[482]. В 1903–1904 годах Сологуб — постоянный автор первого и главного символистского издательства. Достаточно сказать, что именно там одна за другой выходят две его книги: в ноябре 1903 — «Собрание стихов. Книга III и IV», а летом 1904 — сборник рассказов «Жало смерти». Однако следует заметить, что незадолго до второго события он предлагал туда роман «Мелкий бес» и получил отрицательный ответ[483]. Таким образом, у него должно было сложиться впечатление, что в сношениях с главным издательством символистов необходимо сделать перерыв, и он обращается к Соколову. Как видно из первого письма, он предлагал несколько книг, но принята была только одна — «Книга сказок» (М., 1905; вышла в октябре 1904). С этого времени начинается регулярное сотрудничество Сологуба с «Грифом». Соколов быстро оценил значимость этого сотрудничества и печатал практически все, предлагавшееся Сологубом, если оно не вызывало цензурных затруднений. Главное, пожалуй, его упущение — тот же «Мелкий бес», доставшийся в итоге «Шиповнику», издание которого могло бы принести «Грифу» солидную выгоду. Но — не получилось.
В дальнейшем переговоры ведутся об участии Сологуба в третьем альманахе издательства, в «Золотом руне», в «Перевале», об издании сборника рассказов «Истлевающие личины». Соколов посвящает его в подробности литературных отношений, рассчитывает на его помощь в самых разнообразных своих начинаниях и планах. И постепенно становится ясно, что издатель все более и более подчиняется автору, готов идти практически на все условия, которые тот ставит. По самому тону и интонациям писем наглядно видно, как Сологуб превращается в одного из наиболее популярных русских писателей своего времени, тогда как Соколов явно разочаровывается в идее сделать свое издательство приносящим выгоду или хотя бы не вводящим в значительные расходы, а потому вынужден идти к наиболее коммерчески успешным авторам на поклон.
После прекращения «Перевала»[484] Соколов еще пытается создать нечто общественно значимое, но это у него плохо получается. Широко задуманное Бюро провинциальной прессы не дало предполагавшегося результата, деятельность в качестве одного из руководителей Московского Литературно-художественного кружка также не была вполне успешной. Вдобавок провалилась книга стихов Сергея Кречетова, вышедшая в 1907 году. Уже совсем на роль просителя в отношениях с Сологубом ему пришлось перейти в 1909. В начале этого года вторая жена Соколова становится актрисой киевского театра «Соловцов»: «…я приглашена (за то, что у меня есть литературные связи) играть в Киеве. Причем сказано: „Да внешность хорошая и туалеты“, и в результате даром»[485]. Роли были незначительные, часто совсем неинтересные, мало кто из театральных критиков ей симпатизировал, и для прорыва нужна была какая-то хорошая роль.
В это время Сологуб закончил пьесу по мотивам «Мелкого беса»[486], предназначая ее для московского театра К. Н. Незлобина, однако Соколову и киевскому театру удалось перехватить пьесу и быстро поставить. В итоге премьера состоялась 7 ноября 1909, Рындина играла Дарью Рутилову. Особенного успеха спектакль не имел, но зато внес серьезные изменения в судьбу Рындиной: из второстепенной актрисы киевского театра она вскорости стала исполнительницей той же роли Дарьи Рутиловой в спектакле театра К. Н. Незлобина, очень заметного в московской театральной жизни. Вероятно, именно этот момент следует считать началом ее блестящей карьеры сперва театральной, а затем и кинематографической актрисы, которая была прервана только событиями революции и Гражданской войны.
В начале 1910-х театральные новости занимают в публикуемых письмах едва ли не более значительное место, чем литературные. Это связано, конечно, еще и с тем, что Соколов становится театральным критиком, причем очень активным. Московский журнал «Рампа и жизнь» постоянно печатает его статьи, в основном посвященные театру Незлобина, но нередко — и Сологубу.
Казалось бы, после этого Соколов должен был бы еще почтительнее относиться к Сологубу, однако вышло совсем не так. У нас нет точных свидетельств, но похоже, что причиной тому стала довольно успешная деятельность Соколова в железнодорожных делах на высоких постах, явно приносившая и серьезные деньги. Окончательно закрепить их новые отношения (не случайно на рубеже 1909–1910 они переходят на «ты») помог оглушительный успех «Громокипящего кубка» Игоря-Северянина с предисловием Сологуба. Первый тираж вышел в Великом Посту 1913 года, а уже в 1915 был последний, седьмой[487]. Как бы ни относиться к творчеству поэта, введенного Соколовым и Сологубом в литературу, очевидно, что получился триумф, которым «Гриф» смог воспользоваться лишь отчасти из-за начавшейся войны и ухода своего основателя на фронт. И даже ссора Рындиной с Анастасией Чеботаревской, причиной которой, по словам самой Рындиной, послужило «их охлаждение, их недоверье и их глубокое убеждение в моей бездарности»[488], к чему добавился ее роман с Северяниным, не привела к окончательному разрыву, что случалось у Сологубов в других случаях достаточно часто.
Финальным аккордом переписки являются письма Соколова с фронта и из плена. События Мировой войны стали важными для многих и многих русских писателей. Сологуб по возрасту призыву уже давно не подлежал, корреспондентом на позиции он также не поехал, но проблемы, связанные с войной, стали частыми темами его публицистики и художественного творчества. И первая была едва ли не более существенна и интересна для русской литературы. Если рассказы и стихи военного времени вызывали в критике преимущественно скептическую реакцию, доходившую до издевательств[489], то публицистика его явно выделялась, вокруг нее шла полемика, и исследователи наших дней относятся к ней всерьез[490]. В отличие от военной продукции Сологуба книга Соколова «С железом в руках, с крестом в сердце: Записки офицера» (Пг., 1915) резонанса не вызвала, однако, как кажется, заслуживает внимания, поскольку являет собою редкий образец литературы, существующей синхронно с войной, написанной профессиональным литератором, не лишенным наблюдательности, владеющим словом, и в то же время передающим непосредственные впечатления фронта. В этом своем качестве она, пожалуй, может быть поставлена в один ряд с «Письмами прапорщика-артиллериста» Ф. Степуна и «Записками кавалериста» Н. Гумилева.
Некоторые подробности к ней добавляют письма Соколова к Сологубу и Чеботаревской, не проходившие военной цензуры. Не то чтобы автор их раскрывал нечто, объявленное военной тайной, но просто свобода повествования добавляла естественности его рассказам. Если когда-либо у этой книги появятся комментаторы, письма станут для них серьезным подспорьем. Сейчас же отметим, что они, как и вся последующая судьба С. А. Соколова, не дают возможности сомневаться в его ненаигранном патриотизме, столь решительно контрастирующем с тыловой обстановкой, многократно описанной во множестве текстов. Однако переписка вскоре угасла и в послеоктябрьскую эпоху уже не возобновилась, хотя возможности для того, несомненно, были.
Основной массив публикуемых писем хранится в Рукописном отделе Пушкинского Дома. Письма Соколова к Сологубу — Ф. 289. Оп. 3. № 636, к Чеботаревской — Ф. 289. Оп. 5. № 258; письма Рындиной к Сологубу — Ф. 289. Оп. 3. № 602, к Чеботаревской — Ф. 289. Оп. 5. № 636. Письма Соколова к Сологубу № 1, 2, 6, 14 и 15 хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства — РГАЛИ. Ф. 482. Оп. 1. Ед. хр. 426.
В письмах Соколова довольно часто начало или конец абзаца обозначаются, для экономии места, двумя косыми чертами. Мы не соблюдаем этой особенности, начиная каждый абзац с красной строки. Простое подчеркивание передается курсивом, двойное — полужирным курсивом.
Когда писатели перешли на «ты», это обращение Соколов писал сперва стабильно с прописной буквы, потом стал путать прописную и строчную. Этот разнобой, свидетельствующий о степени человеческой близости, мы сохраняем.
Приносим сердечную благодарность М. М. Павловой, всячески помогавшей при подготовке публикации.
В п е р в ы е: Федор Сологуб: Разыскания и материалы. М., 2016. С. 140–227.
Многоуважаемый Федор Кузьмич!
Отвечая на Ваше письмо, могу сообщить Вам, что «Гриф» с удовольствием готов издать одну из предложенных Вами книг, — именно — «Сборник сказок»[491]. Мы охотно издали бы и две книги, но на очереди у нас стоит уже целый ряд изданий, и тогда дело очень затянулось бы. Между тем книгу сказок мы можем выпустить осенью, — не позднее начала зимы, — даже, вернее, значительно раньше.
Что касается условий «Грифа», то они одинаковы для всех имеющихся там авторов. По каждому изданию ведется подробная отчетность. Из доходов от издания первоначально покрываются издержки по нем, а дальнейшие поступления, составляющие чистый доход, делятся между автором и «Грифом» пополам.
Если условия «Грифа» кажутся Вам подходящими, то присылайте Ваши сказки. Мои соображения о формате, обложке, продажной цене книги и прочих деталях издания я сообщу Вам тогда на обсуждение.
Одновременно с Вашей книгой ближайшими осенними изданиями будут: 1) Стихи А. Блока, 2) «Литургия Красоты» К. Бальмонта, 3) «Возврат» Андрея Белого и 4) «Ведьма» А. Миропольского[492]