах русской апокалиптичности («Русская апокалиптика заключает в себе величайшие опасности и соблазны, она может направить всю энергию русского народа по ложному пути, она может помешать русскому народу выполнить его призвание в мире, она может сделать русский народ народом неисторическим» 37), выраженных в статье «Духи русской революции», должна была, по-видимому, стать работа С.Н. Дурылина «Апокалипсис и Россия» (десятый выпуск серии). Но если следов данной статьи мы пока что не обнаружили, то первоначальный и, вероятно, более краткий вариант другой его книжечки «Религиозное творчество Лескова», заявленной под номером четвертым серии, был напечатан под аналогичным названием «О религиозном творчестве Лескова» еще в 1916 году 38. Судя по тому, что в этой статье Дурылин касается и мотива юродства в лесковской прозе, его книжечка «Религиозное творчество Лескова» должна была перекликаться с не найденной нами работой С.А. Сидорова «Юродивые Христа ради».

Вероятно, некоторого рода вариантом более раннего проекта была и открывающая серию работа Вяч. Иванова «Раздранная риза», возвращающая нас вновь к сборнику «Из глубины». Именно в статье Вяч. Иванова «Наш язык», входящей в данный сборник, появляется евангельский образ «раздранной ризы». Заметим, что в первоначальных набросках статьи сравнение русского языка с «однотканым» хитоном Божьим, о котором мечут жребий, отсутствовало 39. Оно появилось позже. Видя, как великий и прекрасный дар, «уготованный Провидением народу нашему в его языке», в наступившие «дни буйственной слепоты, одержимости и беспамятства… кощунственно оскверняют богомерзким бесивом – неимоверными, бессмысленными, безликими словообразованиями, почти лишь звучаниями, стоящими на границе членораздельной речи, понятными только как перекличка сообщников», Вяч. Иванов восклицает: «Только вера в хитон цельный, однотканый, о котором можно метать жребий, но которого поделить нельзя, спасает от отчаяния при виде раздранной ризы отечества» 40. Объем статьи Вяч. Иванова «Наш язык» существенно меньше, чем было заявлено для серии, да и название в списке у Лосева, на первый взгляд, неблизкое. И только «ключевые слова» – раздранная риза – позволяют нам предположить существующую связь между различными этапами единого творческого замысла. С этим замыслом, несомненно, связан и еще один – книжечка Вяч. Иванова могла представлять собой и авторское истолкование стихотворения «На суде пред Божиим Престолом» (датировано 18 ноября 1917 года):

На суде пред Божиим Престолом

Встал наш ангел и винил соседа:

Раскололась вся земля расколом

И досталась ангелу победа

На суде пред Божиим престолом.

Но лишь громы прорекли: «победа!», –

Разодрал он с ворота до низу

На себе серебряную ризу;

И взмолился «пощади» к престолу

И раздралась плоть отчизны долу 41.

Беловой автограф незавершенного автокомментария к этому стихотворению имеет то же название, что и заявленная Вяч. Ивановым книжечка серии – «Раздранная риза». Для Иванова, читаем мы здесь, «наш Ангел – ангел [России] народа русского – [есть не только] его духовная личность, его умопостигаемое единое я» 42. Так что отнюдь не случайно в период обдумывания своей работы о «раздранной ризе» Вяч. Иванов просил у Флоренского указать ему «основные тексты» об «ангелах-народоблюстителях» 43.

Этот же образ раздранной ризы возникает и в статье «На пиру богов» С.Н. Булгакова («Растерзано русское царство, но не разодран его нетканый хитон» 44), помещенной в сборнике «Из глубины» между статьями Бердяева и Иванова. И здесь под хитоном мыслится та русская душа, за которую «борются рати духовные, желая отнять вверенный ей дар» 45. Может быть, и Булгаков, подобно Бердяеву и Иванову, предназначал свою статью не только для сборника Струве, но и для «религиозно-национально-философской» серии «Духовная Русь»?

Вопрос этот возникает не только из-за тематических перекличек, которых внутри серии достаточно много (апокалиптические мотивы у Бердяева и Дурылина; мотив юродства у Дурылина и Сидорова; общие евангельские образы у Иванова и Булгакова