Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 1. Время символизма — страница 42 из 108

[469].

Среди серьезных историков, изучавших и изучающих деятельность Братства, нет единства относительно его реальной деятельности. П. Н. Базанов в заключении своей книги говорит: «…для русской зарубежной организации и 100 членов — это много, а уж 1000 сторонников — это просто массовая, огромная общеэмигрантская сила»[470]. В противоположность ему О. В. Будницкий в первопроходческой статье доказывал (присоединяясь к мнению одного из высших «братьев» А. В. Амфитеатрова, в конце концов отказавшегося от своей веры), что все сводки о деятельности Братства внутри СССР основываются на вымыслах Кречетова[471]. Но в любом случае деятельность Кречетова оказывается одним из самых противоречивых моментов, определяющих историю этого Братства.

В кратком виде ее можно изложить так. Сначала рассказ самого Кречетова: «…в истории нашего дела есть две фазы. Когда оно возникло летом 22 года, то первые два года оно было лишь чисто пропагандным начинанием на Россию, ведомым очень небольшой группой, где на одних ложилась литерат<урная> часть, на других — техника распространения. В той фазе это дело, ведомое на месте его выполнения автономно, финансировалось из высших „белых“ наших источников. После двух первых лет оно было прекращено „за сокращением бюджета“. <…> После 4-месячного перерыва в дело вступила новая группа, <…> поставившая себе целью <…> развернуть из накопившегося людского „сочувственного“ материала уже настоящую организацию не только с пропагандными, но и с активистскими целями»[472]. В 1927 г., после широкой полемики на страницах эмигрантской печати, «публично в поддержку БРП высказались митрополит Антоний (Храповицкий), генералы П. Н. Краснов и Д. Л. Хорват, странно выглядевший в подобной компании В. Л. Бурцев, лидер правых кругов русской эмиграции в Югославии С. Н. Палеолог, литератор А. В. Амфитеатров, „полупризнал“ в конечном счете БРП генерал П. Н. Врангель»[473]. На волне такого успеха и получив в свое распоряжение значительные средства, Кречетов продержался до 1932 г., когда скандал с секретарем Братства Кольбергом заставил его постепенно отойти от дел.

Но, отошедши, он счет нужным поделиться своими соображениями с писателями. Сохранились два его письма на эту тему к Бунину. Одно было написано как приложение к поздравлению с Нобелевской премией и помечено: «Лично, доверительно». Второе письмо, обращенное к нему и к Б. К. Зайцеву, описывало окончательный отход «атамана Кречета» от активной антибольшевистской деятельности. Оба они публикуются нами ниже.

Через два года Сергей Алексеевич Соколов — Сергей Кречетов — Гриф — атаман Кречет ушел не только из литературы и из политики, но и из жизни. Помянули его немногие. И если «Соратник» писал тепло и, насколько мог, проникновенно, то В. Ф. Ходасевич, близко знавший Кречетова в молодости, был более жесток. Некролог его был скорее отчетом о деятельности «Грифа», хотя в предпоследнем абзаце была и благодарность: «Лично я обязан Сергею Кречетову вечною благодарностью за сочувствие, оказанное им мне в годы моей литературной юности: в 1905 году он сам предложил мне дать стихи в третий альманах „Грифа“: это и было мое первое выступление в печати. В 1908 году он выпустил мою первую книгу стихов»[474]. Через 4 месяца он же напечатал статью «О меценатах», где рассказал историю «Перевала», не называя имен, но в таких тонах: «Это был славный, но не талантливый юноша, лет двадцати <…> Писал он стихи в декадентском духе. В Москву его выписал один литературных дел мастер <…> В самых замысловатых выражениях он открыл провинциалу, что поэтический подвиг неотделим от жизненного, что поэт должен не только писать, но и жить, и гореть — и что, словом, надо мальчику <…> рискнуть своим капиталом для устройства издательства <…> Мальчик получил титул издателя, а соблазнитель — редактора с окладом ни больше ни меньше как пятьсот рублей в месяц <…> редактор от его имени делал сотрудникам неприятности. (Он считал себя демоническою натурой вроде Макиавелли и любил „разделять, чтобы повелевать“). <…> Через год деньги иссякли»[475].

Личности, обозначенные псевдонимами Сергея Алексеевича Соколова, никак не хотели объединяться. Но для истории литературы и просто для истории он остался весьма колоритной фигурой, которую хочется подробно представить.

В п е р в ы е: Псевдонимы русского зарубежья: Материалы и исследования / Под ред. Манфреда Шрубы и Олега Коростелева. М.: Новое литературное обозрение, 2016. С. 219–234. Здесь печатается в значительно расширенном виде.

ПИСЬМА С. А. СОКОЛОВА и Л. Д. РЫНДИНОЙ Ф. СОЛОГУБУ и Ан. Н. ЧЕБОТАРЕВСКОЙ

Сергей Алексеевич Соколов и его жена Лидия Дмитриевна Рындина (наст. фамилия Брылкина; 1883–1964)[476] состояли в переписке с Сологубом и его женой на протяжении более чем десяти лет. В настоящее время известно 99 писем. Из них самый большой корпус составляют письма Соколова к Сологубу. Ответные письма, к сожалению, неизвестны и, скорее всего, утрачены. Небольшой личный фонд Соколова в РГБ этих писем не содержит, не зафиксированы они и среди отдельных поступлений в российских и зарубежных архивах. Вместе с тем содержание сохранившихся писем Соколова и Рындиной вполне дает возможность понять, чему эти письма были посвящены.

Но сначала скажем несколько слов об авторах писем.

Сергей Алексеевич Соколов был известным издателем и литератором, чаще всего выступавшим под прозрачным псевдонимом Сергей Кречетов. Напомним только главные вехи его деятельности за годы переписки (1904–1915). После окончания Московского университета был довольно успешным московским юристом, земским деятелем, после 1905 года — видным кадетом. С 1903 г. активно занимался издательской и журнальной деятельностью: до 1914 г. просуществовало издательство «Гриф», в 1905 он входил в редакцию журнала «Искусство», потом на протяжении полугода был редактором литературного отдела журнала «Золотое руно». Поссорившись с его издателем, Н. П. Рябушинским, на деньги молодого поэта В. В. Линденбаума издавал журнал «Перевал», который продержался всего год. Заведовал литературным отделом газеты «Час», активно сотрудничал и в других московских изданиях, в том числе в большой ежедневной газете «Утро России». Заметной была его деятельность в дирекции Московского Литературно-художественного кружка. Вместе с коллегой по земским делам известным депутатом и даже председателем Государственной Думы Ф. А. Головиным попробовал внедриться в железнодорожные проекты, что удалось, хотя и не без труда. К 1914 г. он стал директором небольшой Копорской железной дороги, что сулило хороший постоянный заработок. Однако в дело вмешалась война: Соколов ушел на фронт, служил в артиллерии, в начале 1915 г. был тяжело ранен и попал в плен. Летом 1918, после Брестского мира, вернулся в Москву, где пробыл недолго, устремившись на Юг, на территорию, контролируемую белыми войсками. О дальнейшем см. в его переписке с И. А. Буниным, публикуемой далее.

Его первой женой была хорошо известная историкам литературы не только как плодовитый автор, но и как связанная со многими писателями-символистами близкими отношениями Н. И. Петровская[477]. Летом 1905 года в вагоне поезда, шедшего по территории Польши, Соколов познакомился с барышней без определенных занятий, дочерью довольно крупного чиновника[478] — Лидией Брылкиной. По его приглашению она перебралась в Москву, стала постоянной спутницей, а в ноябре 1907 г. и официальной женой. Еще до встречи с Соколовым она пробовала свои силы на поприще живописи, потом, под его влиянием, занялась литературой, но более всего известной стала как актриса. Именно этой своей стороной она чаще всего предстает как в письмах мужа, так и в своих собственных. При этом мы более всего видим ее в начале пути, совсем неопытной и занятой в малозначительных ролях. О времени триумфа, особенно кинематографического (в годы войны по степени популярности ее превосходили только Вера Холодная и Вера Каралли), в письмах практически ничего нет. Лишь мельком мы узнаем и о ее литераторской деятельности, и уж вовсе ничего — о мартинистской.

Если попробовать подытожить, чем же существенны публикуемые письма, то в первую очередь следует сказать, что они позволяют уточнить некоторые подробности о печатании и непечатании произведений Сологуба в издательстве Соколова «Гриф». Это издательство было образовано в начале 1903 г., когда Брюсов записывал в дневнике: «Борьба за новое искусство. Сторонники были „Скорпионы“ и „Грифы“ (новое книгоиздательство). <…> С Грифами я познакомился так. Затеяли они издавать журнал <…> После они издали альманах „Гриф“ — серый и по обертке, и по содержанию»[479]. Подобно «Скорпиону», «Гриф» возникал как сугубо «идейное» издательство и даже литературный кружок[480], однако близкие к издательству лица ощущали, что «„Грифы“ — люди <…>, не имеющие столь определенного внутреннего пути, как, например, Брюсов, Балтрушайтис и т. д.»[481]. Тем не менее напряжение во взаимоотношениях между «Скорпионом» и «Грифом» на первых порах было весьма значительным, издатели и авторы были втянуты в острую борьбу. Сологуб, сколько мы можем судить, до поры до времени оставался от нее в стороне. В двух первых альманахах «Грифа» он не участвовал и тем самым остался вне скандала, разгоревшегося вокруг намерения Андрея Белого печататься во втором альманахе, изменив «Скорпиону»