Центральная по объему часть — письма из Берлина 1922–1933 гг. О начале своего пребывания там Кречетов вспоминал: «Весною 22 года переехал на жительство в Германию (Берлин). Там сделался редактором и автономным руководителем <…> Национального Издательства „Медный Всадник“. <…> В тот же германский период жизни имел честь лично познакомиться с ген. П. Н. Врангелем и пользоваться его расположением и доверием. Ряд лет состоит в правлениях „Офицерского Союза“ (Берлин), и „Союза Русских Журналистов и Литераторов в Германии“. В последнем три последние года является вице-председателем. За время эмиграции выпустил еще книгу стихов „Железный перстень“ (К-во „Медный всадник“) и время от времени сотрудничал в различных заруб<ежных> изданиях»[826].
Эти письма интересны довольно подробными рассказами о деятельности берлинских издательств и изданий, увиденными с неординарной точки зрения. Кречетов в это время принадлежит к наиболее непримиримым противникам любого советизанства, даже малого сотрудничества с теми органами печати, которые можно заподозрить в симпатиях к большевикам, он не желает поддерживать знакомства даже со своими близкими друзьями прежних лет, мало того — с первой женой, которой не переставал помогать довольно долгое время. История «Веретена» и его издателей, деятельность издательства Е. Гутнова раскрываются перед нами с не очень прежде известных сторон. И, конечно, в первую очередь речь должна идти об издательстве «Медный всадник», о его планах и реалиях существования, что несколько дополняет его историю, обстоятельно описанную П. Н. Базановым[827]. Особенно существенна здесь история отношения Бунина к творчеству П. Н. Краснова. Впрочем, об этом мы уже имели возможность сказать ранее, поэтому лишь кратко напомним вывод: Бунин решительно отказывается хвалить генеральскую прозу. Публикуемые письма свидетельствуют о том, что, по крайней мере в 1920–1930-х, Бунин совсем не был склонен как бы то ни было отзываться о романах Краснова, несмотря на собственные обещания и настоятельные просьбы Кречетова. Нельзя исключить, что семилетний перерыв в переписке был связан именно с обидой Кречетова на это нежелание.
Особенно горькой она должна была быть потому, что и «Медный всадник», и П. Н. Краснов были теснейшим образом связаны с деятельностью Братства Русской Правды, таинственной организации, ведшей, если верить многим описаниям, не только активную, но и чрезвычайно существенную работу по организации народного сопротивления в СССР. Кречетов стоял у ее истоков, был «Братом № 1», и не случайно герой Братства носил подозрительное имя атаман Кречет.
Как кажется, письма Кречетова будут небесполезны в том потоке литературы, который создался вокруг БРП. В последнее время возобладала точка зрения, что Братство объединяло лучшие силы русской эмиграции, готовые бороться с большевиками любыми возможными способами. Вот типичный пример: «Братство также имело свои собственные террористические школы, рядом с которыми отдыхали примитивные лагеря Аль-Каиды. Кадры диверсантов-террористов обучались в лагерях всему, от рукопашного боя до изготовления ядов. Помимо прямой задачи ликвидации коммунистов, члены БРП несли в СССР антисоветские листовки с подстрекательствами к погромам, публиковали адреса и имена коммунистических деятелей с призывали к убийствам. Местное население содействовало Братству, случаи доносов на братьев были очень редки. Слишком ненавистны были обывателю еврей-комиссар и латыш из продотряда, к тому же основные лозунги Братства были простыми и понятными для народа»[828].
Вполне одобрительно относится к деятельности Братства и историк православия, чья институция обозначена как Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет: «…нас интересует деятельность и идеология братства в первую очередь с духовной стороны. Как терроризм сочетался у них с православной верой, каковы были отношения у братства с Церковью и духовенством, какое значение члены братства отводили вере и Церкви в своих программных документах и практической работе. Даже во внешней символике братство всячески подчеркивало свою приверженность православию. Его эмблемой служил восьмиконечный православный крест с надписью „Господи, спаси Россию“. Среди лозунгов был: „Не людям служим, а Богу и Родине служим“. Среди задач будущего общерусского правительства первым называлось „первенство и свобода Православной веры, без всякого, однако, утеснения и при полной свободе для всех прочих религий, верующих в Бога добра“ [2, папка 2]. В совершенно секретном приказе Братству русской правды на Дальнем Востоке от 3-го сентября 1934 г. четко говорилось, что вся деятельность БРП должна протекать под благословением Св. Церкви Христовой [Там же]. Из 10 русских братских заповедей 2-я гласила: „Храни русскую христианскую веру, как ты ее принял от отцов. Не верь никому, кто будет звать тебя именем веры примириться с антихристовой властью комиссаров. Нет мира между Христом и сатаною“ [4, 4]. Вот это очень важный момент. Их противники — слуги сатаны. <…> Если к православному духовенству братство относилось с пониманием и сочувствием и призывало население слушаться его и всячески ему помогать, то совсем другое отношение было к духовенству обновленческому. Упоминавшиеся выше братские способы предписывали его физическое уничтожение: „’Красных попов’, проповедующих за комиссарскую власть, суй головой в колодец“ [19, 4]»[829].
Среди серьезных историков, изучавших и изучающих деятельность Братства, нет единства относительно размаха и общего значения его реальной деятельности. П. Н. Базанов, стремящийся старательно отделять легенды от фактов, в заключение своей книги говорит: «…для русской зарубежной организации и 100 членов — это много, а уж 1000 сторонников — это просто массовая, огромная общеэмигрантская сила»[830]. В противоположность ему О. В. Будницкий в первопроходческой статье доказывал (присоединяясь к мнению одного из высших «братьев» А. В. Амфитеатрова, в конце концов отказавшегося от своей веры), что все сводки о деятельности Братства внутри СССР основываются на вымыслах Кречетова[831]. Но в любом случае деятельность Кречетова оказывается одним из самых противоречивых моментов, определяющих историю этого Братства.
В кратком виде ее можно изложить так. Сначала рассказ самого Кречетова: «…в истории нашего дела есть две фазы. Когда оно возникло летом 22 года, то первые два года оно было лишь чисто пропагандным начинанием на Россию, ведомым очень небольшой группой, где на одних ложилась литерат.[урная] часть, на других — техника распространения. В той фазе это дело, ведомое на месте его выполнения автономно, финансировалось из высших „белых“ наших источников. После двух первых лет оно было прекращено „за сокращением бюджета“. <…> После 4-месячного перерыва в дело вступила новая группа, <…> поставившая себе целью <…> развернуть из накопившегося людского „сочувственного“ материала уже настоящую организацию не только с пропагандными, но и с активистскими целями»[832]. В 1927 г., после широкой полемики на страницах эмигрантской печати, «публично в поддержку БРП высказались митрополит Антоний (Храповицкий), генералы П. Н. Краснов и Д. Л. Хорват, странно выглядевший в подобной компании В. Л. Бурцев, лидер правых кругов русской эмиграции в Югославии С. Н. Палеолог, литератор А. В. Амфитеатров, „полупризнал“ в конечном счете БРП генерал П. Н. Врангель»[833]. На волне такого успеха и получив в свое распоряжение значительные средства, Кречетов продержался до 1932 г., когда скандал с секретарем Братства Кольбергом заставил его постепенно отойти от дела.
Как кажется, два письма Кречетова к Бунину с изложением его позиции начала 1930-х гг. дают некоторые дополнительные штрихи к истории завершения деятельности Братства Русской правды, и тем самым представляют немалый интерес.
История литературных и теснейшим образом с ними связанных политических предприятий С. А. Соколова, отразившаяся в его письмах к И. А. Бунину, дает основания говорить, что даже для деятелей русского модернизма, так часто представляемых в виде представителей «искусства для искусства», две столь различные сферы деятельности вовсе не выглядели отделенными непроходимыми границами. И в то же время вряд ли можно согласиться с тем, что говорил П. Н. Базанов в радиоинтервью: «В то же время, поймите, Соколов-Кречетов и его современники — это наследники нашего модерна. Мы живем в постмодерне, поэтому нам очень хорошо понять людей постмодерна. Для того, чтобы что-то делать, больше людей не делают, сколько кричат, что они делают. Реально ничего не происходит, но мы устраиваем такие пиар-компании по поводу того, что должно быть»[834]. Присоединяясь к оценкам пиара нынешнего дня, невозможно признать, что в эпоху, условно говоря, модернизма доминировала такая же стратегия.
Письма публикуются по оригиналам, хранящимся в Русском архиве в Лидсе: RAL. MS. 1066/3364–3382, и в РГАЛИ: Ф. 44. Оп. 2. Ед. хр. 120 (письмо 18). Мы сохраняем некоторые представляющиеся характерными особенности правописания. Приносим искреннюю благодарность за всевозможную помощь хранителю архива в Лидсе Р. Дэвису, а также Фонду Михаила Прохорова, грант которого сделал возможным работу в английском архиве. Насколько известно автору публикации, обладателей права интеллектуальной собственности на тексты С. А. Соколова не существует. Если паче чаяния они все же обнаружатся, то приносим им свои извинения и обещаем приложить все силы для исправления ситуации.