[543], и сегодня же высылается в Петербург. Будьте добры, возьмите у Митюрникова (Литейный, 31) для себя 25 экз<емпляров>. Если понадобится больше, можно потом взять еще. Книга издана с таким расчетом, чтобы можно было продавать ее за 1 рубль. Это я сделал потому, что мне очень хочется, чтоб она не лежала и лучше расходилась. А достичь этого можно лишь одним способом — недорогой ценой.
Опоздала книга так сильно по следующим причинам. Она была в большей части набрана в той типографии, где печатался и «Перевал»[544], еще до типографской забастовки. Когда во время типогр<афского> локаута та типография проявила к «Перевалу» недостаточно внимательное отношение, отказавшись дать «Перевалу» готовый набор № для перевозки в другую типографию, и когда «Перевал» в виде кары за это был вынужден переменить типографию[545], — прежняя стала затягивать в отместку выпуск Вашей книги и вот дотянула до Пасхи.
В этом есть, впрочем, и одна хорошая сторона. Иначе ведь книга вышла бы одновременно с «Мелким Бесом»[546] и это уменьшило бы эффект.
Весьма жду обещанных «демонов поэтов», — вещь, которую тщетно анонсирую, но от Вас о ней ни слуху, ни духу.
Привет, дорогой Федор Кузьмич, жму Вашу руку.
Ваш
Изумляюсь, почему так слабо идут Ваши «Сказки» в издании «Грифа».
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Очень горюю по поводу Ваших трех огорчений. Не сердитесь, ради Бога. Я писал Вам, что делала со мной типография, где издавалась Ваша книга.
Чтоб успеть выпустить ее к Пасхе, потребовался миллион усилий и в последние дни перед выходом (на Страстной неделе) царила дьявольская спешка. Отсюда указанные Вами промахи.
Особенно смущают меня Ваши слова об опечатках: корректуру держал я сам, и очень тщательно: казалось бы, их не должно быть много.
Ожидаю начало «Демонов». Стихи и прежние и новые, разумеется, пойдут в начальных №№ лета. Тогда же и драма[547]. Я ее все время придерживал потому, что очень много накопилось материала из области Эроса и приходится проводить его не потоком, а отдельными «дозами».
Посылаю Вам мои стихи — «Алую Книгу»[548].
Жму Вашу руку.
Ваш всей душой
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Ждал Вашего нового адреса и, не узнав, решаюсь писать по старому.
Понимаю глубоко всю горечь и остроту Вашей утраты. Страшно и одиноко становится, когда умирает человек, с которым рядом проживешь долгие ряды лет[549].
И пустоты, — пролета, который внезапно получается в жизни, не заполнить ничем и никогда.
А ведь одновременно с этим перевернут и разрушен даже весь внешний уклад Вашей жизни, отняты даже привычные стены, в которых работалось и думалось[550].
Но, верится, жизнь не сломает Вас, с Вашей волей и силой духа.
Пишу о делах: «Русско-монгольскую сказочку»[551] получил, но с ней вышла неприятность. С неделю назад в «Перевале» был ночью обыск, при коем было взято несколько рукописей, — и в том числе Ваша.
Все мои хлопоты о возвращении их и вообще о выяснении дела оказались бесплодными.
Приходится тревожить Вас просьбой восстановить вещь по черновику и прислать вторично[552].
В последних числах июля выйдет двойной №, где будет Ваша драма[553].
Очень грущу, что не прислали продолжения «Демонов». Надеюсь, пришлете к августу[554].
Жму руку от души
любящий искренно
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Сообщаю Вам желаемые подробности о «Руне». Там была напечатана статья Вольфинга «Борис Бугаев против музыки»[555]. Находя, что автор допустил в ней некоторые неверные освещения, притом личного характера, Белый послал в «Руно» опровержение, в форме письма в редакцию, на обычных началах, как на это дает право Цензурный Устав.
«Руно» объявило Белому, что оно напечатает опровержение лишь при том условии, что он вернется в число его сотрудников[556]. Белый, находя, что это попытка учинить над ним насилие, опубликовал всю историю в газетах[557]. Стороны обменялись двукратными ответами[558]. Тут уж пошла со стороны «Руна» какая-то непозволительная муть[559] «Руно» в своих письмах, придравшись к каким-то совершенно невинным строкам Белого в ненапечатанном опровержении (оно, кстати, будет в № 10 «Перевала»[560]) стало подмигивать что-то о «сыске»[561]. В результате ушла возмущенная «Руном» масса народу с Брюсовым, Мережковским и Гиппиус во главе[562].
Здесь очень ждут, как поступят петербуржцы[563].
«Руно» вообще хиреет. Номера опаздывают, ибо Рябуш<инский> запутался денежно, не платит типографии, проживает последнее[564].
Вот и все.
Жму руку.
Вас любящий
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Весьма убедительно прошу Вас не забыть, что Вы обещали «Перевалу» для 12 № (октябрь) рассказ. Пришлите таковой, — умоляю, — хотя бы и не очень большой[565].
«Демоны поэтов» пойдут тоже в октябре. В сентябре место запружено огромными продолжениями Минского и Борового[566]. В этом № (11) пойдут Ваши стихи[567].
Жму руку. Надежды «Перевала» расцветают[568].
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Помните, я писал Вам, что Ваша русско-монгольская сказочка «А третий — дурак» захвачена при обыске. Неисповедимыми путями она нашлась при разборке бумаг, перепутанных во время обыска. Мне смутно помнится, что за это время она уже была где-то напечатана. Если это не так, мы напечатаем ее в № 12. Очень прошу, ответьте теперь же[569].
Подыскиваем нового издателя для «Перевала». Еще не решено дело, но шансы есть сильные[570].
Ваш всегда
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Некоторые из редакций провинциальных газет обратились к нам с просьбою помочь им в привлечении к их изданиям столичных литературных сил.
Усматривая в этом признаки общего нарастания в провинции интереса к литературе, мы организуем и с 1-го декабря этого года начинаем дело систематического снабжения литературным материалом прогрессивных органов провинциальной печати.
Думаем, что дело это не может не заинтересовать Вас, так как, направляя в провинциальные издания произведения наших сотрудников, мы создаем им совершенно новую аудиторию с сотнями тысяч читателей, и для каждого писателя открываются широкие перспективы идейной и литературной пропаганды.
Кроме того, если предприятие наше разовьется до размеров, на которые мы надеемся, то у нас явится возможность и значительно повысить существующие в России писательские гонорары.
Механизм нашего предприятия следующий: каждое литературное произведение, принятое редакцией, воспроизводится при помощи одного из размножительных аппаратов, рассылается провинциальным газетам, вошедшим с нами в соглашение (одной в каждом городе), и приблизительно одновременно воспроизводится на страницах этих газет[571]) Каждая газета платит нам очень незначительный, вполне доступный самому скромному газетному бюджету, построчный гонорар (около 1 ½ коп.), мы же, черпая средства из целого ряда этих копеечных построчных плат за одну и ту же вещь, получаем возможность предложить Вам гонорар в размере 35 коп. за среднюю газетную строку беллетристики в 35 печатных знаков (т. е. приблизительно